– Все в порядке, Стефано. Моя комната ничем не отличается. Вы сказали «мастерская»… так чем же Вы занимаетесь?

– Я художник, которому повезло: мои картины продаются и сейчас, а не после моей смерти.

– Интересно было бы взглянуть.

– Нет. Мне не нравятся мои работы. И не будем об этом. Давай выпьем, ведь день заканчивается, а у тебя праздник. Семнадцать – лучший возраст: нет обязанностей, забот, постоянных женщин, нет четкого плана на жизнь и, увы, достижений не имеется. В семнадцать твое тело представляет собой бесконечное пространство для мыслей и идей, это хорошо сформированный сосуд, который еще почти ничем не наполнен.

Стефано достал из стола новую бутылку бренди, два бокала, налил в оба и протянул один Джасмину.

– Загадай желание, о котором никогда не пожалеешь. И никаких женщин, парень. Женщин нужно не желать, а добиваться.

Они выпили до дна и закурили.

– Джасмин, у меня к тебе три просьбы. Первая: обращайся ко мне на «ты».

– Без проблем.

– Вторая: будь осторожен с Магдаленой. Она мне, конечно, не спутница, я ведь не идиот. Она старый хороший друг и любовница. Поверь на слово, эта блондинка опасна. Она только кажется чистой и невинной, а на деле ей со мной давно упакована койка в аду.

– Я понял тебя, – Джасмин выпустил пару колец дыма.

– Магдалена ослепительно красива, но самое страшное то, что она умна, осознает свои достоинства. Как правило, сексуальные девушки почти всегда умны, что нельзя сказать о мужчинах. Ты не дурак, я вижу, что не дурак, но влюбиться можешь.

Тот горько улыбнулся.

– И третья просьба: ты должен ко мне переехать.

– Что? – глаза Джасмина полезли наверх.

– Ты молод, красив, талантлив, полагаю, но ты наивен и не самоуверен. Я все узнал о тебе: у меня неплохие связи в этом чертовом городе.

– Но…

– Хочу помочь.

– Но ведь это настолько спонтанное предложение. Стефано, я предполагал, что ты серьезнее.

– Джасмин, это и есть проекция моего серьезного нутра. Спонтанность не антоним серьезным вещам, как и пьянство для трезвости, – Стефано на секунду умолк, словно в чем-то проговорился. – Ты в любой момент можешь отказаться. Но я ведь вижу, что ты уже сейчас согласен.

– Но для чего это тебе?

– Я вижу дальше других. Вижу, что ты выше, что из тебя что-то выйдет, что тебя можно неплохо лепить, как глину. Да и писатель мне не помешает.

Молодому парню еще нечего было терять, он не видел угрозы, а чары перемен давно уже приняли решение.

– Позволь мне день обдумать все.

– Хоть десять! А сейчас я хочу повеселиться от души. Пойдем.

Как ни странно, но Джасмин был восхищен своим новым приятелем: его притягивала дерзость Стефано, простота, его проникновенность и даже грубость.

«Как у него поставлена речь. Как он мужественно пожимает руку и как смотрит в глаза, видя тебя насквозь, будто все твои тени прошлого отражаются в нем. Он потрясающий психолог и прирожденный лидер. Сколько свободы в нем, она проявляется во всем: и в том, как он держит сигару, и в разбросанных книгах, и в его словах. Стефано Бонье – ты лучший подарок на день Рождения».

– Стефано, сколько тебе лет?

– Был рожден в 1893 году. Сам посчитай: я сегодня гуманитарий, – и он заразительно рассмеялся басом.

В ту ночь мужчины здорово напились и вдоволь повеселились. Джасмин, если бы у него спросили, и не вспомнил бы, что он загадал в тот вечер, а ведь это было весьма серьезное желание: «Хочу видеть рядом с собой Стефано Бонье, как лучшего друга до конца дней».

Капли грустного дождя то и дело напоминали, что на улице не так уж сладко для июля. Рыжеволосая Констанция с кляксой веснушек, сдвинув брови, уже пять минут возилась со шнурками, ибо бант получался, по словам девочки, не идеальным. Ее близняшка Ева, поедая печенье, любопытно наблюдала за сестрой. Уникальная карта веснушек Констанции отражалась россыпью на лице Евы, но зеркально. По этому признаку девочек отличали учителя в школе.

