Орк, видя, что происходит, с диким, пробирающим до костей криком отчаянья рванулся на поляну и, в этот раз, смог прорваться, сквозь не пускавшую его до этого преграду. С ревом дикого зверя, он в несколько прыжков оказался у замершей пары оборотней.
Выдирая пучки травы, голыми руками очертил вокруг них круг, обозначил символы, которые я видеть просто не могла. Из ножен на груди вылетел кинжал. Орк уверенным движением распорол обе свои руки от локтя до запястья и обхватил этими руками и Элину, которую обнял со спины, и почти исчезнувшего оборотня, нараспев зачитывая заклинание на незнакомом языке.
— " Язык мёртвого мира. — Прошептала мама, — но если хочешь спасти своих названных, сейчас у тебя единственный шанс"
Услышав эти слова, я подхватила тяжёлые юбки и, как могла быстро, побежала к Элине, даже не вспомнив о преграде, ещё недавно окружавшей поляну. Видимо ее прорвал или уничтожил орк. За спиной шелестели по траве чьи-то шаги.
Добежав, до Элины, я схватилась обеими руками за запястье травницы, краем глаза отмечая, что за вторую руку вцепилась Мия, чьи глаза сияли странным, неестественным светом.
Поняв, что преграды больше нет, бывший король и Эрар тут же оказались возле канцлера, поддерживая и отдавая собственную силу братьям, что вытягивали из-за грани Элаиду.
Эльфы заключили в свои объятья Мию, а барс, услышав тихое "помоги, Каяне", уже вплетал свою энергию в потоки, что лились к Каяне от бывших мужей, жреца и сына.
Неприятное, тянущее изнутри все силы, чувство вдруг исчезло, как только на моей талии сомкнулись горячие руки оборотня.
— Я же берсерк, во мне силы и жизни на десяток. — Ответил вербер, улыбаясь, встретив мой удивленный и вопросительный взгляд. — Справимся.
— Бери, не жалей, наги живучие. — Шепот Гара и черный змеиный хвост, оплетающий ноги.
— Не бойся, вытягивай семью, — мягкое прикосновение, и руки Сида, обхватившие бёдра.
Резкий, шумный выдох, и отец Армунда, встав в середине получившегося треугольника, буквально в двух шагах от нашей, переплетенной объятиями… семьи, резко, словно преодолевая препятствие, направляет руки в стороны, к Элаиде и к Каяне.
Я смотрела, и не могла оторвать взгляда от видимого потока сплетённых сил и энергий, что бурным горным ручьем стремился к притихшим девушкам. Девушкам, что получили такой желанный шанс, и вынуждены были заплатить такой страшной ценой, за попытку его принять.
Золотистые сердечные нотки дара и жизни Элины, плотно оплетенные серебряными нитями силы Арда и прозрачно бирюзовыми, словно морскими, волнами энергии Армунда сливались с бело-зелёными вьюнами жертвенного дара Мии и поддерживающих ее эльфов и свивались с толстенными темными жгутами, цвета древесной коры, непобедимого духа берсерка и жемчужно-стальными силами нагов. И по всему этому потоку проблескивали разряды молний. Моих, с синим отблеском.
Мне казалось, что мы пытаемся напоить своими силами песок, так как уже появилась ломота во всех суставах, усталость накатывала волнами, а видимых результатов все не было. Все, что мы отдавали, уходило, как казалось, в никуда.
Но вот, раздался первый, судорожный, захлебывающийся вздох Каяны, почти следом ему вторит хрип, в котором, с огромным трудом, узнаю голос Элаиды.
Старый орк прервал все потоки, а мы без сил повалились на землю. Словно необходимость удержать девочек, была единственным, что нас самих держало на ногах.
И уже с земли, я наблюдала, как прильнул к губам Элины Ард, истончаясь и осыпаясь песком к ее ногам, как последние искры жизни покидают его тело, обвивая ласковым облаком девушку и на глазах превращаясь в призрачного, сотканного из серебристого тумана волка.
Зверь вскидывает морду к небу, и хоть на небосклоне нет луны, приветствует ее победным воем и рассыпается облаком серебряных искр, что послушными ручейками обвивают руки орка, проникая сквозь раны в его кровь.
Боги, как же тяжело и больно… Как хорошо, что меня окутывает моя тьма. Я не сопротивляюсь ей, а приветствую, как добрую подругу. Покой…
— Какой букет! И кто же это догадался его принести? — Знакомый голос пробивается сквозь сон, словно издалека.
