Так и произошло. Алиса пришла к нему утром, с булочками и свежим кофе, и выглядела как обычно обворожительно, но бледно. Словно слегка выцвела и потеряла обычный сексуальный запал, расходящийся от нее шлейфом, куда бы она ни пошла.

Они сидели в летнем садике, наслаждаясь ничегонеделанием, доносящимися звуками птиц, машин, шелестом деревьев.

— Что произошло? — желудок Андрея свело от страха, неужели она пришла сказать ему, что бросает его. Что он будет делать?

На ее лице мелькнула улыбка, и она выразительно колко посмотрела на него.

— Плацид перестал быть импотентом.

Прозвучало как-то странно, по-идиотски, настолько, что он засмеялся, и, не сдержавшись, съязвил:

— Что, перестал тебя любить?

Алиса молчала, неспешно и как-то собранно потягивая кофе.

— В некотором роде.

Возникла мучительная, долгая пауза.

— Ты бросаешь меня?

Она удивленно посмотрела на уже бывшего любовника, поняв, что слегка забылась и давно молчит, разглядывая в заборе неведомую никому точку.

— Ты знал, что все когда-нибудь закончится, — она поднялась и взяла сумочку в руки, разыскивая сотовый. Ей хотелось побыстрее уйти и позвонить мужу. На мгновение она зашаталась, не справляясь со слабостью, и начала падать. Андрей подхватил ее.

— Голова последние дни все время кружится, — вместо сотового, она достала упаковку обезболивающего.

— Может ты беременна?

Мысль ей понравилась, воодушевила, и она загорелась от счастья, на мгновение став прежней бесшабашной Алисой.

— Я об этом не думала, — она сунула таблетку в рот, запивала ее кофе, в радостной взволнованности изучая в инструкции, что там говорилось касательно беременных. — Было бы чудесно. Плацид хочет детей.

Андрей приподнял бровь.

— А может быть он мой.

Алиса выглядела настолько удивленной, что засмеялась.

— Нет. С тобой я пила противозачаточные, — она улыбнулась, вспорхнула со стула и покинула дом в поисках ближайшей аптеки с тестами на ХГЧ.

***

Джон Смит никогда не верил в вампиров, магию и прочую ерунду. Он выбрал полицию и всегда стремился работать в отделе специальных расследований Скотланд-Ярда, потому что его отец тоже там работал. Ему доставляло удовольствие ощущение от ежедневного осознания, что он приносит пользу своей стране. Безусловно, карьерные перспективы его тоже волновали и сильно, но смысл его жизни состоял именно в работе. Он приносил огонь правды туда, где до него царило зло, где мрак и несправедливость съедали все светлое и лучшее, что было в людях. Где правильные и законопослушные граждане отходили, опустив руки, где не срабатывал закон и обычная полицейская система.

Поэтому, когда он узнал о новом работнике лаборатории в клинике компании «Сафино», и о том, что у того есть серьезный мотив не любить ее владельцев, а именно одного из них, в лице Плацида Мэдса. Он не мог не воспользоваться и не прийти к нему с дружеской беседой.

— Нам нужна ваша помощь, — признался он, после длинного рассказа о подозрении на преступную деятельность компании «Сафино». Торговля всем подряд, решения о развитии отраслей, долговые обязательства, финансовые системы, армии — все это контролируется ими. У них даже заведено дело на Марса Брицкрига. Смит, правда, умолчал о том, что оно приостановлено по прямому приказу вышестоящего руководства. И он готов землю рыть, чтобы снова дать ему ход. А для этого любые средства хороши.

— Стойте, вы меня, что вербуете? — по радостному выражению лица спрашивающего, Смит понял, что нужно сказать «Да» и кивнул.

— Уму не постижимо! Прям как в гребаных боевиках. Ладно, и что вы хотите от меня?

— Никто ведь не контролирует, как ты сжигаешь мешки?

— Нет.

— И видеокамер там нет?

— Ну да.

Смит выразительно посмотрел на вербуемого.

— Я хочу знать, все ли органы вырезаются у реципиентов. Для этого тебе придется их вспарывать и смотреть все пакеты. Они маркированы буквами разных операционных и этажей. Мы дадим список тех, где есть трансплантация.

