— И в чём состоит вопрос?

— Я был приманкой?

Под взглядом Глеба Азарин вздохнул:

— Для своего возраста ты слишком умный.

— Меня Коротов навёл на эту мысль, — признался Глеб. — Но в Близборе я и правда поумнел. Жизнь заставила.

Азарин медлил, но потом всё-таки ответил:

— Ты действительно был приманкой, — оторвавшись от кресла, он выпрямился. — Об этом знал только я. Сержант Альберова, лейтенанты Горский и Монгелов были не в курсе.

Глеб кивнул — другого он и не ждал.

— Я рассчитывал спровоцировать Коротова, — пояснил Азарин. — Рядом с тобой были оперативники, которые тебя защищали — хотя не скрою, они могли и не справиться. Коротов не поддался, зато объявился Лаэндо. Прости, но в нашей работе мораль — не главное. Я так понимаю, будет второй вопрос?

— Будет, — Глеб умолк, а затем тихо произнёс: — Когда Дея была при смерти, вы могли попытаться найти Лаэндо и спасти её. Вам не противно оттого, что вы этого не сделали?

Над бровью Азарина заиграла жилка.

— Я уже говорил: был чёткий приказ передать это дело сбазовцам…

Глеб вздохнул:

— Я ведь вас не об этом спросил.

— Что ты хочешь услышать? — Азарин явно выходил из себя. — Ты понятия не имеешь, каково это — сидеть на моём месте… Научись бриться, а потом строй из себя взрослого!

— Научусь, — пообещал Глеб. И отодвинул переданный ему лист.

— Что это значит? — сухо спросил Азарин.

Глеб пожал плечами:

— То, что вы видели… Подписывать я ничего не стану. Я не хочу подчиняться всем приказам, которые мне дадут. Может, я пока мало что понимаю, но не все они правильные — и это я усвоил благодаря вам.

— Далебор передал тебе ингениум…

Глеб не дослушал:

— Думаю, я оправдал его надежды… и возможно, оправдаю ещё. Или хотя бы попытаюсь. Но пытаться или нет, я решу сам.

В глазах Азарина было непонимание:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Когда вы столкнётесь с делом, где понадобится искатель, я попробую помочь, — пояснил Глеб. — Но прежде узнаю детали и сам решу, помогать или нет. Я не буду законодержцем постоянно, но стану им на день-другой, если от этого будет зависеть чья-то жизнь. А сейчас извините — на «Фабрике» опять просеиватель сломался, да и Идар простыл… Надо помогать!

Глеб развернул кресло; он сказал всё, что хотел сказать.

— Значит, этим ты и будешь заниматься? — донеслось ему вслед. — Чинить просеиватель? Развозить клиентам выпечку?

— Ну не каждый же день, — Глеб уже открывал дверь. — Заниматься я буду другим.

— Чем?

Глеб обернулся, скорбно глянул на Азарина и произнёс так, словно говорил с идиотом:

— Мне тринадцать лет. Я в школу ходить буду!

Дождь и впрямь лил как из ведра — в этом Глеб убедился на крыльце. Когда он выезжал, кто-то придержал дверь:

— Чёртова погода… — буркнул Монгол. — В городе сто видов спиритусов, и нет духов, способных разогнать тучи!

— Не жалуйся, — бросил Вадим Сергеевич, — у мэрии других забот полно… Например, замять историю с «Ключом».

С крыльца сходить никто не спешил. Расчехлив зонт, Вадим Сергеевич с одобрением глянул на Глеба:

— Молодец, что не пошёл на поводу у Азарина — не стоит позволять себя использовать. По той же причине я перевожусь в аналитический отдел.

Глеб кивнул — он узнал это ещё вчера. Но новость была и у Монгола:

— Я тоже ухожу… останусь только как инструктор. Хотя учить новичков управлять стихиями — та ещё морока.

Они помолчали, потом Вадим Сергеевич обратился к Монголу:

— Леденцы есть?

— Ты же их терпеть не можешь…

— Так ведь последний день вместе работаем, — с лёгкой грустью пояснил маг. — Когда ещё попробую эту гадость?

Монгол дал им с Глебом по леденцу. Глеб не любил их, но отказываться не стал: и правда, когда он теперь попробует леденцы Монгола?

А тот вдруг сказал:

— На «Фабрике» есть место для тренировок?

— На «Фабрике»? — удивился Глеб.

