Она начинает идти, не ответив.

— Это неверный путь.

— Почему я должна тебе верить? — Теперь она тяжело дышит, как будто напугана. Так и должно быть, потому что она здесь со мной одна. Она — последний человек на земле, который должен оставаться со мной наедине.

— Потому что я знаю этот лабиринт наизусть. Я спроектировал его. Много-много лет назад.

— Лжец, — шепчет она.

— Тогда продолжай идти, — говорю я, следуя за ней по другую сторону изгороди. — Ты дойдешь до развилки…

— Развилка на дороге. Ты поехал налево, а он поехал направо.

— Ты побежала в одну сторону, а я в другую.

— Дорога была размыта, и ты был за рулем грузовика моего брата.

— Ты получила хорошего нового брата в этой сделке, да? Мне никогда не стоило ему доверять.

— Я понятия не имею, что это значит, но… — Она глубоко вздыхает.

— Нашла развилку?

— Почему ты здесь?

— Я здесь ради тебя. Зачем еще мне волноваться о том, чтобы показать свое лицо?

Она продолжает молчать какое-то время, и я слышу смех у входа в лабиринт, еще больше людей заходят в него. Мне интересно, закричит ли она?

Все же я решаю, что нет, так как она остается на месте. Она хочет поговорить. Хочет получить ответы. Она хочет пойти за мной. Молли может пока этого не осознавать, но она хочет, чтобы я взял все в свои руки. Снова был альфой.

— Поверни налево на развилке, — говорю я.

— Так же, как я сделала в прошлые выходные.

— Именно, девчонка с пушкой.

После этого в воздухе повисает долгое молчание, затем она делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

— Парень на байке, — шепчет она.

— Единственный и неповторимый. А теперь сделай, как я сказал, и мы поговорим.

— А что, если я не хочу говорить? Что, если я хочу арестовать тебя за изнасилование?

— Изнасилование? — смеюсь я. — Да брось.

— Я проснулась в нижнем белье.

— Ну и что в этом плохого? — говорю я, двигаясь по направлению к ее голосу. Я должен следовать по другому пути, чтобы прийти к середине, но не думаю, что она готова увидеть меня. Так что я остаюсь близко, но не слишком.

— Девушки не надевают такое, когда ложатся спать в одиночестве.

— Некоторые надевают.

— Но не я. А еще я не пью.

— Больше не пьешь?

— Точно.

— Хм-м-м, — произношу я. — Но это белье было милым, и ты в нем выглядела прелестно.

— Ты снял с меня одежду, — рычит она.

— Ты была вся испачкана в грязи и мокрая. Мне нужно было привести тебя в порядок. Так почему бы не нарядить тебя в таком случае?

— Ты — долбаный извращенец. — Теперь она дышит тяжелее, и я начинаю немного волноваться.

— Мы не спали вместе, если именно это тебя так беспокоит. Черт, да ты же была обдолбанная!

— Это ты меня накачал.

— Мне пришлось.

— Почему? — требует она. — Почему… — Затем, по всей видимости, на нее нахлынули оставшиеся воспоминания, потому что она останавливается и молчит несколько минут. Мы стоим так, всего в нескольких шагах друг от друга, но между нами гораздо больше, чем просто высокая изгородь. Нас разделяют пятнадцать лет. Снежная ночь и бесконечные сожаления. Выбор, который разделил нас, и судьба или неудача, которая воссоединит нас снова.

— Ты хочешь поговорить или нет? — наконец спрашиваю я, нарушая тишину. — Потому что у меня есть тайна, которую я хочу открыть тебе.

— Я хочу арестовать тебя.

— Встретимся в середине и посмотрим, будешь ли ты хотеть этого по-прежнему.

— Буду. Тебе не сойдет с рук то, что ты сделал.

— Ты можешь верить во что угодно, и я могу быть для тебя засранцем за то, что сделал в прошлые выходные. Но что на самом деле важно, так это то, что я сделал для тебя пятнадцать лет назад. Я спас тебя. Я не насиловал тебя. И я никогда не хотел тебе навредить.

— Нет? То есть, накачать наркотиками — это не значит навредить? А вдруг у меня аллергия? А что, если…

— У тебя нет аллергии.

