Отвечаю ей в тон:

— Нет, конечно! Ты же мне не изменяла?

К своему удивлению, слышу, как меняется ее интонации. Ни капли легкости не остается. Серьезно меня просит:

— Макс, твои руки на моей шее… Мне не очень комфортно.

— Сейчас мы это исправим.

Обвожу пальцами линию плеч и медленно, осторожно спускаюсь к изгибу локтя, затем к запястью, и переплетаю наши пальцы. В темноте предрассудки стираются, размываются границы. Она отвечает мне легким пожатием и какое-то время мы держимся за руки. Эйфория предвкушения разливается по телу. Но я крепко держу себя в узде. Один неверный шаг и я все испорчу. Продвигаюсь сегодня неспешно, осторожно как сапер по минному полю.

Через какое-то время, мы ощущаем легкое дуновение воздуха от перемещения официанта. Он двигается беззвучно. До моего носа доносятся соблазнительные запахи морепродуктов.

Левой рукой шарю перед собой, нахожу тарелку, которую официант умудрился незаметно поставить напротив меня. Пальцы натыкаются на роллы.

— Нам принесли еду, — сообщаю вслух и немного отстраняюсь. Чтобы есть в темноте, потребуются обе руки. Каждому из нас.

— О! И мне тоже! Тепленькое что-то! — звонко щебечет моя птичка. — Меня только одно смущает. Зачем ты заставил меня вырядиться для клуба. Можно было сюда и в старом свитере прийти — все равно никто не увидит.

— Этот ужин — всего лишь начало, — обещаю. — Когда поедим, отправимся в клуб. Он здесь на втором этаже, долго идти не придется.

Мы нащупываем роллы, отправляем в рот и гадаем, какая у них начинка. Вкусовые рецепторы погружаются в рай. В темноте восприятие вкусов обостряется вдвойне, а то и втройне. Творение шеф-повара кажется как минимум шедевром.

Когда нам приносят десерт, приступаю к основному плану.

— Тебе нравится это белое вино? Хочешь, угадаю марку?

Недолгое молчание и неуверенный голос:

— Но это красное вино, Макс. Я, конечно, в винах не разбираюсь, в отличие от тебя, но уж белое от красного точно могу отличить!

— Не может быть! Неужели они нам разного вина налили? Протяни мне свой бокал! Я по запаху определю.

— Хорошо. Итак, приготовься. Я медленно вытягиваю свою руку. Все, мой бокал по максимуму приближен к тебе.

Быстро взмахиваю рукой, натыкаюсь на нее и чувствую, как влажная прохлада расползается по рубашке и брюкам. Слышу растерянное:

— Ох! Макс! Прости! Я, кажется, на тебя вино расплескала?

— Ничего, — смеюсь. — Не переживай! Я сам хорош! Но в качестве расплаты с тебя поцелуй. Разрешаю не слишком прицеливаться. Куда попадешь — туда и ладно!

Теперь в голосе Миры слышу веселый азарт:

— Это даже интересно. Куда меня занесет? Так. Молчи. Не шевелись. Сейчас попробую тебя найти.

Ее руки медленно двигаясь, упираются в мое плечо. Продвигаются наверх легкими касаниями и доходят до шеи. От этих невесомых поглаживаний в теле вспыхивает нетерпеливый, жадный огонь. Штаны под ширинкой дымятся нешуточно. Даже влага, поначалу неприятная, вносит приятную изюминку в букет ощущений. Наконец чувствую ее губы на своем лице. Как крылья бабочки они порхают по коже, небрежно сметая последние остатки разума.

Чуть задираю голову и наши губы встречаются. Хочу ее прямо сейчас, прямо здесь! Схватить бы ее в охапку, прижать к себе всем телом! Целовать ее взахлеб, жадно, без остановки! Испить ее хочу, всю и до дна! Еле удерживаю стон. Нельзя поддаваться порыву, никак нельзя! Если испугаю ее сейчас своим напором, снова закроется в своей ракушке. И уже не с нуля, а с минуса придется начинать. Тогда весь тщательно спланированный, подогнанный кирпичик к кирпичику вечер коту под хвост! Пальцами хватаю край стола, приказывая непослушным рукам оставаться неподвижными. Наконец, ее легкое прикосновение улетает. Каждую клетку тела пронзает жгучее разочарование. Говорю хрипло:

— Вау!

Мира смеется звонко и беззаботно. Она уже на свое место уселась.

— Надеюсь, нас не снимают камерой ночного видения?

— Ну что ты! У этого заведения не осталось бы ни одного клиента, вздумай они так шутить!

