Глава пятая
1. «И всюду страсти роковые и от судеб защиты нет…
(цитата из поэмы «Цыганы» А.С.Пушкина. Жанр – дамский романс.)
Заявка № 2
…Незадолго до семнадцатого дня рождения Лариса Златопольская совершила первую попытку самоубийства. Ничего в жизни семьи Златопольских не предвещало неожиданного оборота событий.
Напротив, семья готовилась к свадьбе старшей сестры Марины, торжество намечалось через две недели. Все, включая Ларису, были погружены в приятные хлопоты касательно туалета невесты и банкета в хорошем ресторане. Жених Марины, Всеволод, давно был своим человеком в доме, семья успела оценить его достоинства: инженер, умница, восходящее светило по своей технической части, почти готовый кандидат наук и наконец просто красавец. Последнее очень импонировало Ларисе, она с радостью приняла будущего родственника и помогала Марине в свадебных приготовлениях, в частности сделала изумительный венец из шелковых цветов флёрдоранжа, на который крепилась воздушная фата невесты.
И вот практически накануне свадьбы, когда никто ни о чём ином не думал, однажды поздним вечером Лариса заперлась в ванной комнате и оставалась там непозволительно долго, пока девочки не хватились или пока не потребовалось помещение. Когда дверь взломали, обнаружили, что Лариса полулежит на ларе с грязным бельём, прислонившись к стене, а с её рук в раковину текут тёмные венозные струи. Прибывшая «скорая» отвезла девочку в больницу, точнее, в недавно образованное отделение суицида при одной дальней клинике, мать поехала в той же машине и вернулась наутро в состоянии потрясения.
Врачи заверили, что жизнь дочери вне опасности, оставили девочку на профилактику и на прощание имели с мамашей неприятный разговор. Глава отделения, пожилая докторша наук, специалистка по тяжкому предмету суицида, побеседовала с очнувшейся Ларисой и изложила матери претензии. Не от дочкиного имени, та о родителях не думала ни в каком аспекте, ей они были до фонаря. Докторша наук объяснила матери, что подростковый суицид практически всегда вызывается семейными проблемами, а если мать ничего не замечала, то тем больше её вина и преступное невнимание к младшей дочери. Той потребовалась, как толковала врачиха Лидия Тимофеевна, совершить суицидную попытку, правда несерьёзную, заранее обречённую на неудачу, чтобы привлечь внимание к своим проблемам.
Неужели мамаша не знает, толковала докторша после недолгой беседы с Ларисой, что девочка чувствует себя чужой в семье и почти отверженной после того, как нянька, единственный человек, привязанный к ней, была уволена без объяснений? Что в течении этих лет Лариса ощущала себя одинокой, что никто не вникал в трудности подросткового периода? Что все были заняты собой, карьерой, теперь замужеством старшей сестры, которую любят гораздо больше, только потому, что она подстроилась под родителей и живёт по их канонам? А Лариса не захотела, поэтому в семье стала боком.
Что касается главных опасений матери, она может не волноваться, реальных причин для попытки самоубийства у девочки не было, поводом послужил сущий пустяк, как часто бывает с подростками. Лучше не спрашивать, но если Лариса поделится, то ни в коем случае не следует удивляться или порицать дочку. Её психика сейчас пребывает в хрупком состоянии, но докторша намерена заняться Ларой.
Лариса пробыла в больнице неделю, вернулась тихая и задумчивая. Через несколько дней, накануне свадьбы, поделилась с матерью и сестрой, в состоянии сердечной боли поведала, что за причина довела её до желания расстаться с жизнью. Родные испытали следующее потрясение, однако по настоянию докторши сделали вид, что понимают и сочувствуют.
Нестерпимую обиду, как оказалось, Ларисе нанесла Кривая Моника, недавно вернувшаяся в отечество и прежнюю школу. В дальней стране пребывания Юля Белоусова прожила с родителями много лет, училась в международном лицее, овладела французским языком в совершенстве и добровольно приняла имя «Моник» взамен архаичной «Жюли», с которой не согласились подружки, они также признали, что Моник звучит лучше и отлично подходит стильной русской девушке. Отчего Юля предпочла обидную кличку в качестве нового имени, никто не знает, объяснить, наверное, смогла бы докторша Лидия Тимофеевна, но её никто не спросил.