— Это противозаконно, — заартачился он, опасаясь непонятно чего.

— Нет. А вот вырезание здоровых органов у доноров — да.

— Вы серьезно? — он уже был не рад, что согласился. — Это же огромная корпорация, они и сами могут, кого угодно убрать, а я сожгу, даже не зная об этом. Я все время об этом думаю. На кой нам в это макаться? Зачем? А если меня убьют?

— Не ссы. У нас лучшая в мире система защиты свидетелей. Я хочу знать, что удаляется у всех реципиентов и доноров, а что остается. И все. Если поможешь, сможешь остаться здесь жить и без помощи жены.

И он согласился. Согласился, потому что все больше и больше склонялся к мысли о том, что Алиса для него больше, чем любовница. Но что он мог ей предложить? Теперь у них бы появился шанс.

Стычки и ссоры с Шепардом, подготовка к операции отнимали самое важное — сосредоточенную уверенность в своем успехе. Я дико нервничала. Чтобы укрепить себя, я все чаще вспоминала о том, зачем пошла в трансплантологию.

Я пошла, потому что меня поддержал отец, считая, что дар жизни — самая великая ценность после Учения. Люди слабые существа, они хотят жить вечно. А вечности нет, есть структуризация времени. Все проживают его, организовывают тем, что растут, учатся, заводят семьи, детей, делают карьеру, а потом выходят на пенсию. Единицы из них способны занять себя вне рамок общества, структурировать свое время жизни так, чтобы прожить сто лет и больше. Люди не знают, чем себя занять, не догадываясь, что душа должна трудиться, тогда и дело в материальном мире найдется. Несовершенство мира и тел крадут у горемычных и без того неструктурированное время, и они умирают, их тела и органы отказывают до того, как они успеют осознать, узнать, что есть вдохновение духовного огня, способного дать силу жить.

Трансплантация — шанс получить время. Успеть завести семью, потомство, сделать то, что хочется. И мне тоже хотелось использовать шанс. Шанс стать матерью. Я верила, что рано или поздно появиться программа, и я смогу участвовать, и тогда я выношу собственного ребенка, дам ему имя и буду растить. Поэтому я пошла в хирургию и трансплантологию.

Операция по изъятию и пересадке была назначенная на девять утра, когда я вошла в операционную, Шепард уже ждал со своей командой. Донор молодая женщина.

Я взяла скальпель, собралась с духом и провела разрез от ямки на ее шее до лобковой кости. Вошла в брюшную полость. Команда Шепарда приступила к извлечению сердца, вооружившись пилой, раскрыла грудную клетку.

Началась работа.

Каждый занимался своим. Я все делала пошагово. Вскрыла живот, сдвинула входящую ободочную и двенадцатиперстную кишку, обнажая аорту и полую вену, перетянула аорту, готовясь к катетеризации. Отделила печень от диафрагмы и забрюшинного пространства, аккуратно рассекла ворота печени и, найдя желчный проток, разрезала его, давая желчи вытечь, а затем отделила ренальные вены и артерии, ведущие к почкам.

К тому моменту команда Шепарда, извлекавшая сердце, сняла хирургические костюмы и стояла у нас за спинами. Им хотелось быстрее пойти отдохнуть перед вторым этапом работы с реципиентом, но скорее всего Шепард велел оставаться до конца.

На секунду я прервалась, пока мои ассистенты трудились над тем, чтобы поместить в аорту трубку для введения в полости организма кардиоплегического раствора, останавливающего биение сердце.

— Не трогай! — громогласно заорал Шепард, что есть сил.

Все замерли на месте. Я рывком отодвинула стерильный занавес, открыв лицо донора. Вздрогнула.

— Закрой! Быстро!

Я узнала это лицо. Видела его. Лицо девушки из московского офиса компании. Красивая брюнетка с шоколадным оттенком волос, работающая на ресепшене. Кристина.

— Вернись! Я сказал на место!

В это время перерезали полую вену прямо перед входом в сердце, и кровь хлынула внутрь тела, заполняя грудную полость, выхлестываясь вокруг, брызгая на наши костюмы, заливая пол.