— Сейчас, только презерватив одену, — прохрипел Артём, заставив меня содрогнуться от возбуждения.

На сей раз подготовился. Был уверен, что я его впущу и отдамся? Или просто, всегда их носит с собой? Мало ли, чем день порадует. Скорее второе конечно.

Даже через латекс плоть Артема была невероятно горячей, и я замерла, когда он входил в меня, но уже через пару его нетерпеливых движений, я забыла обо всем на свете и двигалась с ним в едином, возрастающем с каждым движением ритме.

Мне было плевать на то, что я в самой распутной позе, из всех, что мне были известны, кричу и теку как последняя шлюха. Главное, что Артем мой сейчас! Только мой.

Я наслаждалась нашей близостью и своей смелостью. Двигалась все быстрее, иногда замирая специально, чтобы ощутить мощь его толков. Отдаться его воле. Как же приятно принадлежать желанному мужчине. Это не с чем не сравнимое удовольствие!

Пальцами Артем умудрялся ласкать мой клитор, чем заставил меня кончить несколько раз за акт. Готова кружилась от удовольствия, сердце выпрыгивало из груди. Мне казалось, что я парю в облаках словно, маленькое невесомое перышко. В момент пика, я поняла, что хочу испытывать подобное счастье ежедневно и именно с Артемом. Никто другой мне его не заметит. Даже если будет искуснее в ласках. Если такое конечно возможно.

Такая дикая страсть, что накрыла нас сегодня, не могла длиться долго.

Кончив, Артём еще долго плотно прижимался к моей спине, покрывал поцелуями мои плечи, а руками ласкал соски. Он был в этот миг таким нежным, таким родным и мне вдруг стало невероятно стыдно за свое поведение сейчас. Зато, какую позу выбрала, зато, как сама нетерпеливо насаживалась на его член и непристойно извивалась и кричала. Приличные девушки, себя так не ведут. А шлюх, ему и без меня хватает.

Расстроилась до слез, даже всхлип не сдержала.

— Что такое, моя хорошая? Тебе больно? — ласково спросил Артем, нежно гладя мое тело

— Нет. Ты прости меня, пожалуйста. Я не хотела. Я не знаю, что на меня нашло. Прости.

— Ты о чем?

— Я вела себя не достойно.

— Ты вела себя, как настоящая женщина, — прошептал Артем на ухо таким хриплым голосом, что меня всю пробило дрожью. — Моя страстная, горячая женщина. Ненужно стесняться своей чувственности.

— Я не стесняюсь, я просто, не хочу уподобляться твоим прежним, — буркнула я, отчаянно краснея.

— Ты единственная и уникальная. Твоя страсть, твое желание, твой запах, сносят напрочь мой рассудок! И даже и не думай сдерживаться! Я хочу сходить так с ума и днем и ночью. Я готов выполнить любое твое интимное желание. Если они у тебя есть, не стесняйся озвучивать, чтобы это ни было. Я хочу знать все. — Прошептал Артем, отказываясь меня отпускать из своих объятий.

— И это наверняка ты говоришь каждой, — усмехнулась я с горечью.

— С другими, я вообще не разговариваю, — нагло усмехнулся паршивец. — А к тебе, зачем доктор приходил? В больничку поиграть хотел?? — тон Артема был насмешливо строгим, и это меня очень больно царапнуло. Я невольно повысила голос:

— Не говори мне про эту мразь! И пожалуйста, если можешь, переведи Диниску в другую клинику. Я не желаю больше общаться с ним. Видеть его не желаю! Ни дня! Ни минуточки!

— Хорошо. Я все сделаю, только не нервничай и честно расскажешь мне о случившемся между вами, — безжалостно потребовал Артем.

Артем.

Когда я замечал его многозначительные взгляды на нее и ее неприязненные, на него, то предполагал, что это скорее всего, ее первая любовь, возможно первый мужчина, который скрыл, что он женат например, и оставил девчонку с разбитым сердцем, натешившись с наивняшкой вдоволь.