Итак Юля вернулась с триумфом под именем Моник, в довершение к тому с почти сложившейся карьерой. В лицее она проявила незаурядные способности к рисованию и основала на школьном уровне мастерскую по дизайну модной одежды, имела успех, дошедший до бывшей метрополии. На каком-то конкурсе в Париже(!) рисунки и модели Моник Белюз заняли энное место и получили поощрительный приз, а сама Юля – приглашение на дальнейшую учёбу в город Лион, славный текстильными традициями. В недалёком будущем Юля-Моник, собиралась поступать в текстильный институт в Москве, после чего ехать по обмену в Лион.
Стоит ли говорить, что успехи давней соперницы стали Ларисе поперёк души, наверное, не стоит. Однако последняя капля пролилась в душу Лары неожиданно и переполнила чашу горечи. Одним пасмурным утром класс вызвали на медицинскую диспансеризацию для составления карты 286, которая требовалась для поступления в высшие учебные заведения. Девочек собрали в отдельное помещение, попросили раздеться до пояса и пустили по врачебному конвейеру для осмотра. И вот, сидя у стола, где мерили кровяное давление, Лариса поймала на себе любопытный взгляд Юли-Моник. И не просто на себе.
Наряду с многими достоинствами внешности (она выросла красивой девушкой) Лара имела и тщательно прятала реальный недостаток. Грудь у неё осталась, мало того, что недоразвитой, но застыла в форме смешных рожек. Зрелище не радовало глаз и очень расстраивало обладательницу. Хотя родные уверяли, что со временем всё образуется, однако…
Однако на тот момент дефект оказался на виду и привлёк внимание Юли, которая, как нарочно, могла похвастаться практически идеальным бюстом. И вот, Юля-Моник глянула на Ларису, невольно опустила глаза для сравнения, затем на её подвижном лице выразилось изумление, мол, «неужели бывает такое?» И ничего более, однако для Ларисы оказалось достаточным.
Она ощутила себя уродцем на ярмарке, объектом нестерпимого глумления, причём со стороны той самой Кривой Моники, которая. Юля Белоусова, надо думать, глянула и забыла, но Лариса с того мига стала испытывать душевные страдания, вскоре доведшие девочку до нежелания жить дальше. Под занавес Лариса объяснила, что доктор Лидия Тимофеевна пообещала заняться её гормональным балансом и помочь исправить грудь всеми возможными способами, так что будущее не совсем безнадёжно.
Мать с сестрой не стали ни порицать, ни смеяться, напротив рассыпались в сочувствии и пообещали себе заняться душевным балансом Ларочки в первый незанятый момент. Обе поняли (с посторонней помощью), что преступление Юли-Моник не идёт в сравнение с тем, что они обе оказались не в курсе внутренней жизни Ларисы. Невнимание близких чуть было не привело к непоправимому, хотя врачиха имела мнение, что попытка суицида была задумана скорее в целях привлечь внимание и напугать. Хотя кто знает? Если бы они прождали дольше или дома никого не случилось…
Покамест Лариса получила первый ощутимый дивиденд, старинное кольцо с пламенно-розовым турмалином. Двоюродная бабушка Маня, тётка матери намеревалась сделать подарок к свадьбе старшей племяннице, однако мать и сестра уговорили переадресовать турмалин. Изделие итальянского мастера насчитывало сотню лет, заключалось в дорогую оправу и носило семейное название «Пламенный ангел», почти В. Брюсову. В рамке витого золота сидел гравированный камень с насыщенным переходом цветов, являвший женское лицо в вихре взметнувшихся кудрей, бесспорный модерн конца прошлого века.
(Автор видел изделие воочию, очень заметная штучка, хотя не совсем бесспорного вкуса. Пришла на ум подзабытая цитата из романа «12 стульев», гласящая, что тёща Воробьянинова видела во сне «золотую девушку, распущенную», там имелось в виду, что с распущенными волосами. Так вот распущенная девушка из турмалина в золотой оправе довольно-таки странно украшала женский палец, смотрелась, как трофей охотника за головами и явно мешала движению пальцев)