Живопись – это поэзия, которую мы видим, а поэзия – это живопись, которую мы слышим.

Леонардо да Винчи

Мы дышим мечтой, людьми и временем

Посвящаю эту книгу моему теплому прошлому с его поселенцами, неопределенному настоящему и еще неизведанному, но наверняка сладкому, будущему

– А там, что за звезда?

– Альфа Весов или точнее Зубен Эльгенуби. Весы, одно из моих любимейших трех созвездий.

– Почему любимейших? Расскажи, пожалуйста.

– Еще древние греки говорили, что данный знак тесно связан с богиней правосудия Фемидой, женой самого Зевса. С повязкой на глазах обходила она всю Землю со своими весами во имя правды и справедливости и взвешивала поступки людей, а затем докладывала мужу. Итак, Зевс оставил Фемиде весы на звездном небе.

– Красивая легенда.

– А вот там, взгляни, Близнецы, или их еще называют «Диоскуры». У ослепительной Леды, жены царя Спарты Тиндарея, был сын Кастор. А от брака с Зевсом появился еще и Поллукс, который получил от отца бессмертие. Оба сына прославились своими подвигами и, несомненно, бескорыстной дружбой. Когда смерть пришла к Кастору, Поллукс попросил отца воссоединения с братом. В награду за столь искреннюю братскую любовь Зевс поместил образ Диоскуров на небо в созвездие Близнецы.

– Хм… А какое же третье созвездие?

– Как это не прозвучит банально, Рыбы. Самый загадочный, на мой взгляд, знак. Их притягивает свобода, неизвестность и таинственность. Все то, что происходило в течение двух тысяч лет, было под эгидой знака Рыб, и наше рождение в том числе.

– Но у каждого рожденного свой знак, а всего их двенадцать!

– Нет-нет, у каждого свой знак относительно Земли, ее вращения. Все дело в точке весеннего равноденствия, каждые две тысячи сто сорок восемь лет она смещается и попадает в другой знак. И вот приблизительно с рождения Иисуса Христа настала нынешняя эпоха Рыб, на смену которой вскоре придет эра Водолея.

– Рыбы… Есть легенда и о них?

– Ну конечно. Древние греки те еще мечтатели и гении.

Рыбы. Символы мужественного Акида и изысканной Галатеи. Бог моря, Нерей, имел пятьдесят прекрасных дочерей, нереид. Каждый день на рассвете они выходили из морских глубин на берег и проводили беззаботно и весело время. От их песен и смеха усмирялись волны, на их смену приходил штиль. Однажды одна из нереид, Галатея, увидев необычную бабочку, погналась за ней в лес, и заблудилась. От безысходности она присела на камень и расплакалась. В это время в лесу охотился ослепительный Акид. Найдя плачущую девушку с красивыми глубокими темно-синими глазами, он позабыл все на свете и влюбился, а она, в свою очередь, в него.

Но у Акида был соперник, ревнивый циклоп Полифем. Выследив их однажды, он нежданно ворвался во влюбленный мир молодой пары, намереваясь убить их обоих. У возлюбленных было два пути: на смерть циклопу или обрушиться со скалы. Взявшись за руки, они предпочли второе, и бросились в бурное море.

Боги с Олимпа наблюдали за этой драмой и превратили Акида и Галатею в двух рыб, связанных одной цепью. И поместил их Зевс на небо, и появилось новое созвездие, Рыбы, как символ неразрывной любви мужчины и женщины.

– Почему именно эти знаки – объект твоей влюбленности?

– Знаки, представленные во множественном числе, ибо одно не может существовать без другого. Весы как символ двух равных душ, гармония дружеских чувств. Близнецы олицетворяют единую кровь, самые крепкие, семейные, узы.

– А Рыбы?

– Сосуд, вселяющий в себя все предыдущее, да с добавлением глубокого вечного чувства к противоположному полу. Любовь. Половины единого целого тянутся через всю Вселенную, чтобы найти себя, друг друга и раствориться в том мире, что открывается обоим.

Все начинается со взгляда. Всегда

С. Есенин

Мне имя Леонардо, и я постараюсь окунуть вас в свою историю.

