— Не Грусти. Операция же прошла удачно. Все будет хорошо. Он обязательно скоро поправиться. Посиди, я приготовлю тебе теплую ванну. Тебе нужно расслабиться.

Артем ушел, а я принялась ходить из угла в угол, не зная, чем себя занять, даже готовить сил не было. Я только без устали твердила благодарность богу, за то, что услышал мои молитвы, и операция прошла успешно. Я не знаю, как бы жила, если бы все сложилось по — другому.

От молитвы меня отвлек звонок мобильного, я бросилась к телефону, лежащему на столике, а вдруг из больницы.

Но номер опять не определялся, а это значило, лишь то, что я услышу звенящий металлом голос робота. Понятно, что это так кто-то маскирует свой голос через программу на компьютере, и от этого становилось еще страшнее.

Не буду отвечать, вот просто не буду. Довольно на сегодня нервов и без него. Но телефон не прекращал трезвонить, а вдруг в это же время будут звонить из больницы и не попадут?

Пришлось взять.

— Алло? — ответила холодея.

— У твоего Артема отличный вкус, — прозвенел металлом искусственный голос. — Отличное итальянское белье тебе прикупил. Красный цвет тебе пойдет.

И тут же гудки.

— Что за бред? Или он, что и за Артёмом следит теперь?

Я еле дождалась, когда Артём выйдет из ванной и сходу спросила:

— Ты сегодня покупал мне красное белье?

— Уже нашла? — обрадовался Артем, обнимая меня.

— Не нашла. Металлический голос в трубке просветил, — выдохнула я, содрогаясь от жути. Быть у кого-то неведомого под колпаком, крайне неприятно.

Сомнений не осталось, только Смолин мог знать, куда и на что я трачу свои деньги, путем личного отслеживания трат с моей карточки, выданной его банком.

Вот сука!

Все. Выбора не оставалось.

— Значит так, Анют! Мы завтра же с тобой поженимся. Вот просто распишемся и все. А вечером, ты пойдешь со мной на один прием, где будешь официально представлена всем моим знакомым и влиятельным людям этого города, как моя жена.

У Ани в глазах тут же зародилась паника.

— К чему такая спешка? Сейчас совсем не время! Мне нужно быть с Денисом.

— Завтра он еще будет в реанимации, тебя туда все равно не пустят.

— И все равно, это слишком скоро, ты уверен, что не пожалеешь?

— А ты? — пытливо заглядывая в глаза красавмцы, поинтересовался я.

— Не знаю. У нас с тобой все слишком быстро получилось.

Боже! Обожаю эту девочку! Даже в безвыходном для себя и брата положении, она, вместо того чтобы прыгать до потолка от счастья и лить мне в уши мед из лести о любви до гроба с первого взгляда, говорит мне правду.

— Вот и я не знаю, — ответил я предельно честно. — Но так нужно для твоей же безопасности. А потом, если что-то не поладится, развестись можно ведь в любой момент. Согласна?

— Да, ты прав, но я хочу знать причину данной спешки. Пожили бы еще так, притерлись в бытовых моментах для начала. Я девушка домашняя тусовок и приемов не люблю и боюсь, что очень скоро тебе наскучу.

В глазах Ани отразилась печаль. Даже от слез, глазки заблестели, и сердце мое сжалось и возликовало одновременно: Она боится меня потерять!

— И мне давно уже не двадцать, Ань!

— А сколько? Вот видишь! Я даже этого не знаю!

— Тридцать четыре почти. И я уже хочу тихих, спокойных, семейных вечеров. Ну как тихих, детки пусть бегают и балуются. Это обязательно. Но дело сейчас не в этом. Заказ на тебя действительно был. Человек этот очень влиятельный, я в какой-то степени, от него завишу тупо набить морду не могу, как бы ни хотел. Но если, при всем нашем обществе, я представлю тебя как жену и попрошу одного из высокопоставленных генералов разобраться со звонками на твой номер, пыла у старого козла, точно поубавиться.

— Кто это? — Аня снова сошла с лица, мне жаль было ее снова тревожить не радостными новостями, в такой, и без того, тяжелый день. Но молчать я не имел права. Она должна понимать, что опасность действительно реальна.

— Смолин. Банкир. Мой давний, деловой партнер. Шульгин, его личный адвокат.

— Это такой плотный, седовласый, с родинкой на левой щеке? — нахмурившись припомнила Анюта.

— Он самый, — кивнул я.

