Провожать меня пошел весь совет. Дорога заняла совсем не так много времени. И вот, я уже стою перед каменной гробницей. Эрар с отцом снимают крышку. А я отдаю власть над телом матери.

Уже Алиена протягивает руку над обезображенным проклятьем телом старого вожака. Останавливает ладонь над тусклым камнем кулона, что покоится на груди мертвеца. Несколько минут сосредоточенного молчания. И торжествующий голос Алиены.

— Подарочек с сюрпризом. Пожизненная привязка, мощное одностороннее ментальное воздействие. Настолько сильное, что определить это, могут и маги среднего уровня силы, даже сейчас. Как же вы так прошляпили-то?

— Не все же настолько гениальны как Ланграны! Это у вас семейное, все интриги просчитывать за пару минут — обиженно заявил Эрар.

А я смотрела на канцлера. Смотрела и впервые понимала, что такое оборотень. Что такое ЗВЕРЬ! Горящие янтарем глаза, приподнявшиеся в оскале губы, обнажающие вылезшие клыки. Сжатые в кулаки руки, вспученные вены, по которым яростным потоком бьётся кровь. Глухой, полный боли и ненависти голос.

— То есть, моя жена досыта напилась боли, просто из-за того, что какой-то гнили был неугоден союз оборотней и эльфов?

Волк не повышал голоса, но мороз прошёлся по коже, поднимая дыбом все волоски на теле. Канцлер обернулся и пристально посмотрел мне прямо в глаза. А потом, резко опустился на колени передо мной и схватил меня за руки.

— Найди мне его! Ту тварь, что за этим стоит. Если кто и может, то только ты! Подари мне шанс, вцепится в его горло клыками, упиться его грязной кровью. Я клянусь, моя жизнь будет положена на служение роду Лангран. Я буду верным псом у ворот, шавкой у ног, послушной любому приказу, буду рвать любого не по слову, по одному взгляду. Кровь Лангран превыше своей считать до конца своих дней буду. Только помоги добраться до этой мрази.

— Я сделаю всё, что смогу — почему-то шепотом ответила я.

Что-то такое было в словах этого мужчины, во взгляде, в напряжённом теле, что только сейчас я поняла, какую боль все это время носил этот оборотень в своем сердце, как сжигало изнутри произошедшее много лет назад, и невозможность исправить хоть что-то. Здесь и сейчас, я не сомневаюсь, предложи ему выбор, он не задумываясь, забрал бы себе всю боль, что досталась его паре, все воспоминания о пережитом ужасе.

Предложи ему отдать жизнь за гарантию, что его пара никогда не познает того унижения, согласится, даже не дав договорить.

Развернувшись, я шла к выходу, держа спину и придерживая пальцами тяжёлые юбки. Я не ответила на его клятву, но и я, и канцлер понимали. Я сожру саму себя бесконечными размышлениями и поисками, но найду, кто стоит за реками слез, и тысячами загубленных судеб. А он… Он станет тем самым палачом, которому достанется честь единственного удара.

Интерлюдия.

(Ночь перед советом)

Лунный свет озарял уснувший сад, около северной башни. Сонную тишину нарушали только перекрикивания ночной стражи, да шум шагов патрулей. Покой непростых гостий охранялся особо.

Из уст в уста передавались истории о чудовищной фантазии некромантов. А мстили они, и за меньшие провинности. И как мстили. Чего только стоит история, как один из придворных наступил на ногу Эрику Ланграну. Говорят, он заставил того придворного самому себе отпилить ногу, зажарить и съесть. И все это осознавая, что происходит.

А нынешняя-то, поговаривают и вовсе зверюга, говорят, какая-то оборотница на балу что-то не расслышала, из сказанного наследницей Лангран, так ведьма потребовала ей на ужин уши подать от той оборотницы. А куда деваться? Подали. Шутка ли, кто это отродье злить осмелится?

Говорят, только муж с ней и справляется. Ну, помогите боги, мужику, медведь воин знатный, мож и при такой жене выживет. А вот возле башни мы потише пройдём! Кто ее знает, что за сон у неё, потревожишь ещё и будешь потом, собственные ноги жарить к завтраку, чтоб больше не топал по ночам.

— Эй, младшой, ты чего притормозил-то? — Раздался сердитый шепот старшего патруля, которому на такой-то обход новичка подсунули, сопляка деревенского.

