«Чёрный ворон», заехавший боком в наш уютный переулок и стоящий прямо у дверей, оказался большим джипом с затемнёнными окнами, дверца подле водителя зазывно приоткрывалась, и если бы я знала меньше, то перепугалась бы насмерть. Вова оказался прав, зрелище впечатляло самым незавидным образом.

– Здравствуйте, Кирилл, – объявила я, забираясь в кузов, точнее, на место рядом с адъютантом в штатском вместо водителя. – Какова погода? Ну просто как в Исландии, кругом ноль градусов!

– Вы там бывали? – осведомился плечистый Кирилл, с воображением у них всех было туговато, сказанное понималось почти буквально.

– Пока нет, но надеюсь, – ответила я в рамках небрежной дорожной беседы. – Можно даже сейчас, никакой разницы, и одета по сезону.

– Планируете? – вежливо спросил Кирилл, тем временем экспертно выворачивая из узкого извилистого переулка на проезжую улицу.

– Это как получится, – я продолжала в том же духе. – Хотя, говорят, в домах там всегда тепло, они приспособили гейзеры для подачи горячей воды и отопления, им Черчилль посоветовал.

– Везде побывал, вот вредный старикашка! – в рамках светской беседы произнёс водитель. – А, чёрт ему в рыло!

– Нет, Кирилл, так нельзя, даже о давно усопших военных союзниках! – мягко поправила я, держась за сиденье, очень уж лихо парень вывернул. – Тем более, что.

– Да я не ему сказал чертей! – бодро оправдался Кирилл. – Вон тому козлу, он нас чуть не подрезал, вы уж с дедулей меня извините!

– Охотно, – согласилась я. – Понимаю, как тяжело кататься по старому центру, легче пешком дойти.

– Кто бы так уродовался, если бы можно! – с сердцем сообщил Кирилл. – Ну вот и приехали, только бы фура пропустила без очереди.

– Теперь у вас здесь фура, – заметила я, озирая упомянутое сооружение. – Очень изобретательно, её просто так не минуешь.

– Дурацкое изобретение, – сообщил Кирилл, тем временем пытаясь причалить между фурой и малым пятачком тротуара, перед носом машины, она налаживалась туда же. – Только служебные отношения рвутся напрочь, теперь он будет дуться неделю.

– При дорожных работах вы подъезжали по кругу, как коровы к дойке, – догадалась я, но ненароком обидела парня.

– Ну уж и коровы! Вы тоже скажете, – укорил он, но между делом пристроился у кромки, так что мышь не проскочила бы. – Открываю, слезайте аккуратно, там прямиком и налево, помните?

– Спасибо, Кирилл, что мигом довезли, я всё помню, – отозвалась я, незаметно задирая юбку перед спуском, чтобы не явиться к генералу в стиле «юбку новую порвали». – И выйду сама, как в прошлый раз. До свидания.

– Ага, счастливо, – попрощался Кирилл и мигом забыл обо мне, стараясь сдвинуться с места в пространстве между фурой и кромкой тротуара.

Известно, что «повторение – мать учения», на сей раз я освоила входную процедуру без запинки, невзирая на полосу препятствий. От кого и в каких целях Петрович-старший тщательно скрывал расположение своей конторы в центре столицы, я сказать не могу (не спрашивала и даже не пыталась догадаться), но сделано было на совесть и с немалой изобретательностью. Врата, ведущие в генеральское святилище, маскировались в старинном уютном переулке самым достойным образом. Со стороны улицы двери угадывались, но были недоступны по принципу «хоть видит око, да зуб неймёт». Сначала потому, что на участке прямо перед ними раньше велись дорожные работы с кучами мусора и указателями, теперь стационарно располагалась длинная фура. Чтобы приблизиться к легко просматриваемой двери в одном из зданий, следовало остановить экипаж в четко условленной точке и высадить пассажира сложным манером, чтобы он мог протиснуться и встать перед стеклянной вертушкой, за которой смутно угадывалось нечто вроде скромной конторки, где кроме прочего торговали открытками на стендах.

