Я вижу его спокойствие, сосредоточенное внимание и нежность, в то время как он исследует глубины моей сексуальности, и мне хочется быть терпеливой.

Он скользит пальцами вверх, чтобы почувствовать влажность моих складочек и перенести ее к тому месту, где его язык ласкает меня. Медленно он массирует мое влажное желание вокруг моей попки.

— Боль или удовольствие? — спрашивает он, и, ощущая тепло от его слов, я прикрываю глаза.

— Удовольствие, — шепчу я.

Прежде чем я успеваю договорить, он уже исследует новую территорию. Толкается пальцами в напряженные мышцы моей попки, и я начинаю извиваться, испытав шок.

— Боль, — говорю я.

Он молча двигает пальцами, языком делает еще одно движение по моему клитору, прежде чем отпускает мои ноги и начинается взбираться вверх по лестнице, в то же время прокладывая дорожку из поцелуев вдоль живота. Он останавливается, чтобы пососать мой левый сосок, сжимая правую грудь так сильно, что я задыхаюсь. Но я говорю:

— Удовольствие.

— Хорошая девочка, — довольно произносит он. — Давай закончим наверху, — и затем подхватывает меня на руки и несет наверх. Я собираюсь сказать ему, в какую сторону повернуть наверху, но затем вспоминаю, что он уже был здесь. Он точно знает, куда меня нести. Налево и затем в спальню, где он локтем включает свет, когда мы переходим через порог. Линкольн кладет меня на кровать, все покрывала смяты, потому что я даже не могу вспомнить, когда в последний раз заправляла постель.

Его штаны едва держатся на бедрах, а член, длинный и твердый, вырывается наружу через открытую молнию. Я не могу перестать пялиться. Он огромный. Мы занимались сексом дважды, но я ни разу не видела его при свете.

— Ты хочешь засунуть его…

— Спокойно, девочка, — говорит он, опускаясь на кровать, нависая надо мной. — Я же просил тебя не забегать вперед. Я знаю, что делаю.

Он смотрит на меня, затем обхватывает мое лицо ладонями и целует меня в губы. Это нежный поцелуй. Без языка или чего-то еще, поэтому я открываю рот ему навстречу.

— Такая нетерпеливая.

— Такой грубый, — смеюсь я.

— Ш-ш-ш, — говорит он, делая мне замечание. — Перевернись на живот.

Вот черт.

— Боль или удовольствие? — спрашивает он.

— Ты еще ничего не сделал.

— Тогда почему ты так напряжена?

Я делаю глубокий вдох и переворачиваюсь кверху задом. Он шлепает по нему. Сильно. Я вскрикиваю и делаю попытку сесть. Но он крепко прижимает свою ладонь к той части, которую шлепнул, на этот раз мягко и нежно.

— Боль или удовольствие? — спрашивает он, снимая жжение своей рукой.

— Эм… — Я не уверена. Он действительно сделал мне больно. И я абсолютно уверена, что на моей попе сейчас красуется ярко-красный отпечаток его ладони. Но нежные прикосновения после этого превращают боль в восхитительное чувство. — Удовольствие, — наконец отвечаю я.

— М-м-м. — Наклоняясь, он мурлычет в мое ухо и садится верхом на мои голени. Я ощущаю, какой он тяжелый, когда он прижимается к моим ногам. — Правильный ответ.

Мое сердце начинает биться чаще от предвкушения, но я чрезвычайно горжусь тем, что угождаю ему. Я начинаю расслабляться, когда он снова с резким ударом опускает ладонь на мою попку.

— Ай, — выкрикиваю я, извиваясь. И когда оглядываюсь через плечо, вижу, что он сгибается пополам, приложив руку к крепким мускулам своего пресса. — Линкольн, все хорошо?

— Я в порядке, — отвечает он через несколько секунд после того, как отступает интоксикация. — Сдерживающая интоксикация. Если я сделал тебе больно, то поверь мне, я это знаю. Прости меня.

— Мы проверяем наши пределы, так ведь? И, на самом деле, мне было не так больно, Линкольн. Я просто неправильно отреагировала. Мне нравятся твои нежные прикосновения после шлепков.

Он делает глубокий вдох, прищуривается, а затем пристально смотрит на меня.

— Урок усвоен.

— Нет, — говорю я, разворачиваясь и садясь, чтобы лучше его видеть. — Я не этого хотела. Как можно делать это так, чтобы избежать интоксикации?