— Я. Ваши девушки эти цветы рвали, сказали очень полезные, от них сон спокойнее. — И этот голос я знаю, помню. Он… он чем-то важен, а чем? — Вот я и нарвал, сколько унести смог, все вазы заняли, что вместе с нагами найти смогли.
— Корень! Корень этого растения полезен, заботливые вы мои. Именно от отвара, из этого корня, разведённого пять капель на кувшин чистой воды, наступает крепкий и спокойный сон. А вы натащили в комнату целый стог цветов!
— Так что плохого, пахнут очень приятно — кто-то аккуратно провел ладонью по моим волосам — может Искорке приснится, что она по цветущему саду гуляет. Раф говорил, что она очень любит цветы.
— Конечно, приятно! Только от этого аромата у здорового человека головные боли неделями длятся. Поэтому и зовут этот цветочек болиголовом!
Резкий сквозняк в комнате, и звон бьющегося стекла неподалёку.
— Вазы-то в чем оказались виноваты? Их-то в окно зачем? — С каждой минутой мысли становились чётче и, словно бы, ярче.
Я уже узнавала эти голоса вокруг меня. Глаза было тяжело открывать, словно после тяжёлой болезни. И в первые секунды, все плыло перед глазами. Но, уже скоро, приобрело свои привычные очертания. В комнате возле меня оказались наги, вербер и настоятельница.
Оказалось, что после распада связей, мы почти все остались без сил, в тяжёлом и болезненном беспамятстве. Фактически, «на ногах» смогли удержаться только мужчины. Тяжелее всех, конечно, пришлось Каяне и Элаиде, которых до сих пор подпаивают своей кровью мужья.
Как мне рассказывали мужчины, быстрее всех отошла от последствий нашего вмешательства Мия. Удивительно, но та искра дара, что хранится в каждом человеке, решила проснуться именно сейчас. Не когда сама Мия нуждалась в помощи, а когда уже она сама хотела защитить и помочь. Дар девушка потеряла, так толком и не обретя, по крайней мере, никаких проявлений больше не последовало. Зато она стала очень много гулять среди диких участков леса на территории приюта. Ее тянуло к таким местам, на радость барсу и эльфам.
Следующей, вернувшейся к бурной деятельности, оказалась Элина, которая едва придя в себя, рванула помогать остальным и оплакивать Арда. Мягкое сердце целительницы хоть и помнило о прошлом, но не требовало жестокости в ответ. А оборотень… Оборотень сделал всё, чтобы его клятва не осталась просто набором громких слов. Он в каждый звук вложил собственную душу и защитил Элину, даже от неё самой, готовой пожертвовать собой ради жизни других.
Вот поэтому, сейчас Элина разрывалась между Армундом, пребывающим в горячке, и Бердом, что все уверенней шел к своему перевалу. Но в недолгие часы бодрствования он разговаривал с дочерью.
Рассказывал и рассказывал, обо всем, делился даже самым сокровенным, тем, о чем никогда не говорил даже с братьями. О небольшом, но крепком и уютном домике в лесу, неподалеку от столицы, ведь его травнице наверняка бы понравилась близость леса. О самолично вырезанных из дерева забавных игрушках для незнакомого ему ребенка. О заказанном и давно хранимом браслете, на котором по травяному полю бежал серебристый волк.
О надеждах искупить вину перед братом и его парой, и уже свободным от заслуженного наказания найти свою собственную, убежавшую от него пару. О сотнях вариантов той встречи, которую он представлял в своих мыслях раз за разом. Сначала в этом мире, а когда почувствовал её уход, то и на лунных полях. И просил, чтобы на его последнюю тропу в этом мире, он ушел с тем самым браслетом и прощением дочери.
Он не оправдывался за случившиеся между ним и матерью Элины. Не отказывался от своей ответственности за все, что пережила женщина, а главное, за ее ранний уход. И все, что пришлось пережить самой Элине, Берд считал следствием своих собственных ошибок. Оборотень, практически сгоревший от проклятья, но без раздумий и сомнений, решился помочь брату и принять на себя непредставимую по своей силе боль. Однако не струсил и не отступил. И его тело просто уже не выдерживало. Невозможно склеить уже разбитую чашку. И Элина старалась как можно больше времени провести рядом с отцом, хотя совсем недавно, ненавидела его больше всех на свете.
