– Твои советы идут на вес платины, если не дороже, – я поспешила заверить друга Пашу, сама тем моментом впала в неприятные раздумья, связано оно либо нет, скорее всего – да.
– Тогда я советую воздержаться, – произнёс Паша на последнем градусе доброжелательности.
– От чего именно? – осведомилась я, хотя догадывалась.
– От личного участия, а в особенности от участия фирмы, – бесцеремонно заявил директор важной государственной структуры, это был приказ, а не совет. – Не хотелось бы…
– Увы, милый Паша, ты изъясняешься загадками, как сфинкс в пустыне, – я укрылась за непониманием предмета, увы, довольно прозрачно.
– Сожалею, но времени на разъяснения нету, – без изыска, но и без приязни ответил Павел Петрович, видит Бог, впервые за время нашего долгого знакомства. – Было бы обидно лишиться твоей поддержки, я очень ценю наше сотрудничество.
– Умный поймёт с полуслова, как по латыни, я не помню, – солгала я, потому что просто не знала. – Я всё равно не поняла, но постараюсь.
– Постарайся, пожалуйста, милая Катрин, – посоветовал Паша с малой долей обычной любезности. – Это прежде всего в твоих интересах.
– Тогда я желаю тебе приятного перелёта и мягкой посадки, – заявила я в свою очередь бесцеремонно. – Моё время тоже поджимает.
– Скоро увидимся, – пообещал Паша и отключился.
– Держи карман шире, друг любезный, – ответила я в пустое эфирное пространство, затем отключилась сама.
Возвращая телефон обратно в карман, я осознала, что мы уже не плетёмся, как катафалк в процессии, а стоим на кромке Чистопрудного бульвара. Пока я длила беседу с государственным лицом, Миша выкатился из каменных джунглей и доставил тачку к обычному месту, где он меня высаживал, если не желал подвозить к дверям конторы сквозь запутанные проулки.
– Аллочкин благоверный? – Миша высказал догадку, кивая на карман с телефоном, для него государственный муж Паша Криворучко был супругом школьной подруги Аллы, не более того. – Чего они желают с утра пораньше?
– Скорее всего, того же, что и ты, – ответила я невнятно, поскольку пребывала в раздумьях. – Именно, чтобы я не связывалась. Однако они не просто желают, они указывают под страхом разрыва деловых отношений.
– Контору прикроют и тачку отнимут? – радостно предположил Миша.
– Примерно так, – согласилась я. – Хотя в других выражениях.
– Но мелкого и квартиру оставят? – осведомился Миша.
– Скорее всего, у них такого добра полна коробочка, – ответила я машинально, сама тем моментом водила мысленные хороводы, тупо уставясь сквозь лобовое стекло на близкий памятник Грибоедову.
– Тогда я голосую за друга Валю, – резюмировал Миша. – Однозначно, как говорит другой важный политик. Пускай он Аллочке указывает, это Паша, а не другой. Мы обойдёмся без ценных советов. Передавай Вале привет, пускай заходит к нам, пива выпьем.
В порыве признательности, я отвесила Мише воздушный поцелуй и выбралась из машины на тротуар, привычно зацепив юбку каблуком. «Когда-нибудь приземлюсь носом вниз» – подумала я, но тут же забыла о том и послала мужу вторичный поцелуй сквозь стекло. Машина тем временем темпераментно тронулась с места и мгновенно пропала за кромкой бульвара, мелькнув приметным белым пятном, только я и видела.
После бульвара ноги пошли нахоженным путем среди запутанных переулков, на дорогу я не смотрела, хотя подспудно отмечала, что солнечным утром при обильной зелени центр города имеет свою прелесть, и я выбрала место для офиса довольно удачно. При печальных и сложных обстоятельствах, как например, в данный момент, милое сердцу окружение служило моральной поддержкой. Среди обжитого пространства драматическая дилемма, а именно конфликт между чувством и долгом – казалась не такой нерешаемой. Хотя, признаться, я не точно осознавала долги и чувства, при том понимая, что противоречие вполне фатальное, как личное, так и профессиональное. Пашу Криворучко я знала много лет, столь же долго пользовалась его расположением и убедилась, что слов на ветер он не бросает, тем более по дороге в Страсбург. Но если друг Валентин воззвал не своим голосом… Однако, чёрт бы забрал их вместе с проблемами!
