Селестина пробовала себя в рисовании, но у нее не выходило, и это вызывало литры разочарованных слез, как и пение, голоса у девочки не было, а ведь красиво петь было когда-то ее главной мечтой. Но это не мешало ее влюбиться в музыку, хорошую достойную музыку. Она слушала, что угодно, чему улыбнется ее светлая душа, в особенности ее привлекал рок, джаз и поп 80-х, что бессознательно навеяли родители. Семья, каждый ее член, не была лишена талантов: от изысканных деревянных статуэток творца Сириуса до изящной росписи фарфоровой посуды Авроры. И все, как подобает настоящим благородным людям, ушли с головой в то, что приносит хоть какой-то доход, а не доход от удовольствия. Ограничить свои дни от искусства, засыпать пылью талант, такова была неформальная «традиция» семей Мэдисон и Корелли, которую Селестина поклялась себе выдворить раз и навсегда.

Июнь представил девушке новое обстоятельство в образе парня, Оскара.

Это случилось жарким знойным шестым днем месяца, когда Лолита праздновала свой четырнадцатый год рождения. Она пригласила всех девочек с класса, к удивлению нашей главной героини, и еще пару знакомых со своей улицы к себе домой, накрыла сама стол, что очень удивило остальных, ведь те привыкли к тому, что им на блюдечке все подносят родители, и принялась, как положено, принимать гостей. На празднестве присутствовал интересный парень, с темно-русыми прядями, падающими на лоб, карими глазами и весьма проникновенным и даже сексуальным взглядом. От него веяло настоящим запретом, присущим плохим мальчикам, у которых наверняка за спиной оставались драки, байки и много грязных девочек. И это воспрещение было столь сладко для каждой светлой девушки из хорошей семьи, что Селеста не могла быть исключением. Его, как вы уже поняли, звали Оскаром. Весь вечер он проедал взглядом молчаливую скромную Селестину так, будто раздевал ее догола. Ее это дико смущало: это было столь неприемлемо, но так волнительно и чарующе, что девушке казалось, что она влюбилась в него за считанный час. А парень даже имени ее не запомнил, но уже пьяненькая под сумерки Лолита обязательно всех познакомила снова, и тогда Оскар впечатал это имя зачем-то себе в голову.

Праздник подошел к концу, и Селестина, решив сэкономить деньги на такси, пошла пешком домой. Передумав на полпути, ей пришла в голову идея словить общественный транспорт, и она примостилась на автобусной остановке. Вдали показался чей-то знакомый силуэт. Девушка вглядывалась какое-то время, пока он приближался, а затем обомлела. Это был Оскар.

– Здравствуй, – произнес он, поравнявшись с ней.

– Привет, – скованно ответила Селестина.

– Ждешь автобус?

– Да.

– Тебе ведь в ту сторону? – Оскар указал рукой на темные улицы слева.

– Да.

– Нам по пути. Вставай, пройдемся пешком вместе.

Селестина ошалела от поворота событий. Неужели впервые в жизни парень, в которого она влюбилась всего за один вечер, уже в тот же день проявляет к ней знаки внимания? Она тотчас же подлетела и двинулась с ним, забыв об усталости и обо всем том, что имело смысл быть важным.

– Куда направляешься? – спросила довольная девушка. – Думала, ты живешь в другом районе.

– Так и есть. Мне нужно зайти в гости к одной особе.

Селестина тут же поняла, что у этого парниши есть девчонка, и сейчас он двигается именно к ней. Ей стало мерзковато, но она тут же отсеяла эти мысли на задний план, ведь на данный момент все было прекрасно: они вместе шагали и беззаботно болтали. Чего она еще хочет? Горсть внимания, и достаточно, чтобы не умереть со скуки.

«Ничего, подвинется, – думала она».

– Чем любишь заниматься в свободное время? – вдруг спросил Оскар.

– Видеть мир иначе.

– Это как?

– Ты видишь картинку и проходишь мимо, а я – как циркулирует сама Вселенная…

Глупый взгляд парня напугал ее.

– Шучу… Люблю музыку, пишу стихи и маленькие рассказы. Хочу в будущем писать текста для песен, научиться играть на гитаре и рисовать.