— Часто у Шульгина бывал, все комплименты мне отвешивал, да ручки целовал насмешливо. Он же мне не то, что в отцы, в деды годиться!!

Бледную от страха бедняжку, аж перекосило.

— Последняя из его жен, была твоей ровесницей, — я сам едва зубами не скрипел, услышав про целованные ручки.

— Он, что ее съел?

Вопрос был задан настолько непосредственно и в то же время серьезно, что я не смог сдержать смех.

— Ну почему? Он, вроде как, девочек своих не обижает. А они понежится в роскоши, накопят на дальнейшую жизнь и, как правило, сами упархивают на вольные хлеба. Он их даже не пытается держать. Вакансий на теплое место всегда хватает.

— То есть его это устраивает? В чем смысл?

— Вполне. Он же их не любит. Просто он использует их тела молодые и сочные, а они, за то, его средства, в неограниченном количестве и лет за шесть, оба успевают насытиться. Девчули успевают набить кармашек про запас. А барину как раз надоедает кукла с белыми волосами. Наигрался такой. Берет с темными. Но вот, чтоб он неволил девушек через Зимина. То впервые так, насколько я знаю. Видать совсем заскучал новых ощущений засранцу захотелось.

— Мерзко так. Я бы не смогла без душевной расположенности к человеку жить с ним хоть день.

прижал дрожащую Аню к себе и все ждал, что она вот сейчас прошепчет столь мной желанное — я люблю тебя. Но Аня ж не такая. Делать что-то в угоду, для того чтобы расположить к себе, разжалобить и подлизаться, она не будет никогда. Она это произнесет, только тогда, когда она действительно будет это чувствовать. Не раньше. А пока, что видно еще не уверена в своих чувствах.

От этой мысли стало вдруг очень горько, но ведь действительно, слишком все быстро у нас завертелось. И как бы мне не хотелось услышать эти слова прямо сейчас, я был благодарен Ане, зато, что она не лицемерит.

Да я и сам еще не готов был ей их сказать, если честно. Не знаю, почему.

Я готов был весь мир к ее ногам бросить. Что угодно, пусть только попросит. Я любого за нее порву, никому не отдам и никуда не отпущу, но вот сказать, я люблю тебя, был еще так же не готов. Она мне уже безмерно дорога, я чувствую к ней тягу, нежность, чувствую ответственность за нее, но неужели это все сводиться к простому желанию обладать?

Нет. На самом деле, я знал в глубине души правду! Знал, почему к горлу всякий раз подкатывал тяжелый ком, не дающий произнести эти заветные слова.

Однажды я их уже произносил, от души и искренне, сердце порхало, словно бабочка от легкости и счастья. Но эту бабочку втоптали в грязь и растерли сапогом для верности. Бабочка кое-как собрала себя из обломков костей и уцелевших чешуек, нашла в себе силы жить дальше. Но она теперь пожизненно на инвалидности. Никогда не сможет парить так же легко и высоко как раньше, потому что биться, что снова ее собьют с полёта, втопчут в грязь, размажут грязным сапогом, а она уже точно знает, что вторично восстановиться не сможет. Теперь некому будет поддержать.

Аня, она, конечно же, не такая как все. Она нежная, трепетная, сильная, в то же время. Ей чужда немереная меркантильность и либезение, но людям, увы свойственно меняться, портиться. И такое, мы тоже уже проходили. Причем совсем недавно.

Артем весь день не отходил от меня ни на шаг. С утра мы поехали покупать наряды. На мой вопрос: зачем? Ответ был очевиден:

— Для себя. Нужно же будет что-то нашим детям показывать, как подрастут.

Чуть не ляпнула, что рожать не собираюсь, но успела сообразить, что Артем шутит. Наверное.

Мы пришли в очень дорогой, свадебный солон, ль взгляда на пятизначные ценники. Меня аж мутило, но Артем сказал не экономить, брать, что по сердцу придется и я выбрала не пышное, но очень красивое платье. Кружевное, нежно-персикового цвета. Все расшитое сверкающими камушками. К нему мне подобрали туфли и цветочки в волосы. В пару к платью нашёлся и светло-коричневый костюм для Артема. Смотрелись мы вместе чудесно. После свадебного салона, совершили набег, на солон красоты. А потом Артем позвонил своему другу-фотографу, и тот подъехал прямо к Загсу. Здоровый закаченный мужик с бородой, с огромным, под стать ему, фотоаппаратом. И доброй, открытой улыбкой.