Я родился весной 1994 года в маленьком городке N. на окраине Италии. Много сентиментально то, что я вошел в этот мир в такую пору, а именно весной, когда каждая клеточка нашей сущности, всего живого, пробуждается, нагло заявляет о себе, своей жаждой бежать, творить, врывается нежданным гостем в эти изгибы, казалось, таких непреклонных параллелей. Неклассическая физика всегда оставалась для всех загадкой, являясь, что парадоксально, самой что ни есть романтичной областью в мире наук. Хотя некоторые считают, что не сами науки вьются в романтичных сферах, а именно мы, люди, способны находить что-либо таковым, сентиментальным. Совсем иные лишены собственной точки зрения, но я постараюсь не фокусировать на них внимание в данном повествовании, что дастся мне с большим трудом: обещать не стану.

Мое желание, влечение к прекрасным особам настигло меня врасплох, когда шел четырнадцатый год моего несколько жалкого, но наделенного огромным, в сравнении с другими, смыслом, существования…

Ее звали Селестиной, и это действительно была небесной натуры девушка. Когда я повстречал сию особу впервые, на вид ей было около двадцати лет, мне, соответственно, еще больше. Я вижу перед собой тот день, нашего первого пересечения, стоит мне закрыть глаза и выбросить из головы весь угнетающий мусор. Ее волосы, эти завитые небрежные кудряшки, такие легкие, непослушные и чарующие не менее ее больших серо-голубых глаз. Для меня эта девушка по сей день остается совершенством, и много тому странных мелочей подтверждали мое видение из раза в раз.

Так, ее двоюродная бабушка Эмма частенько рассказывала историю о том, как за месяц до рождения Селесты на небе отчетливо вырисовывалась комета, и погасла она тотчас, как малышка появилась на свет. Есть притча о том, как комета – всегда предвестник смерти, революции, перемен. Так ли было и в этот раз, связано ли было простое ночное наблюдение с судьбой маленькой девочки, или все – есть не более чем череда случайностей? Я предпочитаю верить тем, кто склоняется к первому варианту. Есть и еще ряд странностей, так насыщенно сопровождающие жизнь Селестины, но в них мы углубимся чуть позднее.

Быть может, моя проходимость до встречи с ней и походила на существование, но ее – являлась же рывком, настоящей обогащенной жизнью, поистине легким дыханием Бунина. Но, не смотря на всю жизнерадостность, цветность дней, порывов мыслей, иногда и ее посещали темноватые идеи, порой суицидальные, но все они были проекциями прошлых пран. Всему имеет место быть, и данному мимолетному влечению к пропасти, обязательно в таких, как мы. Ведь чем выше мы взбираемся, тем притягательней становится падение.

Вечером во вторую субботу октября 1919 года Джасмин Маре неуклюже сидел за грязной барной стойкой и что-то быстро писал на желтоватых обрывках бумаги. В нетронутом бокале виски отражалась ночная жизнь недорогого кабаре, а в лице молодого человека – пребывание музы. Замкнутое помещение незнакомых лиц, пьяные мужчины и смеющиеся доступные женщины за спиной, угрюмый бармен со шрамом на лице, невыносимая жирная муха, которая то и дело отвлекала от мыслей, довольно тусклый свет и странный неприятный запах, – так Джасмин Маре праздновал свое семнадцатилетие. Он даже не обратил внимания на то, как к нему подсела высокая хорошенькая блондинка.

– Пишите стихи?

Самый приятный голос девушки, который когда-либо слышал Джасмин в своей жизни, донесся до него откуда-то слева. От неожиданности он замер и несколько побледнел. Наконец, решившись обратить внимание на обладателя нежнейшего голоса, он увидел перед собой… о, чудо! Высокая девушка лет двадцати в ослепительном розовом платье длиной до середины лодыжек кокетливо сидела и соблазнительно перебирала пальцами серебряный мундштук. Короткие пшеничные волосы волнами выглядывали из под пепельной шляпки-клош. Идеальная белая кожа, дугообразные светлые брови, томная розовая помада и небывалой красоты янтарные глаза. Броские серебряные украшения с яркими камнями огибали ее милый лоб, маленькие уши и большую для тех времен грудь.