— Я буду заходить к вам пару раз в неделю, — Монгол развернул свой леденец. — Быть ли законодержцем — дело твоё, но ингениум надо уметь контролировать.

— Так вы останетесь моим тренером?! — обрадовался Глеб.

— Если ты не против.

Глеб расплылся в улыбке:

— Я не против!.. Только я спросить хотел… — он поглядел в стену дождя. — В Лесовье со мной случилось то же, что и в бою с волколаком: я уже думал, что сгорю, но потом почувствовал, что могу всё — даже воду из реки поднял… Разве Далебор был таким сильным?

— Не был, — сказал Монгол. — И ты не настолько силён.

Глеб подумал и догадался:

— Мне помог Перун? На время боя с Лаэндо он сделал меня сильнее?

За Монгола ответил Вадим Сергеевич:

— Перун придал тебе сил, потому что не хотел быть виновником катастрофы. Он ведь добрый спиритус, а не злой… А Лаэндо собирался его использовать для гнусных целей. Защититься самостоятельно Перун не мог, вот и выбрал единственный возможный вариант: сделал сильнее тебя.

Глеб согласно кивнул. Вадим Сергеевич раскрыл над ним зонт:

— Тебе на «Фабрику»?

— Ага.

— Я отвезу.

Не успел Глеб ответить, как скрипнула дверь; он обернулся и увидел Дею.

Выписали её только сегодня; вернувшись из Лесовья, Глеб с ней ещё не встречался. Дея при виде его замерла: ей ведь сказали, кто и как добыл жёлудь…

Монгол кашлянул:

— Зайду-ка я к начальству — пусть Азарин начинает искать мне замену.

— Я в машине подожду, — бросил Вадим Сергеевич.

И они с завидной быстротой удалились.

Дея смотрела на Глеба. Он порадовался дождю: хорошо, что тот бьёт по лужам — иначе тишина была бы невыносимой.

— Ты ведь мог исцелиться… — прошептала Дея.

Глеб кисло улыбнулся:

— Я бы ходил, а ты бы умерла… Или умерла бы Коротова. Хорошенький выбор.

В глазах Деи блестели слёзы. Подойдя к Глебу, она наклонилась и поцеловала его в щёку. Он едва расслышал её «спасибо» прежде, чем она заплакала в голос.

Глебу хотелось провалиться сквозь землю. Но Дея не была бы Деей, если бы тут же не успокоилась:

— Значит так, — она растёрла по щекам слёзы. — С этого дня ты — мой младший брат!

Глеб пожал плечами: ну если ей от этого легче…

— И говорю тебе как младшему брату: не смей выезжать в дождь без зонта!

У Глеба отвисла челюсть. Нет, с родственными отношениями спешить не стоит… Но Дея ещё не закончила:

— И никогда больше не дерись с чернотворцами! Они… они опасны!

— Я заметил… — буркнул Глеб.

— И на драконах не летай!

— А вот этого обещать не могу.

Они говорили минут десять. Монгол не спешил возвращаться, Вадим Сергеевич терпеливо ждал. А собравшись уехать, Глеб вспомнил нечто важное:

— У младшего брата есть вопрос, — он так быстро посерьёзнел, что Дея удивилась. — Законодержцы могут помочь тем, кто живёт в неволшебке?

Она растерялась:

— Зачем тебе это?

— Я объясню. Так могут или нет?

— Нет, — отозвалась Дея, но потом задумалась. — Хотя… если какой-то маг — скажем, тот же чернотворец — негативно повлиял на чью-то судьбу, то мы вправе вмешаться.

— Отлично, — обрадовался Глеб. — Это как раз такой случай.

И он озвучил свою просьбу.

Когда он закончил, Дея сказала:

— Я поговорю с Азариным. А если этот сухарь откажет, обратимся в Комитет по делам неволшебки — там точно пойдут навстречу.

Глеб кивнул. Его просьба касалась человека, которого он даже не знал, но важности её это не уменьшало.

Когда он съехал с пандуса, захлопали крылья — и не требовалось быть гением, чтобы догадаться, чьи.

— Стихи слушать не буду! — объявил Глеб.

— Откуда ты знаешь, что я стану их читать?

Глеб задрал голову. Кольцо с лапы Баюна сняли, и магия спиритуса к нему вернулась; увы, с ней вернулась и тяга к творчеству.

Каркнув, дух признался:

— Хотя ты прав — у меня родился экспромт!

— Лучше бы ты сделал аборт…

— Хватит жаловаться — вот, слушай: