— А в нем люди тоже впадают в психоз?

— Без трансформации — да. Если после смерти, то, как правило, такие становятся низшими. Каста рабов и слуг.

— Почему?

— Представь, что будет, если человек поимеет курицу? — лицо Марса выражало жесткость, от которой той стало не по себе. — Виды несовместимы, и плохо закончится для птицы.

— Выходит, вы здесь оказались не по своему желанию, — пытаясь понять все услышанное, произнесла она.

— Да, — Марс задумчиво взял руку Милены и поднес ее пальцы к своим губам, не спеша, в полупоцелуе прижимаясь к ним, потирая о свои губы. — Здесь не так здорово, как в нашем. Вам он кажется жестоким, страшным, но наши технологии и возможности несравнимы. Я бы с радостью вернулся назад, если бы мог.

— Давно ты тут?

— Почти триста лет. И не спрашивай почему.

— А сколько их?

— По нашим сведениям примерно двадцать, — Марс выдохнул шумно на пальцы Милены. — Если вычесть твоих двух, осталось восемнадцать. Двадцать суров и тридцать асуров оказались здесь. И те и другие опасны для людей. Асуры опасны во время половых контактов и, скорее всего, обмена жидкостями. А сурам достаточно одного физического приближения, чтобы убить человека.

Она замолчала, обдумывая.

— Почему сначала он выглядел, как человек, а потом как большое энергическое облако, светящаяся масса.

— Мир суров нематериален. При желании они могут принимать физическую форму, но материя затемняет их. Для них это отказ от большинства способностей. Как кома или смерть. Ты сама все знаешь, не лучшие биологические состояния.

— Мертвым быть неудобно, — согласилась она, попытавшись выдернуть руку, пока Марс не начал делать с пальцами что-нибудь еще более сексуальное. — Они убили себя. Зачем?

— Суры погибают нечасто, в материальной оболочке они смертны, как и все материальное. Скорее всего, нестабильность формы и энергии. У вас ее называют Ци.

— Зачем он хотел убить меня? Вы враждуете?

Вопрос вызвал у Марса усмешку.

— А вы враждуете с богами? — наблюдая, как лицо девушки приобрело черты растерянности.

— Нет.

— А они с вами?

— Могут, наверное…

— Вот и у нас так же, они с нами — нет, а мы с ними можем?

— Вы что, боги суров? — ее глаза приобрели еще больше округлились, она даже забыла о пальцах в цепкой ладони Марса.

— Нет такого понятия, как боги. Есть суры, асуры, люди, животные и голодные духи. Пять миров. Видела пятиконечные звезды? Мало кто из вашего вида имеет представление об устройстве Вселенной.

— Если они не воюют с вами, то зачем тогда убивать меня?

— Вот это я тоже хотел бы узнать, — Марс, наконец, отпустил пальцы, и та больше не решилась расспрашивать, предпочитая обдумать услышанное.

Спустя какое-то время Милена уснула, сморенная нагрузками от случившегося и до конца не восстановившаяся. Можно было еще на пару дней дать ей восстановиться получше, но Марлоу настаивал на встрече, угрожая всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Агрессивная нервозность наводила на мысль, что произошло нечто, что никак не могло не коснуться асуров. Но условие личного присутствия Милены казалось абсурдным. Марс знал, что как только они сойдут с трапа самолета, их будут ждать. Оставалось надеяться, что это не будет нечто мерзкое.

Он не сомневался, что после смерти местные военные, чиновники и дельцы окажутся в его мире. В мире асуров хорошо асурам, а существам из других миров приходилось туго. Голодные духи очень быстро скатывались до первоначального безумного состояния, становясь отбросами общества, животные при верном тестировании идеально вливались в касту слуг и рабов. Суры конкурировали, у них хорошо получалось выходить в верхние слои общества, они часто рождались в элитных семьях и почти никогда в низшей касте. И только люди, словно джокеры, в большинстве своем рождающиеся рабами, могли всю жизнь прожить в касте рождения, а могли невероятно взлететь. Слишком алчные, слишком предсказуемые, слишком недисциплинированные. Им сложно было понять кодекс чести и кастовость асуров, их любовь к иерархии, порядку, стерильности в отношениях. Они все находили его избыточно логичным. Люди хорошо понимали тщеславие и соревновательность асуров, но учились долгие годы твердой рациональности. Если бы не кармическая эмоциональность, они бы не уступали ни сурам, ни асурам, именно человечность их же подводила.

Оказавшись в мире людей без перерождения, Марс и его напарники быстро освоились, понимая преимущество и одновременную ущербность положения. Но мир животных оказался ближе, чем хотелось. Человечество держало тех, как они — рабов и слуг. Энергии этого мира преодолевали асуров. Разрушали органы.

Пришлось в срочном порядке научиться пересаживать их, чуть ли не кустарным образом, пока медицина не развилась до приемлемого уровня. Пусть и не супер, но жить можно. Человеческие органы никуда не годились. Не асуровские, они скоро приходили в негодность. Всего за год-два. Сами доноры умирали, не совпадая по энергиям.

С женщинами у них были проблемы. Асуры не могли без секса. Никак. Да и попробуй прояви целибат, когда вокруг столько соблазна и предложения. Марс знал, безумие — признак нежелания находиться в данном месте. А иногда, как в случае с голодными духами, и невозможность.

Мир людей преодолевал мир голодных духов. Вероятно, энергия и биологически активные вещества асуров приводили бессознательное людей к выводу, что есть лучший мир, чем этот, и человек, не находя ничего лучше, отказывался от этого мира единственным доступным образом. Гормональный взрыв приводил к состоянию влюбленности, что само по себе является легкой версией психоза, а затем человек бесконтрольно соскальзывал в уже настоящий психоз со всеми вытекающими последствиями. Лечить жертв оказалось невозможно.

Около тридцати лет назад одна из девушек в приступе любви пожертвовала сердце асуру. И оказалось, что ее органы намного жизнеспособнее после сексуальных взаимодействий с асурами. Теперь операции можно было делать раз в пять, а порой и в десять лет при спокойном образе жизни, но разве асур способен жить тихо.

Милена заворочалась во сне, и он, убрав подлокотник, придвинул ее к себе, прислонив к груди, так что голова девушки оказалась под подбородком. Как же изумительно она пахла. Мягкая и теплая, ее доступность мгновенно запустила цепь химических реакций, рождая сексуальный аппетит. Подумав еще немного, он целиком подтянул ее к себе и усадил на колени, придерживая руками так, чтобы голова оказалась на его плече, а попа на бедрах.

Точно, он же обещал этой попе наказание, нужно будет потом обдумать это.

Какое-то время я оставалась в палате одна, пытаясь понять, как жить дальше.

Марс четко обозначил будущее. И где-то в глубине души я знала, что скорее всего иного не будет. Я сама к этому шла, упорно шагала, начиная от своих снов и заканчивая переездом в Лондон. Часть меня всего этого безумно желала. Я хотела ему принадлежать во всех смыслах. От поцелуя на губах остался вкус Марса, хотелось продолжения. Но говорить об этом, а тем более показывать теперь не хотелось. Тело как будто жило отдельной самостоятельной жизнью, наливаясь охотой от прикосновений Марса, поцелуев, реагируя на него горячим накалом неуемной жажды. Видимо притягательность Марса не шла бесследно, хотя и не вылилась пока в сумасшествие. Врать себе о том, что я ничего не чувствую, бессмысленно. Чувствовала, призывно реагирую, тянусь навстречу.

Одно ясно, жизнь, что была, закончилась. Наверное, это и было время на адаптацию. Надо привыкать. Похоронить Андрея и забыть о прошлом. Надеяться на не безумное будущее. Теперь после его смерти не имело значения, когда закроют дело. Из-за нехватки материалов для выдвижения обвинения, наверняка и дела как такового не будет. После слов Андрея я больше не уверена, что Плацид спровоцировал его, и это не меняло дело. Совсем ничего не меняло.

Мы прилетели на военную базу в Судане.