Кто-то подошел, помог добрести до ближайшей скамьи, усадил. Спрашивали, не вызвать ли скорую. Я едва понимала, о чем просят. Отказалась, и меня оставили в покое.

Мысленно я каменела. Мир вокруг густел, сжижался и, наконец, придавил к самому дну. Реальность на мгновение застыла. Пару часов я сидела неподвижно. В прострации. Мерно дыша, вдыхая холодный ночной воздух. Погруженная в глубокую медитацию и откинув эмоции, я повторяла про себя мантры, которым в детстве научил отец, очищая сознание от лишнего, ненужного.

Затем я заказала билеты до Улан-Удэ.

Уже ночью я вернулась домой. Нужно было собрать вещи в дорогу и хоть сколько-то поспать. Или попытаться это сделать.

Марс сидел на кухне, не включая света. В темноте, мерцал экран смартфона. Я не заметила на ночной улице чужую машину, которую еще ни разу здесь не парковали. Да и кто ж после такого заметит.

Вошла, включила светильник и замерла.

Он поднял голову, улыбнулся, осматривая с ног до головы мое угрюмое заплаканное лицо, растрепанный волос, неаккуратный вид.

— Я потерял тебя, — сообщил он негромко, пока я раздумывала, что же делать дальше.

— Что ты тут делаешь? — наконец спросила я, все-таки снимая не до конца просохшую куртку.

— Жду тебя, — ему явно не понравился мой тон, и он слегка нахмурился, на лбу залегла складка недовольства. — Мне сообщили, что ты была в Скотланд-Ярде.

И снова изучающий пристальный взгляд на лице, пока я вяло оглядывала шкаф в поисках подходящей сумки.

— Я была в морге, — сообщила я, решив, что все-таки стоит переодеться. Паспорт и деньги все равно на втором этаже, и в любом случае придется за ними подняться.

Он, кажется, удивился, озадаченно свел брови.

— Андрей покончил с собой, — слезы снова подступали и так и норовят вырваться наружу.

Марс тут же встал, приблизился. Обнял.

Как же это приятно. Горячий, сильный, такой желанный. Я заплакала от отчаянья. Да чтоб тебя! Как можно быть таким двуличным?! Мозг разрывался от противоречий.

— Т-ш-ш-ш, все хорошо. Сейчас сделаем бутерброды, выпьешь чаю, я тебя искупаю, и мы отдохнем немного.

Во мне шевельнулась злость.

— Отдохнем, говоришь?! В смысле? Будем жить долго и счастливо? Как насчет секса?

Я развернулась к нему, разглядывая лицо.

— Будем трахаться или до конца жизни строить друг другу глазки?

Он не выпустил меня, погладил спину, рассматривая, вероятно пытаясь угадать, что у меня на уме.

— Что тебе там сказали?

— Мне нужно переодеться, — отозвалась я, решив, что лучше пока не спорить. — Сделай чай.

Если Смит прав, то против лома нет приема, никакого, кроме хитрости. Мужские руки отпустили, и я прислушивалась к себе. Не хотелось покидать объятия, хотелось остаться у надежной груди, слушать чужое, бьющееся сердце и обнять в ответ.

А что дальше? Он будет каждые десять лет соблазнять девушек, вырезать на органы, а потом жить счастливо? Этого хотелось? Я была согласна на это?

Поднявшись на второй этаж, умылась и открыла ящики, достала сумку, складывая туда минимум вещей, паспорт и всю наличку, что имелась в доме. Мозг шептал, что я согласна. На все согласна. Лишь бы с ним. Сейчас столько всего в мире есть, можно и без секса жить долго и счастливо.

— Далеко собралась?

Марс стоял в дверях, видимо уже несколько секунд наблюдая за сборами. Его лицо выражало обманчивое спокойствие, несколько удивленное, и все же очень уверенное. Знает, что я от него никуда не денусь.

— Тебя это не касается.

— Милена, что происходит?

— Кто ты мне, Марс? — спросила я, напоминая, что у нас неопределенный статус в отношениях. — Работодатель? Любовник? Реципиент?

Последнее слово я произнесла с нажимом, видя, как сильнее он нахмурился.

— Я тот, кто любит тебя. И никогда не причиню тебе зла.

Я засмеялась, ощущая, как наивно впитываю слова. Сладкие слова. Как же сильно хочу их слышать. Все время. Вместе с чудовищной ложью. Уже причинил. Уверен, что я подвластна, подчинена, иначе, откуда такое спокойствие.

— Так что тебе рассказали, Милена?