— Не перебивай меня, придурок. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Иди налево, — рычу я. — Затем поверни в первый поворот направо, пройди мимо второй ниши и снова поверни направо. Там я тебя встречу.

Молли

(Девчонка с пушкой)

Я стою абсолютно неподвижно, слушая удаляющиеся шаги, когда мужчина уходит. Он сумасшедший. Больной. Что мне делать?

1. Бежать. Любой мужчина, который способен накачать женщину наркотиками, привезти ее домой, помыть в душе, а затем нарядить как какую-нибудь куклу — ну, я даже не могу подобрать подходящего слова, чтобы выразить, насколько он ненормальный.

2. Нужно пойти и встретиться с ним, потому что любой мужчина, который готов проделать все это лишь для того, чтобы сохранить тайну… мда, это, определенно, важная тайна.

3. Эта долбаная пещера.

Я начинаю вспоминать все. Ворота в скале. Темный тоннель с красными сигнальными фонарями. Лаборатория? Голографическая женщина? Оружие.

Я с трудом сглатываю. Я не новичок в вопросах опасности. Черт, да я бывала в более серьезных передрягах, чем стоять с отморозком в лабиринте из живой изгороди ночью. Но… он очень, очень сильно ненормальный. Что-то вроде серийного убийцы.

Я содрогаюсь и смотрю на свой пистолет. У меня он есть. И если я не пойду на встречу с мужчиной, тогда мне придется постараться самой выбраться из этого гребаного лабиринта. Я все еще слышу голоса, возможно, в лабиринте есть люди, но найдут ли они меня, чтобы я смогла выйти вместе с ними? Лабиринт намного длиннее, чем кажется. Я измеряю самый длинный проход и насчитываю сорок два шага, и это еще не вся длина одной стороны.

Я могу закричать, и кто-нибудь придет мне на помощь, но в таком случае, как я смогу смотреть людям в глаза завтра на работе?

Так что… я иду прямо, затем поворачиваю в первый поворот направо, прохожу мимо второй ниши и снова поворачиваю направо.

Проще простого, и вот я на месте. Стою в центре лабиринта.

— Какое разочарование, да? — говорит байкер, стоя с другой стороны огромной скульптуры спутниковой антенны. Она около пяти метров в диаметре и установлена на постамент в три метра высотой. Прожекторы, установленные на земле, подсвечивают ее, подчеркивая зеленоватую медную патину.

— Я ожидал большего от Томаса. Какой-нибудь греческий бог или вроде того. Возможно, гребаный минотавр. Но точно не этот кусок дерьма. — Он замолкает, глядя на удручающую скульптуру, затем опускает свой взгляд, чтобы встретиться с моим. — Хотя он и раньше меня разочаровывал, так что ничего удивительного.

— Ты знаешь мистера Брукса? — Брукс не выглядит как человек, который стал бы общаться с серийным убийцей. Опять же… я не имею ни малейшего представления. Боже, как же я хочу знать жителей этого города получше. Незнание — отстой.

— Черт, — говорит он. — У меня не было возможности рассмотреть тебя там, внутри. — И он осматривает меня с ног до головы, как волк, который собирается съесть свою добычу.

Я проглатываю свои опасения насчет нахождения наедине с этим человеком в центре гигантской головоломки и начинаю с основного:

— Как тебя зовут? И почему… ты сотворил все эти ужасные вещи со мной?

Он улыбается лишь наполовину. И когда я говорю наполовину, я действительно имею в виду половину. Как будто в нем борются добро и зло.

— Как много ты помнишь?

— Практически все до… — Я чуть не говорю поцелуя. Я мычу и качаю головой. — Наркотики. Что это был за препарат? Очевидно, ингибиторы, влияющие на память. Так что, в какой-то степени, я знаю, что ты нанес мне, своего рода, непоправимый ущерб.

— Что же, очевидно, — смеется он, повторяя за мной это слово. — Я не скажу тебе этого. На самом деле, я ничего тебе не скажу. Если ты хочешь что-то узнать, детектив, то для этого тебе придется приложить больше усилий. Найди меня. Ты дала мне это обещание и должна выполнить его.

— Я уже нашла тебя, — напоминаю я ему, раскидывая широко свои руки. — И почему ты так уверен в том, что поедешь сегодня отсюда не тюрьму?