У меня мелкий выздоравливает в Крыму, мы с Мишей в кои веки раз собрались на отдых, дела в конторе устоялись и личная жизнь вошла в относительную норму, так нет же! Опять им что-то нужно, и как на грех, каждому своё и взаимно противоположное. Или нет?
Я шла извилистым путём и уговаривала себя, что может статься, вышло простое совпадение, что в огороде бузина, а в Киеве дядька, и что друзья-подельники, Паша с Валей, толковали нынче утром о разных предметах. Бывает же такое? «Бывает, но крайне редко», – отвечал издали голос здравого смысла, и я пыталась его игнорировать, сколько возможно. Таким способом, в процессе внутреннего диалога, практически на условных рефлексах я добрела до узкого угловатого проулка, где подле развала, шалмана и пустыря стоял боком старый-престарый семейный дом в три этажа.
Надо думать, дворянская или купеческая семья среднего достатка обитала там по обе стороны 19-того века. В самом конце 20-того домик подвергся косметической перестройке изнутри и должной оснастке снаружи, в результате по торцам гадко выпирали коробки кондиционеров, один приходился на мою контору, и жаловаться особо не приходилось.
Поскольку дождя не было по крайней мере неделю, я миновала вход в переулок, прошлась прямиком по пустырю с бурьяном и вышла к неприглядному торцу, под собственные боковые окна. Дверь бывшего особняка выходила непосредственно на тротуар в двух шагах, я подошла и надавила входную панель в ящичке, поленившись набирать цифры конторского кода.
Очень неловко их кто-то расположил, практически у меня под локтем, если стоять у дверей. Наверное, так получилось оттого, что места на узком тротуаре не хватало, входящий стоял на кромке, если там не парковались машины. Если парковались, то приходилось усаживаться на капот, ну почти что. Когда у двери парковалась наша крупная тачка, то я выползала, как некое земноводное, прямо из двери в дверь.
Повинуясь зову извне, дверь отъехала внутрь, и на пороге встал охранник Вова, милейшее существо, но большой формалист, скорее всего от нечего делать. Вова прекрасно знал, кто давит на панель, он видел меня на экране и мог пропустить без своего участия. Однако парень скучал и исполнил служебный долг досконально.
– Терина-Митревна, с добрым вас утром! – Вова предельно сокращал имена и отчества, но я привыкла и откликалась даже на экзотическую «Трин-Митри». – А где белоснежная лебедь с супругом Черномором? Не дело ходить пешком, имея такую красоту в распоряжении.
– Красотка с Черномором настоялись в пробке на Сенной, они утомились, – я выдала честный ответ и выполнила ритуал.
– Я бы никогда не манкировал, – пообещал Вова и посторонился.
Ритуал приветствия исполнился, однако у меня не нашлось подходящего настроя пообещать Вове, что при удобном случае я сменю водителя и супруга на подсказанную кандидатуру. И Вове не пришлось посулить, какую редкую исполнительность он проявит, владея «белой лебедью».
Вова поулыбался и удалился в подвал с камерами, а я начала крутой и опасный подъем на верхний этаж по узкой лестнице с неравными пролётам. Домашнее устройство осталось от дворянского гнезда, тогда же снабжённое мраморными перилами, непонятно в каких целях.
Однако долго или коротко, но лестница себя исчерпала, я оказалась под дверью своего офиса в подвешенном состоянии духа. Всю долгую дорогу я исправно отвлекалась, стараясь не думать о трагической дилемме в самом ближайшем будущем. Лестница, надо понимать, была последней ступенью, далее оставалось открыть дверь и принять решение, во всяком случае настроить себя должным образом.
2. Мы ничем не торгуем, кроме чести, совести и доброго имени
(рассказывает Екатерина Малышева)
Приведённая надпись, исполненная гобеленовым способом, встретила меня в приемной, входная дверь оказалась отпертой. Следовательно, главная рукодельница, ассистентка Элла Крохина успела явиться в офис, если не работать, то вышивать очередную рекламную салфетку.