– Мне кто-то говорил, что ты отлично рисуешь.

«И кто же этот идиот и великий человек, что обсуждал меня с ним? – подумала Селестина».

– Это не так. Я не умею. Наверное, мне не дано.

– Наверное…

Они вели не совсем содержательный диалог, о пустых вещах. Оскар курил, приглядывался к Селестине, а та из кожи вон лезла быть милой и неудержимой болтушкой, она предположила, что противоположные ему не по душе.

Затем они попрощались и разошлись.

На следующее утро, выйдя на пробежку с Инэс, Селестина много спрашивала ее о предыдущем дне.

– Как тебе Оскар, кстати? – неожиданно поинтересовалась Инэс.

– Обычный парень, – соврала другая, ее терзала мысль о том, что подруга догадалась о ее тайной симпатии.

– Мы общались с ним ранее… – начала свой скучный рассказ Инэс, и Селестина моментально абстрагировала свои уши от этого потока слов. Ее смущало только то, что они вели контакт, остальное же не имело значения. Через какое-то время Оскар нашел нашу сероглазую в фейсбуке, и они начали свое тайное общение. Затем об этом узнала Виолетта, далее Бетти, но это было строжайшим секретом для Инэс с Лолитой: Селестина не желала выглядеть посмешищем. Но как она ни старалась, для самой же себя такой и являлась: она влюбилась в него по уши, а он принялся рассматривать ее более, чем друга. Но что-то неопределенное летало между ними, что-то мешающее началу чего-то изысканного и пылкого. Его терзали вечные сомнения, ему присуща была та форма любви к анализу, такому гадкому, пессимистичному и бестолковому. Впоследствии Селестина назвала эту неопределенность «трусостью Оскара», ведь тот не отличался смелостью, даже с простыми младшими девушками, в роде нее, пусть и умными для своих лет. Она нравилась ему, но он не мог в этом ей признаться, даже самому себе не в силах, ибо Селестина была такой другой, такой еще юной и светлой, творческой, жадно дышащей, в отличие от его грязных глупых крашеных дам.

В июле Селестина со своей семьей посетили, как положено традиции, Серафино с семьей в Палермо.

Селеста в своем любимом курортном городке купалась в лучах свободы, она наконец научилась замечательно плавать и нырять, как настоящая русалка. Она, глупышка, верила в сирен, и одной ее заветной мечтой всегда было стать водной нимфой. Селестина доверяла тем притчам, которые говорили, что русалками становятся утопленницы, но эту идею пыталась забыть…

«Иногда мне кажется, что я могу это сделать, – говорила она себе. – Но только для того, чтобы знать, значу ли я что-либо для Оскара или нет. Я хочу дышать, но не могу. Я окончательно решила идти не рядом с ним, а в одиночестве. Мне остается только забыть, и просто быть. Да, это так тяжело, ибо все напоминает мне о нем, в каждом я вижу его лицо, Оскара, его черты характера. Так хочется рыдать, да слезы никак не льются, а ведь из них с солью уходит вся боль… Нет, лучше быть сиреной, чем все это!»

Время в Палермо было самым волшебным, что вообще могло происходить с девушкой, и один представленный мной ее день я вынесу в эти считанные строки.

Сумерки довольно умело передавали свои полномочия черной ночи, а морской холодок пронизывал каждого, заставляя отсеивать мысли.

– Селестина, иди сюда! – кричал двоюродный братишка Адам, маня руками ее к воде.

– Мне слишком хорошо, чтобы вставать со своего шезлонга, – проговорила она, уставившись на хорошо очерченные созвездия.

– Если не пойдешь, будешь жалеть.

– Что там у тебя?

– Звезды бывают не только в небе, и сейчас я тебе это покажу.

Это заинтересовало Селестину, и она наконец двинулась по давно остывшему песку к воде. Луны не было видно, и вода казалась черной. Но вдруг подул легкий ветерок, начала расти небольшая волна и, вот чудо, рассекающая берег пена заискрилась ярко-голубыми отливами. Адам вошел по щиколотки в прохладную воду и поводил в ней хаотично руками, они тотчас же подсветились этой волшебной пыльцой, цвет которой не передать простыми красками.