— Мы можем поработать над этим в следующий раз, Молли.

— Но…

— Ш-ш-ш, — произносит он, Альфа снова возвращается. — Я принял решение. Этого достаточно, — ухмыляется он и подмигивает. — У меня есть еще кое-что, не переживай. Ложись на кровать лицом вниз. — Я подчиняюсь, готовая вернуться к развлечениям. Ненавижу, когда ему становится плохо. Надеюсь, скоро мы преодолеем пределы. — Раздвинь ноги.

Черт возьми. Никогда не думала, что признаюсь себе в этом, но мне нравится вся эта альфа-фигня. И в качестве доказательства, влажность распространяется у меня между ног, когда я раздвигаю их шире. Коленом он прижимается к моей киске, и я чувствую большой палец возле моей попки, а остальные его пальцы растопырены на ягодице. Я стараюсь держаться спокойно. Не хочу, чтобы ему снова стало плохо. У меня никогда не было анального секса, но я слышала, что это одновременно боль и удовольствие, и это заставляет меня нервничать.

— Расслабься, — говорит он, растягивая слово. Испытывая мои пределы, когда толкает свой большой палец еще глубже в меня. — Больно не будет. Возможно, каждый так говорит девушке, когда впервые хочет воспользоваться ее попкой, но у меня нет выбора, и мне придется сделать так, чтобы тебе понравилось.

Каково это будет, ощутить такой огромный член у себя там? Я напрягаюсь от одной только мысли об этом.

— Молли, — рычит он, — я сказал, чтобы ты расслабилась. Я стараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо, а ты упускаешь такую возможность.

— Я знаю. Прости. Я буду стараться лучше. — Я закрываю глаза и расслабляю плечи, вытягиваю руки вперед и засовываю их под подушку, как делаю, когда ложусь спать.

Он начинает снова, собирая больше влаги у меня между ног и распределяя ее по моей попке. Кончик его большого пальца проскальзывает внутрь и останавливается, но в этот раз, когда легкий шок от боли начинает нарастать, я стараюсь расслабиться еще больше, и он отступает.

— Я люблю тебя, — говорит Линкольн позади меня. — И спасибо. — Он смеется. — Потому что я не хочу испытывать интоксикацию каждый раз, как захочу трахнуть тебя в задницу.

Я слегка смеюсь.

— Продолжай. — И, честно говоря, я рада, что он смелый любовник.

Он толкается немного сильнее, и снова я испытываю легкий шок, но он тут же проходит, когда я заставляю себя успокоиться и открыться новому. — Дотянись и достань смазку из своего ящика, Молли.

— Откуда ты знаешь, что у меня в ящике есть смазка? — Я смотрю через плечо на его лицо, и он бросает на меня пронзительный взгляд.

— Я обшарил этот дом вдоль и поперек. Несколько раз. Ты же понимаешь, что здесь все еще есть камеры?

— Мы сейчас записываем домашнее порно?

— Мы не будем их выключать, — говорит он так, будто это решение не подлежит обсуждению. Я не сомневаюсь, что если закачу истерику, то камеры будут выключены. Но… это заводит меня. Усиливает мое желание и пробуждает во мне еще большее желание позволить ему продолжить. — Позже я посмотрю запись. И буду дрочить на нее прямо перед тобой.

Ну, тогда ладно.

— А теперь достань гребаную смазку.

Я дотягиваюсь до верхнего ящика прикроватной тумбочки и шарю в нем, пока не нащупываю тюбик.

— Хорошо, — говорит он. — А теперь открой крышку и выдави смазку себе на задницу, пока я буду смотреть.

Вау. Может быть, я сумасшедшая или просто увлечена этой необычной прелюдией, но я умираю от желания — хочу, чтобы он трахнул меня в попку прямо сейчас.

— Блядь, да, — стонет он, когда я делаю, как мне было велено. — Брось на пол. — И снова я подчиняюсь.

Затем он меняет положение так, что его член теперь прижимается к его большому пальцу. Он убирает палец и помещает кончик своего члена у моего входа. Я глотаю воздух, но сразу останавливаю себя, не желая причинять ему боль. Я не хочу, чтобы он почувствовал себя плохо в тот момент, когда старается сделать процесс как можно приятнее. Боже, я вообще никогда не хочу причинять ему боль.