Глебу стало холодно.

Мелькнула мысль о розыгрыше, но как-то робко… Хотя лучше бы его разыгрывали, — а то правда получалась какой-то зловещей. Он даже сглотнул.

— Кто вы?

— Ну, — Дея взяла яблоко из пакета, — я бы сказала, только боюсь, не поверишь. Видишь ли, чтобы поверить мне, ты должен кое-что увидеть, а чтобы увидеть это «кое-что», ты должен отречься от самого себя — точнее, от своей нынешней жизни. Но если ты от неё отречёшься, а потом увидишь это «кое-что», и оно тебе не понравится, то назад пути не будет. Такая вот дилемма.

Дея вгрызлась в яблоко, и тут до них донеслось:

В лесу родилась ёлочка,

В лесу она росла…

— О, запел наконец, — хмыкнула Дея. — А фальшивит-то как!..

Закричали медсёстры, пытаясь урезонить «певца», но Вова всё голосил — и не где-нибудь, а в коридоре, как ему и велели. Глеб был поражён:

— К-как ты это сделала? Это что, гипноз?

— Угу, — кивнула Дея, — могу и тебе что-нибудь приказать… Да не бойся, не буду! Теперь ты знаешь, что я умею. Этот мир не такой, каким ты его представлял: не обижайся, но сейчас ты как муравей, который видит лишь свою поляну. Однако судьба свела тебя с нами… кстати, чуть не забыла…

Она достала из кармана предмет — вроде мобильник, но всего с одной кнопкой:

— Держи.

— Что это? — удивился Глеб.

— А разве не видно? Это телефон. Звонить с него можно только мне, зато хоть с Марса.

Глеб повертел телефон в руках:

— А оно мне надо?

— Надо или нет — решай сам. Только я не зря сказала про муравья и поляну: ты можешь увидеть остальной лес. Хочешь остаться муравьём — выкинь телефон и забудь, что слышал. Но если предпочтёшь узнать мир таким, какой он есть, просто позвони.

— А почему не объяснить всё сейчас? — недоумевал Глеб.

— Потому что сначала тебе нужно принять решение.

— Какое решение?

— Ты должен забыть о своей жизни, а все, кого ты знал, забудут тебя — даже твоя тётя… Хотя от этого я бы не расстроилась. Но взамен ты узнаешь, что находится за пределами поляны.

В коридоре вновь закричали — врачи пытались вколоть бедному Вове успокоительное.

— Мне пора, — Дея встала со стула. — И помни: позвонишь, назад пути не будет.

— Постой!.. — Глеб подался вперёд. — И это всё, что ты скажешь?! Ты же ничего не объяснила!

Дея обернулась с порога:

— И не объясню, пока не сделаешь выбор — впрочем, мы оба знаем, что телефоном ты воспользуешься… Только сделай это поскорее, — она вдруг подмигнула Глебу. — Нельзя заставлять красивую девушку ждать!

***

Остаток дня Глеб думал над предложением Деи. Хотя какое там предложение — он ведь ничего не узнал! Ну позвонит он ей, а потом что? С чем он столкнётся и где окажется?

«Она же ничего не сказала!» — злился Глеб. Кого Дея представляет, и на что они способны? А судя по тому, что проделала она с бедным Вовой (тот сейчас спал, накачанный снотворным, и Глебу даже было его жалко), способны они на многое… По всему выходит, что с ними лучше не связываться.

Он повертел в руках телефон. Отречься от своей жизни… Легче сказать, чем сделать!

«…все, кого ты знал, забудут тебя». Да кто согласится на такое?!

С другой стороны, о нём и так мало кто помнит. Ну общается он в скайпе с бывшими одноклассниками, перезваниваются иногда… Приходят те всё реже: последний раз были месяц назад. Полгода — и о нём все забудут, причём без гипноза.

Перед обедом Глеба осмотрел врач и был явно удивлён:

— Не считая последствий аварии, ты просто здоровяк. Подержим тебя недельку и выпишем!

Глеб кивнул, но без радости: куда «выпишем»-то — обратно к тёте? Вот уж повод для восторга…

Потом Вову куда-то увезли, восьмилеток отпустили домой. От безделья Глеб ездил по коридору, пока не нарвался на уборщицу. Вернувшись в палату, он перелез с коляски на койку и вдруг ясно представил своё будущее: жизнь в городе, где у магазинов нет пандусов, сочувственные взгляды соседей. Зависание в Сети, потому что другого окна в мир не осталось.