Но дверь он все-таки мне преграждал. И выйти я могу только разве что через окно.

— Хочешь знать? Слушай. Мне сказали, что ты и еще несколько десятков мужиков убийцы. Что все женщины, которых вы имеете, сходят с ума. Что вы нелюди, которым нужны органы для восстановления. По-русски, вы упыри. Не подходи!

Марс сделал два шага, сжал руки на талии и повалил на кровать, лег сверху.

Я не сопротивлялась. Бессмысленно, только слезы градом, от желания признать все случившееся ошибкой и невозможности игнорировать правду. Теперь его лицо находилось совсем рядом, и я задыхалась от тяжести, от соблазна сдаться.

Ложь, все ложь.

Он больше не двигался, ждал, когда я успокоюсь, пока комнату заполняли звуки тихие звуки ночи. Смотрел мне в лицо, пожирал взглядом, в его глазах все так же таился огонь страсти и мне, несмотря ни на что, даже сквозь слезы, до дрожи, до отчаянья, хотелось ему отвечать. И от этого хотелось разорваться.

— Ты самая красивая женщина из всех, что я знаю, Милена.

— Отпусти меня, — выдохнула я.

— Нет, ты хочешь совсем другого, — прошептал он, покрывая легкими, дразнящими поцелуями линию подбородка. — Обманчивый скромный вид, с виду тихая, но как же ты пахнешь, какой шлейф идет от тебя. Какая же ты притягательная.

Губы дразнящими ласковыми движениями, коснулись мочки уха. Его горячее дыхание на замершей коже. Я вспыхнула, потекла, загораясь ответным огнем, смешанным с болезненным чувством обиды, справедливости, открытого гнева.

— Все что я хочу — чтобы ты оставалась со мной. Пока ты со мной, тебе ничего не грозит. Никакого безумия. Ты будешь в полной безопасности. Ведь то, что тебе рассказали обо мне, неправда, — его шепот сводил с ума.

Одной рукой Марс фиксировал мои руки над головой. Сам же сдвинулся чуть в сторону. Мы уже это делали. И я хочу, хочу повторения. Я, наконец, смогла свободно выдохнуть и вдохнуть. Придерживая ногой мои ноги, Марс свободной рукой медленно расстегнул пуговицу на штанах, потянул с характерным звуком за язычок молнии.

Задышав, краснея, я обшаривала вокруг себя взглядом комнату в поисках того, чем можно нанести удар, чувствуя, как невыносимо влажно в трусиках, как соски болезненно зудят, покалывают от предвкушения и тело напрягается, а мышцы в животе и между ног начинает сводить от томительного ожидания.

— Я видела Руфуса, не умеют люди так восстанавливаться. Кто ты?

— Ш-ш-ш, — палец Марса на моих губах, и хочется облизнуть его, пососать как леденец. — Твое будущее, детка. Прекрасное будущее, поверь.

Горячая мужская рука Марса ворвалась между складок внизу. Он скользнул пальцами, очень умело нажимая на клитор, сжимая с нужной силой, нежно тешил самое чувствительное место чуть выше. От остроты чувств я выгнулась дугой, застонала, мучаясь от собственного бессилия над возбуждением, над сопротивлением ласкам, смешанному с невероятно похотливой тягой. Расплакалась, захлебываясь от сбитого дыхания. Пока Марс ритмично голубил внизу, горячо целовал шею, и сам тяжело дышал в меня, невыносимо возбуждая.

Я отворачивалась, переживая, как по телу бежит дрожь от приближающегося оргазма, как вдруг наткнулась взглядом на стек Андрея с лезвием для бумажных поделок и замерла, перестала сопротивляться. Расслабилась, принимая происходящее. Ярко, обильно кончила.

— Хорошо, твоя взяла, — вымучено прошептала я, поворачиваясь к нему. — Отпусти.

Он поверил, поверил легко.

— Вот и славно, хорошая девочка.

Не была я никогда хорошей. Ни разу в жизни. Я плохая дочь и плохая жена. И нужно признать, хирург из меня тоже пока не самый высший класс. Но я работаю над этим.

— Дай мне то, что я хочу, — прошептала ему в губы. — Помнишь? Ты обещал.

Все жертвы всегда хотят только одного. Еще немного секса и внимания. Но я не жертва. И мы не пара. Я погладила Марса по лицу. Мой мужчина. Такой плохой девочке, как я, мог достаться только этот. Стала отвечать на поцелуи, давая увлечь, позволяя снять одежду, раздевая его самого. Усиленно стаскивая с него джемпер, футболку.