Но правда оказалась куда страшнее. Она оглушила и заставила задохнуться от ярости. Он сделал ей больно. Очень больно! Не столько физически, сколько душевно. Он растоптал ее. Раздавил. Уничтожил. Она его любила, так искренне и сильно, как можно любить только в первый раз. И он не мог этого не замечать. Ведь он на десять лет ее старше. Ему не могла не льстить эта влюбленность, и он не мог не хотеть это идеальное тело. И однажды он позволил своим демонам им насытиться. Совершенно не заботясь о том, что она чувствует. Ему было плевать. Мне захотелось прямо сейчас на куски эту мразь разорвать! Похуй под чем он там был и что осознал сейчас, а что нет. За случившееся он должен ответить! Девочка до сих пор страдает. Не пережила это. И не знаю, сможет ли когда-нибудь. А у него семья, работа. Все как у всех. Хотя он этого заслуживает меньше всего на свете. И о возмездие, так или иначе, я позабочусь.

Рассказывая, Аня дрожала всем телом и прижималась ко мне в поисках защиты. И именно в этот момент, я и понял окончательно и бесповоротно, что не смогу выпустить ее из своих объятий, уже никогда. Оставить эту хрупкую малышку, одну, наедине с этим жестоким миром, что полнится бесконечным числом конченых уродов, это невообразимая, нечеловеческая жестокость.

Пусть мы знакомы с ней всего несколько дней, но они для меня протекли как целая жизнь. И я уже готов взять за нее ответственность, опекать ее до конца дней наших, ну или пока ей это будет необходимо.

— Если бы я тогда не потеряла сознание от боли, если бы я все помнила, я бы совершенно точно не смогла все это пережить и руки на себя наложила, — горько всхлипывала Аня, разрывая мне сердце.

— Все малыш, все! Прости, что заставил это вспомнить. Все. Забудь. Не возвращайся к этому ужасу никогда больше. Я рядом, я с тобой. Я теперь никому не позволю тебя обидеть. Ни на минуточку не оставлю. Мы завтра же заберем Дениску в другую клинику, самую лучшую. Я все отплачу, и ты не когда больше не увидишь эту сволочь. Обещаю.

— А как ты думаешь — он действительно раскаивается? Его это, правда мучает?

— Тебя, что это до сих пор волнует? Ты еще любишь его? — внутренне, я содрогнулся от боли и омерзения. Неужели такое возможно?

— Нет. Что ты! Конечно же, нет, — поспешно заверила Аня. — Это невозможно. После всего пережитого. Да и была то не любовь, а так, первая влюбленность подростка. Но и верить в то, что он совершенно конченая тварь, мне тоже не хочется.

— Ань, таких как ты, не бывает! Ну, просто не бывает, — покачал я головой, смотря в ее ясные глаза, слегка припухшие от слез. — Ты — ангел.

— Нет. Не строй иллюзий. Я не простила и некогда не прощу его. Это другое. Очень хочется верить, что он и правда все осознал и мучается без моего прощения.

Аня сжала кулачки, в глазах мелькнула боль, смешанная с яростью, она их закрыла и принялась глубоко дышать, чтобы справиться с накатившими эмоциями. Я прижал ее к себе и стал гладить по плечам, слушая учащенное биение ее маленького сердечка.

— Мне жаль, но судя по бешеным глазам, с которыми он выходил отсюда, он был и сейчас не в адеквате, и я завтра же доложу об этом его руководству. Зависимый человек не имеет права работать в общественном месте, он сам должен лечиться. Иначе, рано или поздно, случиться новая беда, еще и пострашнее твоей и не одна. Если уже не случилась. Ты только представь, что может быть страшнее неадекватного лечащего врача?

— Но у них же там обследования для персонала раз в полгода. Как же он его проходит?

— Да с улыбкой на устах. Свои ж люди.

— Своим надо еще стать.

— Ну, может первое время, год полтора он и держался. Любая зависимость неизлечима, человек лишь на своей воле держится. Насколько ее хватит, на год, на два, на три. Но даже через десять лет воздержания, нельзя будет сказать, что человек здоров и больше к употреблению никогда не вернется. Случится какой-то перекос в жизни и опять сорвется вниз, ища утешения и забвения в привычном кайфе.

— А у тебя зависимости есть? Скажи честно. Перед собой честно, — Аня так умоляюще смотрела в мои глаза, что я сам крепко призадумался, боясь ей солгать.

— Перед собой честно, говоришь. Ну, если так ставить вопрос, то сейчас да, есть, — ответил я, не кривя душой.