С улицы попасть к дверям не было никакой возможности, разнообразные преграды, время от времени меняясь, заступали путь и заставляли прохожих идти в обход, что они делали, сетуя на неразумие муниципальных властей. В этом сезоне прямо на тротуаре красовалась фура со сложной надписью «Городские очистные сооружения». Я вовсе не исключала возможности, что там несла стражу невидимая миру охрана с электронными устройствами.

Вступив на железный мостик, идущий от колёс, я перебралась на асфальт перед вертушкой и подождала пять секунд, после чего сделала вид, что толкаю створку, она поехала внутрь сама, медленно открывая скользящее пространство, куда я вошла и двинулась, подгоняемая другой створкой.

Прошу заметить, что постороннее лицо, окажись оно неким чудом перед стеклянным подъездом, могло ждать и толкать до морковкиного заговения, ему бы ничего не открылось. Только по заявке от водителя служебного авто, который знал, кого привёз.

Оказавшись внутри первого этапа, я не стала терять времени на оглядывание стендов с печатными материалами, которые выявлялись вовсе не открытками, а некими рекламными буклетами. Бог с ними и с тем, что скрывалось за стендами. Моей целью была высокая стеклянная дверь слева от входа, окаймлённая массивной рамой из тусклого металла. Вблизи окааазалось, как и раньше, что рама выходит далеко из стены и снизу подстилается железным поддоном с множеством дырочек.

Встав на негостеприимный коврик, я мило улыбнулась в пространство, хотя не имела понятия, кто и как за мной наблюдает. Вполне возможно, что посетителей просвечивали для изучения внутреннего содержимого, и я надеялась, что никто не высмотрел карточку в кармане.

После небольшой паузы и мелкого звоночка (телефон или застежка на верхнем исподнем) стекло медленно поехало внутрь, рама осталась на месте, и я туда шагнула. По второму разу я не удивилась, оказавшись почти на улице, точнее, в застеклённом переходе с зеленым ковриком под ногами. Прозрачный туннель располагался примерно между первым и вторым этажами, поэтому я пошла в окружении верхушек кустов и нижних ветвей, как в вывернутой наизнанку оранжерее. В прошлый раз, зимой, впечатление было неожиданным и странным, я шла почти по воздуху, внизу лежали нетронутые сугробы, ко мне тянулись голые озябшие стебли и ветки, укутанные снежной ватой, только ёлочных игрушек не хватало.

Однако вспоминать зимние или осваивать летние впечатления долго не пришлось, туннель вскоре закончился и упёрся в частичную беседку, вернее, в небольшую её часть, где показалась дверь, оплетённая деревом и опять открылась без звука, когда я перед ней постояла. Наученная опытом, я не запаниковала, оказавшись почти в полной тьме (в отличие от прошлого раза) и опять чуть-чуть подождала, пока темнота рассеялась до сумеречной освещённости, и в отдалении показались цветные огоньки, почти сразу образовавшие большой тревожный цветок, красный на синем фоне и зелёном стебле с толстыми листьями. Вновь выяснилось, что я стою на площадке верхнего этажа, в отдалении по ходу зияет неосвещенная дверь, а сбоку светится витражное окно со стилизованной алой лилией на густом фоне темнеющих небес.

В прошлый раз я отчасти растерялась и, смущенная странным цветком, проследовала вниз, где нашла полированную скамейку в алькове у входных дверей и рядом, вместо квартиры – странные ворота из металла, куда я почти зашла, не вполне осознавая, где и зачем я нахожусь. Точнее, я бы зашла безусловно, не откройся одна из створок на четверть. Оттуда вышел огромный парень, изобразил приветливую улыбку и заверил, что мне полагается выше этажом, туда, где светится окно с цветком. И показал рукой, видимо, на лице гостьи читалась полная оторопь. Далее, полагая, что урок усвоен, выходец из железного бункера сообщил, что отсюда я буду выходить, как закончу дела, и вновь указал на немытые стеклянные двери около скамейки. Мне откроют, он заверил, если не сразу, на то скамья и стоит, привет горячий.

Отлично помня давно данные инструкции (отчего-то припомнилось или показалось, что тогда на инструкторе из бункера я увидела или сочинила тельняшку и между делом назвала его Мичманом), я не стала спускаться, прошла через площадку мимо багровой лилии, оказалась перед дверью и смело повернула тускло обозначенную фигурную ручку.