Рука сама достала из кармана телефон.

Единственная кнопка притягивала взгляд, манила неразгаданной тайной. Глеб вздохнул, нажал её… и ничего.

Даже гудка не было.

«А чего я ждал? — метнулось в мозгу. — Не десять лет уже, чтобы в сказки верить…»

Но тут воздух в палате зарябил, рябь превратилась в силуэт, а тот стал Деей, сидевшей на стуле с газетой в руках:

— Мог бы и раньше эту чёртову кнопку нажать — у меня уже ноги затекли!

— Ты что, всё время здесь была?! — изумился Глеб.

— Не ори, — поморщилась Дея, — а то медсёстры сбегутся… Конечно, я была здесь — куда мне, по-твоему, идти? Да не красней ты — когда врач тебя осматривал, я отвернулась… Ну, почти отвернулась.

Глеб совсем запутался:

— Тогда зачем телефон?..

— А, это… — Дея кивнула на мобильник, который он всё ещё сжимал. — Это игрушка, у соседского мальчишки позаимствовала. Хотелось почувствовать себя шпионкой: прийти к парню, наговорить всякую ерунду и исчезнуть. До парня тебе далековато, но я непривередлива.

Глеб так негодовал, что не мог найти слов:

— Ты…

— Нахальная самодовольная стерва, которую убить мало. Мне это уже говорили, так что не парься.

Дея вдруг встала и схватила его за руку. Глеб прищурился:

— Эй, ты чего творишь?..

— Не бойся, невинности тебя не лишу. Ну что, готов?

— К чему?..

— Ну ты же вроде принял решение, от своей нынешней жизни отрёкся. Так отрёкся или нет?

— Ну… да…

— Значит, пора приместиться.

— В смысле, переместиться?.. — переспросил Глеб, решив, что ослышался.

— Приместиться: по-вашему — телепортироваться.

Глеб спросил излишне дерзко, чтобы скрыть страх:

— И куда же мы приместимся?

— Туда, где всё по-другому. Засыпай.

— Что… — начал было Глеб — и уснул.

Место, которого нет

Открыв глаза, Глеб увидел настенные часы.

Солнце сверкало на отливавшей золотом латуни, и круглый маятник качался с размеренным «тик-так». Секунд пять Глеб глазел на этот маятник, а потом чуть не скатился с кровати.

Дея велела уснуть — это он помнил… а что было дальше?!

Что это за место, и как он сюда попал?!

Глеб огляделся. У левой стены — кресла с подушками, украшенными бахромой, между креслами столик, на нём две вазы — одна с фруктами, другая с цветами; справа — шкаф в полстены. Комнату наполнял солнечный свет, отражаясь от часов и зеркала в узорчатой раме.

Сзади подул ветерок, и Глеб обернулся. Окно было открыто, тюль раздувался, как парус. Стало ясно, что тут второй этаж, а внизу шипел прибой, накатывавший на песчаный берег.

У кровати стояло инвалидное кресло — так близко, что можно было перелезть, на подлокотнике лежала одежда. Последнее сначала озадачило Глеба, но затем он понял, что одет в пижаму. Это и возмутило, и прибавило страху: кто-то принёс его сюда, переодел, одежду приготовил… Откуда такая забота?

Глеб закрыл глаза. Успокоиться… Не паниковать… Скоро всё наверняка разъяснится.

Этажом ниже вдруг раздались голоса:

— Андрей, что с просеивателем? Я с ним замучилась — он не рыхлит муку, а отключается!

— Да я вчера его чинил…

— А надо было не чинить, а вызвать мастера — тоже мне, специалист нашёлся! И где слойки с персиком? У нас заказ из гостиницы — почему их не погрузили в фургон? Мне что, самой за всем следить?!

Глеб второпях переоделся.

Процесс этот он не любил (попробуйте натянуть штаны, если ноги не шевелятся!), но справился быстро, а когда надевал толстовку, раздался топот, и в комнату влетел белокурый мальчишка — совсем мелкий, лет семь или восемь. Уставившись на Глеба, он сообщил:

— А я знал, что ты проснёшься! Идар сказал, что ты до завтра в себя не придёшь, и мы поспорили. Теперь он мне пять круассанов должен!