— Да девки на кухне судачили, что некромантка эта красива так, что местные вертихвостки и близко не стояли.

— А тебе какое дело до той красоты?

— А вдруг не спит, может, увижу? Хоть издали.

— От дурень! Ты на голову чтоль обиженный! Вот оно тебе надо? Додумался дурень, на Лангранову дочку среди ночи смотреть!

— А что, думаете, проклянет?

— Она то может и нет, слышал она за кухарку вступилась. — Влез в разговор третий из патруля, но тоже шепотом. — А вот муж ее, Варлах, долго думать не станет. Так проклянет, да от души и со всего размаху. Сам видел, как он кулаком камень крошил, твоя башка пустая точно не выдержит. На некромантку он посмотреть захотел. Ты ещё королю под хвост загляни, там, девки говорят, тоже красиво, вон сколько лет он кроме жены и не видит никого, а они все подлезть пытаются. Видать зрелище, незабываемое. Иди, давай!

— Нашли чем удивить! — Бурчал незадачливый новобранец, идя следом за старшими товарищами, прочь от башни. — Камень он крошит. Я и сам могу, да у меня и дед так может, хоть и седой уже весь. Камнетесы мы, мы камень хоть рукой, хоть головой. То же мне, эка невидаль…

— Побурчи ещё! Вперёд иди, а то доведешь до греха…

Стоило патрульным скрыться из виду, как от раскидистого тенистого куста отделился небольшой кусочек темноты. Метнулся к стене, скользнул по карнизу и перетек через подоконник в комнату с распахнутым окном.

Оказавшись в комнате, тень словно разрослась, приняв очертания крепкого мужского тела. Мужчина оглядел комнату, повел носом, словно принюхиваясь. Бесшумно скользнул к кровати и замер. Спящая девушка сжалась в комок и обняла себя руками, пытаясь согреться, спрятаться от ночной прохлады. Мужчина простоял буквально мгновение, а потом осторожно подошёл и натянул на Элину одеяло, видимо, сброшенное во сне. Невесомыми, осторожными движениями подоткнул со всех сторон, укутывая и ножки с маленькими ступнями и худенькие плечи. Задумавшись на секунду, всё-таки позволил себе опуститься на колени рядом с изголовьем кровати, и замереть, наблюдая, как трепещут ресницы, и расслабляется согревающееся тело.

Ночной ветерок ворвался в комнату вслед за тенью и, расхулиганившись, бросил спящей девушке на лицо, и без того непослушный, локон темно-русых волос. Девушка сразу поморщилась, как от щекотки.

Мужчина улыбнулся, и почти не дыша, боясь разбудить, убрал прядь на место. Наклонился, враз став серьёзным и собранным, его губы замерли в миллиметрах от виска девушки.

Если бы кто-нибудь мог заглянуть в этот момент, в отливающие янтарем глаза, то увидел бы в них такую жажду, что не каждый пересекающий пустыню испытывал хоть раз. Но мужчина сдержался, шепнул, почти не потревожив тишину в комнате: "Только когда примешь и позволишь", и отступил спиной вперёд от кровати.

Именно поэтому он и не увидел, как от стены отделился второй кусок тени и резко выбросил вперёд руку, одновременно, разворачивая к себе лицом и хватая за горло. Другой рукой, прижимал палец к губам, призывая к молчанию. Почти одновременно с ним, тот же жест отзеркалил и любовавшийся Элиной мужчина.

Лишь на минуту замерли на пороге, когда согревшаяся во сне Элина, откинулась на спину. Переждав немного и удостоверившись, что не разбудили девушку своей возней, они и покинули ее спальню, по-прежнему сцепившись друг с другом.

— Ну и чего ты удумал? — Орк почти рычал, не хуже любого оборотня. — А если б она проснулась, а над ней твоя морда с капающей слюной? Ты вообще о ком-то, кроме себя, думать в состоянии? Или кроме своих хотелок ничего не вижу, не знаю и знать не хочу?

Короткий замах, и в челюсть оборотню прилетает тяжёлый орочий кулак. Пошатнувшись, но быстро сгруппировавшись, Ард начал уклоняться. Однако, от четких ударов Армунда уворачиваться получалось не всегда. Тем не менее, в ответ, орк не получил ни одного удара. И именно это немного остудило мужчину.