Тяжело настроиться на ее легкую волну. Тяжело болтать, как ни в чем не бывало. Когда в висках стучит, молотом пульсируя только одна мысль. Я. Тебя. Хочу.

Нажимаю на болевую точку на запястье, это помогает прийти в себя. Боль пронзает тело и возбуждение медленно спадает. Приступаю к десерту. Я собран и сосредоточен. Ведь сейчас предстоит самое неприятное.

— Мира, есть одна тема, о которой я говорил до сих пор только с психиатром. Но я не хочу между нами секретов. Или каких-то табу в разговорах. Хочешь пооткровенничать?

Голос ее опять слегка напряжен:

— Ты меня пугаешь, если честно. Хватит ли мне познаний обсуждать тайники твоей психики? Не задевая тебя за живое, — поспешно добавляет она.

— Мне не нужен сейчас психиатр. Я хочу доверия и готов открыться тебе первым. Если ты не против, конечно!

— Что же. Я тронута. Давай попробуем, — слышу ее серьезный шепот.

— Вопрос, который я ни с кем не обсуждаю, для меня все еще самый болезненный. Ты однажды случайно на него наткнулась. И, возможно, не раз еще это сделаешь. Раз уж мы общаемся.

Помолчал немного, глотнул побольше воздуха и выпалил:

— Моя жена умерла два года назад. Ее звали Аня. Я знал ее с детства. Мы ходили в один садик. Потом учились в одной школе. И всегда дружили. Она была частью моей жизни. Такой же неотъемлимой, как вода и солнце, — перед моими глазами вспыхивает лицо моей вечной любимой жены. И также быстро гаснет. — Но через год после нашей свадьбы она заболела раком. Мы обошли всех врачей. Ездили в Германию, Израиль на лечение. Но ничего не помогало. Она умирала. Медленно, но верно. Когда она уходила, я держал ее за руку. Все наши мечты разбились вдребезги. Ни детей. Ни совместных путешествий. Ничего. Осталась только пустота.

Слышу тихий всхлип. Кажется, Мира плачет. Сам еле сдерживаю слезы, дерущие глотку.

— Я ничего не прошу от тебя. Ни советов, ни слов утешения — мне ничего не надо. Я уже их наслышался. Сыт по горло. Но если вдруг тебе покажется, что меня трудно понять, вспомни мои слова. И попробуй принять, если сможешь! Обещаешь?

— Конечно. Обещаю, — слышу тихий ответ. Эти простые, искренние слова окрыляют, давая некое подобие надежды на то, что у нас может все получится. И шаг за шагом приближают меня к моей цели.

После ужина нас выводят наружу и я потихоньку открываю глаза. Даже мягкий свет ламп кажется теперь слишком ярким. Рядом с собой вижу Макса. Сейчас его белоснежная рубашка выглядит плачевно. В области груди и живота она вся покрыта темно-красными разводами. И брюки тоже запачканы, как после кровавого побоища. Какой там клуб теперь, в таком виде!

Макс осматривает себя в зеркало и, глянув на меня, улыбается:

— Нам придется подкорректировать планы. Теперь у нас остается два варианта. Первый — отвожу тебя домой прямо сейчас. Что было бы жаль, ведь сегодня в клубе неплохая музыкальная программа, а билеты уже куплены. Второй — мы заходим сначала в мой офис, расположенный в соседнем здании, я переодеваюсь в чистый костюм, и тогда мы отправляемся в клуб, где отрываемся по полной.

Не раздумывая, восклицаю:

— Конечно, зайдем к тебе в офис! Не пропадать же билетам!

Не хочу заканчивать вечер, так чудесно начатый, раньше времени. И еще надеюсь чуть больше узнать о Максе, побывав в его кабинете. Там, конечно, не квартира, но ведь какие-то отпечатки его личности там должны оставаться?

Мы одеваемся и идем по дороге, усыпанной щебнем. В промежутках между зданиями, там, где дворники схалтурили, натыкаюсь на голый лед и скольжу, потеряв равновесие. С благодарностью опираюсь на Макса. Без его поддержки, наверно, уже валялась бы на льду в синяках, побитая дорогой.

На этой улице я бываю редко. Деловой квартал. Офисы, высотки преобладают, хотя до старого города с его средневековой романтикой рукой подать. Буквально за проезжей частью, по которой и сейчас машины непрерывно снуют, заканчивается асфальт и начинается брусчатка. Как будто по стыку двух времен идешь. Одной ногой в прошлом, другой в настоящем.