И вот к истечению второй недели скопился обширный электронные и аудиоматериалы, которые я могла осваивать на доброе здоровье. Что я и делала, приспособив конфискованный мобильник и плеер мелкого Мики, тоже отчасти конфискованный. Ему, то бишь мелкому, я не разрешала совать всякую ерунду в уши и не дала машинку с собой в Крым, зная, что мама не соблюдёт запрета. Но сама активно нарушала, переписала информацию, доставшуюся дорогой ценой, и слушала по ходу любого дела, в дороге и на прогулках по стадиону перед сном.

Чуть позднее, но в рамках двух недель, я опомнилась и приобрела новейшее аудио-компьютерное снаряжение, переписала вновь, сняла копии с копий, перемешала и опять стала смотреть и слушать. Таким сложным образом, разрозненная повесть о жизни и смерти Ларисы Златопольской сопровождала дни и вечера, разве что не снилась по ночам.

Через какое-то время результат нестандартных усилий начал проявляться, далее уложился в очень странную форму – литературную, точнее, издательскую. Я просто не знала, что делать с добытым знанием, но по некотором размышлении решила выстроить материал по знакомым параметрам. Далее презентовать заинтересованным сторонам. Всем, кроме друга Вали, его я оставляла в контрольной группе.

В принципе у меня сочинился роман под условным названием «Жизнь и смерть бедной Лары». Задуманное произведение объясняло завихрения в психике и неординарные мотивировки покойной Ларисы Златопольской. Это должно было очистить Валентина от абсурдных обвинений, отвести от него ответственность и подозрения. Однако я отлично понимала, что если я возьмусь писать обширное произведение, то во-первых, к сроку не поспею, а во-вторых, никто читать не станет. Даже в прискорбном состоянии души я понимала, что беллетрист из меня получится слабый, ничем не лучше тех, кто пишет массовую продукцию, ныне заполняющую прилавки. Такого рода чтение, оно на любителя, и нет надежды, что кто-то из братьев Петровичей соблазнится моим изделием. Однако.

Однако я проработала с разными издательствами множество лет и кое-каких знаний поднабралась. Например, находилась в курсе, что существует процедура заявок. Это когда автор с некоторым именем и минимальным авторитетом (если известно, что полную бредятину он вряд ли напишет) представляет в издательский дом не собственно роман, который покамест не сочинился, а развернутую заявку, в которой указаны времена, действующие лица, обозначен сюжет, и картина будущего произведения просматривается. После чего, а именно после того, как редактор знакомится, заявка несётся к руководству на предмет утверждения и заключения договора. После чего автору выплачивается аванс, чтобы он писал спокойно по указанному плану.

На реальный роман у меня не достало времени и творческих сил, и я решила, что брат Петрович-старший обойдётся заявкой, но чтобы подсластить пилюлю невольному читателю, я разделила материал на три части в разных жанрах на выбор, хоть один-то должен угодить! Имея в виду старшего из братьев Петровичей, генерала с добротными вкусами, я выбрала ходовые жанры для заявок: психопатологический триллер, дамский романс и классический детектив.

Если бы пришлось позиционировать заявку на вкус младшего Петровича, то бишь друга Паши, то ничего подобного не вышло из под пера никогда. Я бы с ходу села в лужу, поскольку Паша предпочитает литературу более изысканного плана. Однако благосклонные силы унесли Пашу в город Страсбург, где он намеревался провести изрядное количество времени во множественных заседаниях, что оказалось весьма на руку нам с романом о бедной Ларе в трёх частях.

Старшего брата Криворучко, генерала строгого, однако не столь хитроумного, я надеялась заполучить в читатели мытьём и катаньем. На предмет чего я заперлась на несколько суток в конторе наедине с компьютером, запретила себя беспокоить кроме как на пожар, разложила добытые знания во всех формах и села сочинять.

