— Это частная клиника, — теперь слюни долетали и в меня, но большая часть все-таки закипала прямо на Шепарде.

— Я хочу назначить дополнительную катетеризацию сердца, эхокардиограмму, биопсию печени и бронхоскопию. Настаиваю.

— Зубы показываешь?! — казалось, еще мгновение и Шепард окончательно выйдет из себя.

Тот неожиданно обнаружил, что его никто не боится. Более того, скромная девица умеет быть твердой как алмазное сверло. Анализы означали, что донора отвезут в специальную катетеризационную лабораторию, где сделают прокол в паховой области и введут катетер до самого сердца, чтобы получить данные сердца, затем то же самое сделают с печенью и, при помощи специального эндоскопа, с легкими. Это означало одно — потерю времени.

— Ты специально это делаешь! — орал Шепард, пока я изучала последние данные. — Я не дам тебе никаких данных. Будет тело, в две команды поочередно изымем органы и сделаем операцию в два шага.

Я шумно выдохнула, тот выругался и покинул поле боя. Каждый вредничал по-своему. Мне жизненно необходимо было расслабиться, давление по мере приближения начала операции будет только расти с каждым часом.

Я вернулась за полночь. Впервые не уставшая, а взбудораженная и полная энтузиазма. Моя первая серьезная операция. Шесть месяцев упорного труда окупились удачей.

Андрей еще не спал. Он вышел в семейных трусах, полуголый, неровной походкой, недовольно и криво улыбнувшись.

— Ну что, вернулась? — спросил он, меряя нетрезвым взглядом. — Будешь опять говорить, что работала?

Я счастливо улыбнулась мужу.

— Наконец-то моя трансплантация. Я поверить не могу.

Тот минуту соображал, что только что услышал, а затем потряс головой.

— Я тебя там, между прочим, искал. Где ты была?

— В клинике, Андрей, — ответила я, раздеваясь и собираясь в душ.

— Ты никому не сказала, куда ты ушла. Я чуть в полицию не позвонил.

— Я сказала Алисе. Шепард и Брицкриг тоже ушли со мной.

Андрей покачал головой, упал в кресло.

— Дааа, а я с ней толком не говорил. Хотел тебя обрадовать.

Скинула трусики, убрала сарафан в шкаф, взяла чистое полотенце.

— Чем?

— Ну, это ж, — голова Андрея замоталась на шее, как у китайского болванчика. — Я ж работу получил. Прикинь?!

Я остановилась в проеме в ванную комнату.

— Поговорил с твоим боссом, а тот тааак проникся твоими успехами, что подмог нам. Прям добрый крокодил Гена. Мировой мужик!

О да, мировой. Мне хотелось побыстрее принять душ. Смыть жар города и подумать о случившемся.

— Ты сам попросил?

— Ну конечно сам. Я ж мужик. А мужик сказал — мужик сделал! — он хлопнул себя в грудь. — Я само действие и решительность.

— И кем?

— Может быть замом?!

Лицо его помрачнело, словно он вспомнил нечто неприятное, и строго глянул на меня.

— Но ты должна была сказать, куда едешь. Я как дурак там их всех спрашивал.

Он понял палец вверх и помотал им из стороны в сторону.

— Ты ведь не сказала Алисе!

— Сказала.

— Она редко врет, — с удивлением, заторможенно, он наблюдал за своей рукой, которая сама нарезала восьмерки в воздухе, без участия воли хозяина.

— А она врет? — я положила полотенце на сушилку.

— Стебется иногда, типа муж тот еще демон.

Было сложно поверить, но я собственными глазами видела сегодня страх в глазах Алисы. А потом такую улыбку и восхищение. Казалось, у них все очень хорошо.

— Может повод есть?

— Ну он же, знаешь, импотент, ревнует к каждому. И, сука, знаешь, как объясняет. А?

Муж истерично высоким голосом засмеялся, хрюкая.

— Из-за любви большой. Не трахает из-за любви! Во заворачивает.

— Иди спать, — незлобиво велела я, закрывая дверь ванной и не желая слушать продолжение.