– Ева, ты точно не пойдешь со мной во двор?

– Там же дождь начинается. Констанция, почему тебя так тянет туда сегодня?

– Я ведь говорила тебе, что одному мальчику со двора купили велосипед, все ребята будут кататься.

– Велосипед? Но я не умею кататься.

– Ева, тогда немедленно одевайся: будешь учиться.

– Хорошо. Тогда подожди меня, я переоденусь.

Ева немедленно оставила свое печенье и прошмыгнула в детскую.

– Кстати, вчера Виктор помогал мне учиться держать равновесие. А он уже неплохо катается, – крикнула из коридора Констанция сестре, поправляя свой пламенный хвост.

– Виктор? Это его велосипед? – сестренка изменилась в лице не в теплую сторону.

– Ева, что с тобой? Я ведь говорила тебе недавно об этом: у него был день Рождения, и родители…

– Знаешь, Константа, у меня что-то живот разболелся. Иди сегодня без меня.

– Как обычно. Ну, я пошла, – и дверь тут же захлопнулась.

Близняшки были сходны, как две капли воды: те же яркие волосы, веснушки, смуглая кожа, высокий рост и голубые глаза. Но девочки отличались друг от друга, как весна с осенью. Одна любила играть с мальчишками, не воспринимая вообще девчонок, а другая больше находила общий язык с девочками, хотя им никогда не доверяла. Констанция – левша с математическим складом ума, упрямая и целеустремленная, гордая и независимая, общительная и эмоциональная. Ева – правша, настоящий гуманитарий, спокойная и рассудительная, легкая, как перышко, и мягкая, как маршмеллоу. Первой нравится петь и рисовать, второй же по душе читать и писать. Но, несмотря на это, одна не могла жить без другой, – в этом и заключается вся природа близнецов.

Как чудесно переливается искренность на лицах детей: от беспечных пылинок желаний до летучих крупиц обиды. Прекрасное лето наконец заглянуло и в северную столицу. Ева со своей школьной подругой Аллой сидели на детской площадке и расчесывали старую куклу, у которой волос почти и не осталось.

– А почему Констанция не вышла гулять? – поинтересовалась Алла.

– Она с лучшим другом, Сергеем. Сестра только с ним и играет, – несколько обидно ответила Ева.

– Знаешь, это странно.

– Что странно, Алла? – девочка оставила в покое золотистые волосы куклы и удивленно посмотрела на подругу.

– То, что Констанция такая, другая, – Аллу как-то начал смущать этот диалог.

– Почему же другая?

– Она общается только с мальчишками, девочек никогда не называет подругами и вообще с нами ей никогда не интересно, – Алла так оттараторила, будто репетировала свою реплику.

– Потому, что с мальчиками действительно интереснее дружить, и они не обижаются.

– Тогда почему ты не дружишь с мальчиками?

– У меня выходит это не так, как у сестры, но я дружу, со своим братом, который живет в Крыму. Он – мой лучший друг, а ты – лучшая подруга… – с азартом начала Ева.

– А любишь ты Виктора, – неожиданно закончила, улыбаясь Алла.

– Что? Нет! Почему?

– Ты всегда говоришь о нем, правда, как он тебя бесит, но всегда.

– Он глупый, больной и гадкий. Я его ненавижу! – с бешенством воскликнула Ева, поправляя недавно сшитое зеленое платьице кукле.

– Все равно ты его любишь. Я знаю. Всем девочкам он нравится.

– Да, потому что он красивый. И в нем держатся тонны юмора, он харизматичен: что бы он не сказал, все тут же обращают на него внимание, подхватывают его, как ангела, и тешатся. Ах, почему я так не могу?

– Но Виктор далеко не ангел. И зачем тебе его способности?

– Он увлекателен, все слушают его с наслаждением, каждый. И все смеются с его шуток…

– Кроме твоей сестры. На самом деле, они очень похожи друг с другом, – просто ответила Алла, натягивая другое платье этой старой кукле.

– Она ненавидит его, – тихо произнесла Ева, вспомнив как Констанция однажды передала ему записку во время урока с самыми оскорбительными словами в его сторону.