— Я так старалась, — причитает она. Человеческое горе окрашивает ее слова, но она больше не человек. Она чудовище, не более того. — Он не позволил им убить меня, и я так старалась для него, но не смогла сдержаться.

Эш окружает справа, Джесси слева. Я остаюсь на месте, и мы создаем периметр. Теперь ей некуда идти, кроме ада.

Полукровка приподнимает голову мертвеца и целует его в губы. Эш издает сдавленный звук. Я смотрю на нее, думая, что это звук отвращения. Нет. Она смотрит на кровать, бледная, подбородок дрожит. Смотрю на Джесси. У него такое же выражение лица. Я жажду стукнуть их головами друг о друга и потребовать, чтобы мне рассказали все, что они знают. Жду, находя редкий запас терпения.

— Он любил меня, — говорит полукровка скорее себе, чем слушателям. — Он так сильно любил меня, и вот что я сделала с ним. Но его кровь… о, его кровь так сладко пахнет. Так было всегда.

Эш делает шаг ближе, катана наготове. — Ребекка, когда ты заразилась? — спрашивает она.

Широко раскрытые глаза в крапинку смотрят на меня, удивленные вопросом. — Думаю, две недели назад.

По времени совпадает с рассказом соседа. Ребекка заражается, ее бойфренд пытается помочь пережить физические и психологические изменения в ее жизни. Только она срывается и разбрасывает его по квартире, как того требует ее новая натура. Бедняга, ослепленный любовью. Жаль, что он не знал, что инфекция полукровок — это то, от чего никто не выздоравливает.

— Я не хотела обидеть Брэдфорда, — всхлипывает Ребекка. — Нет, правда, я его люблю. Я так сильно любила его, и мне хотелось сделать его частью себя. Хотела поделиться этим новым опытом, но он не позволил. Сказал, что поможет мне, но никогда не станет такой, как я.

Смотрю в замешательстве. Как Брэдфорд узнал, кто она такая? Так много людей, руководствуясь массовой культурой и дезинформацией, все еще думают, что вампиризм — это круто. Все эти мысли о бессмертии, горячем сексе и силе. Никто никогда не догадывается, насколько жестоко обращение для человека, или что истинные вампиры вообще не люди. И никогда не были. Черт, узнав все это в учебном лагере, я была потрясена до чертиков.

— Он должен был знать лучше, — говорит Эш. — Он должен был убить тебя, как только узнал, что ты заражена.

Ладно, теперь я действительно запуталась. Только хочу спросить, как последние кусочки встают на свои места. Опознавание. Понимание. Последствия. Я снова смотрю на лицо мертвеца, на то, как он молод. Моего возраста. То, что осталось от его тела, доведено до совершенства, создано для борьбы. Как и мы.

— Господи Иисусе, — восклицаю я. — Он охотник.

Как будто мой голос приводит Эш в чувства, и она опускает клинок, аккуратно отрубая Ребекке голову. Густая пурпурно-красная кровь брызжет, и Эш отскакивает назад. Тела падают на кровать. Эш проскальзывает мимо меня, но недостаточно быстро, чтобы скрыть слезы на глазах, и выходит в соседнюю комнату.

— Тупой ублюдок, — говорит Джесси.

Не могу оторвать взгляд от кровати и распростертых тел мужчины и женщины, которые буквально любили друг друга до смерти. — Не понимаю, — говорю я.

— Он не выполнил свою работу и не убил ее, когда узнал, что она заражена. Конец истории.

— Нет, эту часть я понимаю. — Мне жарко, тошно, и я в замешательстве смотрю на него. — Не понимаю, почему он не убил ее. Он знал, что она стала чудовищем, и что в конце концов она отвернется от него. Мы охотники. Нас учат не доверять Падшим.

Он приподнимает плечо, наполовину пожимая им. — Думаю, он видел в ней не Падшую, а женщину, которую любил. Но все равно чертовски глупо.

— Без шуток.

— Трудно убить того, кого любишь. — Джесси, проходя мимо, сжимает мое плечо. — Даже если ты знаешь, что это самое доброе, что можешь для них сделать.

Я прикусываю нижнюю губу. — Эй, Джесси?

Он поворачивается, густые брови сдвинуты. — Да?

— Если меня когда-нибудь укусят, обещай, что будешь добр?