Вошла в душевую, включила воду, смывая копившуюся весь день усталость. В такой день легко смыть все, кроме возбуждения. Ни операций, ни нагрузок. Стоя под теплыми струями стекающей по коже воды я, закрыв глаза, вспоминала движения Марса, его взгляды, губы в усмешке, необычные глаза. Наверное, эти твердые губы сладко целуют многих женщин, руки могут страстно сжимать кожу до покраснения или чувственно скользить по ней. Как же мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне еще раз, еще раз поцеловал.

Фантазия вместе с паром окутывала, позволяя пальцам соскальзывать от виска по щеке на шею до ключицы и обратно. Я стискивала, мягко поглаживала, сгорая от распаляющегося желания. Чувствуя, как нервные окончания дрожат от перенапряжения. Как легко представлять желанные мужские ладони на собственной груди, талии, бедрах. Он мог бы дотрагиваться там, внизу, где подушечки раздвигали набухшие складки и растирали, нажимали, пока пальцы второй руки гладили губы и шею. Маааррс…

Вышло слабенько, оставалось чувство неудовлетворенности, голода. Хотя оргазм все равно принес удовольствие, кое я давно не испытывала. И потребовалась минута, чтобы прийти в себя и улыбнуться от мыслей, что подобным детским шалостям я не предавалась с подросткового возраста, когда какой-нибудь из учеников ламы, а, как правило, они все как на подбор были хорошенькими, будил в юной голове непристойные мысли. Что ж, почти-почти будущая звезда трансплантологии как школьница мастурбирует в душевой по Марсу Брицкригу. Я хихикнула от собственных мыслей, находя подобное состояние смешным и чуточку прискорбным.

Насколько Андрей гордился собой, настолько же ненавидел новую работу, возвращаясь с ночной смены несколько недель спустя. Работа в закрытой лаборатории, располагающейся под парковочными уровнями клиники, казалась ему ужасной. Когда Милена объяснила, что должность помощника лаборанта, на английском звучащая довольно заковыристо, подразумевает хороший трамплин для начинающего фармацевта, то ничего кроме разочарования он не испытал. Биофизические исследования интересовали его меньше всего. И чем они там занимались, ему не хотелось ни понимать, ни знать.

Работая по ночам, он мыл пробирки, полы, выполнял самую разную неквалифицированную работу и ненавидел Марса Брицкрига. Что за радость, будучи целиком экипированным в защитный костюм небесно-голубого цвета, учиться готовить препараты для микроскопов и выносить мусор в специальное помещение, где находилась мусоросжигательная печь. Он не мог выносить каждый сантиметр этого искусственно освещенного стерильного подвала. Помещение, которое находилось даже ниже уровня морга. Ниже, наверное, были только технические этажи.

Мусор состоял из останков мышей, иногда собак, кошек и других подобных лабораторных отходов. Мешков за день скапливалось великое множество. Работа проще некуда — возьми, унеси, загрузи в печь, сожги, затем по-новой. Между делом все остальное. Волоком он тащил тяжелые черные пластиковые мешки по кафельному полу длинного коридора, за стенами которого через стекла можно было разглядеть полки, на которых стояли залитые растворами стеклянные банки самых разных форм и размеров. В них находились демонстрационные образцы воздействия бактерий и препаратов на человеческое тело. Можно увидеть массу зародышей самой различной стадии развития, ноги и руки, человеческие головы, разделенные на ломти толщиной в несколько сантиметров, безликие торсы, мужские и женские, разрезанные пополам и плавающие в формалине. Здесь, как ни в одном другом месте, ощущалось, что внутренняя часть науки, как и любой зад, не имеет чистого обзора. Для неподготовленного человека, не медика, зрелище казалось кошмарно-тошнотным, и он старался не смотреть лишний раз по сторонам.

Андрей дотаскивал груз до печи, отодвигал металлическую заслонку и запихивал в ревущую огненную пасть очередной тяжелый мешок. Иногда он чувствовал сквозь перчатки и мешок чьи-то конечности, стараясь об этом не думать и не гадать, рука это или нога. Задаваясь лишь одним важным, но крайне возмутительным вопросом — разве он подобное заслужил?!

С Миленой он виделся только мельком утром, когда приходил со смены, а она уже уходила на работу. Жизнь перестала казаться сказкой. На Алису времени не оставалось совсем, но все равно душу грела мысль, что скоро выходной и вот тогда они оторвутся по-полной. Тот удачно пришелся на середину рабочей недели Милены и никто не должен был им помешать.