Нельзя не заметить, что в процессе я активно пожалела авторов и поняла, что им не сладко живётся, хотя редакторский опыт воспитал несколько иное отношение к пишущей братии. Не спорю, мне случалось иногда работать над заявками, править и предлагать решения, но оказалось, что сочинять с нуля – совершенно иное занятие. Тем не менее я старалась, поминая всеми неладными словами беллетристику в целом и собственный недостаточный опыт в частности. Разумеется, для маскировки я назвала заявки отчетом в вольной форме и сделала дополнения в виде избранных мест из рассказов, иначе генерал не смог бы оценить творческий полёт мысли. У них в сферах главенствует лозунг: доверяй, но проверяй, как не забыл в своё время сказать по-русски Рональд Рейган. Вслед за последним я периодически произносила фразу с гротескным английским акцентом, далее, отыскав, подкладывала к своим опусам цитату из флэшки со звуком.

Итак…

Во времена послевоенного голода в деревне Тюрюки Н-ского уезда произошло страшное преступление. Молодой человек, некто Виктор Курицын был зверски убит накануне собственной свадьбы, труп нашли в снегу за ригой, голова несчастного была расколота топором. Потрясённые селяне кинулись к властям, и следствие выявило виновника зверского преступления. Убийцей оказался брат невесты Курицына, он польстился на меховую шапку будущего родича и в порыве неразумной алчности оставил сестру невестой-вдовой, а своих детей почти сиротами.

Фёдор Зотов, так звали убийцу, вдобавок ко всему, привлёк к соучастию жену Антонину, с её помощью оттащил труп подальше от дома и забросил за сараи, в надежде, что пострадавшего не сразу хватятся, в целом надеясь на авось, который не сработал.

Однако Антонину вместе с ним отвезли в посёлок и стали готовить к суду, как соучастницу убийства или за недонесение. Их дети, Анна восьми и Анатолий трёх лет остались одни в нетопленой избе, с минимальным запасом провизии и неухоженной скотиной. Никто в деревне не пожелал присматривать за детьми преступной пары, сестра Фёдора, овдовевшая невеста – менее всех остальных. Её можно было понять, после войны парни в деревне были наперечёт, брат лишил её не только жениха, но и возможности замужества, шанс был невелик.

Дети Фёдора и Антонины бедовали одни, основная доля страданий досталась восьмилетней Нюре, ей пришлось срочно освоить суровый курс выживания в послевоенной деревне и присматривать за маленьким братом. Каким-что чудом детишки продержались месяц, но за это время Фёдор Зотов осознал, что наделал и к чему привёл собственную семью. За осознанием пришло, увы, не раскаяние, но практическое соображение, которое спасло семью, хотя отяготило участь убийцы. Фёдор Зотов сделал заявление, что он заставил жену помогать и хранить молчание не только супружеским авторитетом, что отнюдь не смягчало её ответственности, а применил угрозу физической расправы, то есть пообещал, что убьёт в случае неповиновения. Вполне возможно, что такой юридический ход был подсказан кем-то из доброжелателей, но это не важно.

Главное, что при таком раскладе Антонина перестала быть соучастницей и сделалась потерпевшей, вследствие чего её долго или коротко, но отпустили домой к оголодавшим, настрадавшимся детям. Восьмилетняя Нюра, ухитрившаяся спасти себя и брата, пострадала больше всех, не считая тяжкой моральной травмы, она получила физическое увечье. От беспрестанных горьких слёз в течение месяца на глазу у девочки образовалось бельмо, впоследствии оно разрослось и закрыло глаз почти целиком. Мать Антонина не сразу заметила, потом ей было не до того, далее все смирились с тем, что Нюра окривела.

Глава семьи, преступный Фёдор Зотов тем временем получил изрядный срок, отправился в Воркуту на исправление и там сгинул без следа. Убийца без особой причины, принесший много горя своим близким, он, тем не менее, совершил подвиг самоотречения, принёс себя в жертву ради спасения семьи, в чём преуспел. Такова народная почва, на которой разрослись дальнейшие последствия. Не только для семьи Зотовых, но для многих других, о которых речь пойдёт дальше.