— Обещаю, — он теребит прядь моих коротких светлых волос. — Ты тоже. Не хочу быть одной из этих гребаных тварей. Никогда.

— Договорились.

Я задерживаюсь в спальне еще на мгновение, а затем присоединяюсь к своей команде в другой комнате. Пора сообщить об этом и навести порядок. Не знаю, к чьей триаде принадлежал Брэдфорд, и не завидую тому, как им будет больно узнать, что он натворил. Или о его ужасной кончине. Как бы это ни было ужасно, это также наглядный пример для каждого охотника, охраняющего город.

Не доверяй Падшим и никогда не влюбляйся в них — они обязательно ударят тебя в спину.

Пятница, 17:45

Я не помню, как потеряла сознание, но пробуждение оказалось незабываемо отвратительным опытом. Запахи добрались до меня первыми: запахи еды, давно испорченной и оставленной гнить в тепле какой-то емкости. Их оказалось слишком много, чтобы опознать, и к ним почти присоединилась моя собственная рвота. Совсем рядом и почти так же сильно, как ресторанные отходы, воняло кровью. Слишком сильно и слишком остро, чтобы она была только моя.

Неловко скрючившись и лежа на твердых углах, влажном пластике и множестве хлюпающих предметов, я попыталась пошевелиться, но безрезультатно. Моргание не очень помогло делу. Я не ослепла, просто находилась в темноте. Еще больше пластика и гнили давило на меня сверху, сковывая руки, ноги и туловище. В животе все горело. Мои конечности болели. Я не уверена, что смотрю вверх.

Ублюдок. Финеас ударил меня ножом и выбросил в мусорный бак.

— Дьявол! — крик едва слышен в тесноте моей гнилостной могилы.

Я проверила пальцы на ногах и руках — работают. Напрягала мышцы везде, где только могла, и, кроме шишек и царапин от того, что меня швырнули в этот чертов мусор, серьезной болью отозвался только живот. Вряд ли я пробыла здесь долго, если все еще чувствую маленькие раны. Это хорошая новость.

Плохая новость: я понятия не имела, как глубоко меня похоронили и смогу ли прокопать выход. Смерть от теплового удара, вызванного мусорным контейнером, — это не то, что я хотела бы видеть на своем надгробии. Не то чтобы я получила надгробие. У охотников никогда их не было. Анонимная кремация для анонимных жизней. Ни за что на свете мне не хотелось бы умереть подобным образом.

Сотовый телефон. Я заерзала задницей, как только могла. Почувствовала знакомый прямоугольник. Восторг тут же умер под доводами логики. Ладно, телефон при мне, но обе руки в данный момент зажаты под неизвестной грудой использованных салфеток, пластиковых стаканчиков и вчерашнего бизнес-ланча.

Пот струился по моему лбу и щипал левый глаз. Правая рука оказалась более подвижной, чем левая, так что я прижала ее к телу. Больше пластика, больше илистого месива. Судя по тому, как вытянуто мое плечо, оно находилось под углом в сорок пять градусов от моего тела. Локоть зацепился за что-то твердое и острое. Дерьмо.

Воздух, которым я дышала, быстро становился спертым и тяжелым. Телепортация из неизвестной начальной точки в неизвестный внешний мир начинала казаться приемлемым риском. Все лучше, чем задыхаться под горой мусора. Умерев сейчас, я упущу возможность размазать лицо Фина по асфальту.

Вспомнились его прежние слова: «Что бы ни случилось и что бы они ни говорили, мне нужно, чтобы ты доверилась мне, я смогу защитить тебя». Ха! Как же чертовски много хорошего это мне принесло. Если это его игра, чтобы втереться в доверие к Черной Шляпе и его веселой банде Падших-террористов, ему лучше выйти из этой встречи с солидной информацией. С чем-то, что мы могли бы использовать, чтобы не упустить их и схватить.

Если только он не помогает им убрать нас первыми. Голос моего инструктора по тренировочному лагерю ясно звучал в глубине моего сознания, напоминая, что глупо доверять Фину. Каким бы красивым он ни был, как бы хорошо ни умел превращать слова в золото, он все равно оставался ничтожеством, недостойным моего полного доверия. Он мог легко заманить Кисмет, Бейлора и остальных в ловушку. Уничтожить оставшиеся силы триады одним махом.