– Конечно, – Валя безразлично пожала плечами.

Александр сделал два больших шага, осторожно взял двумя руками ее руку и нежно поцеловал пальцы. А потом так же осторожно прикоснулся губами к Валиной щеке. Валентина вздрогнула – в этом легком движении было столько обещаний. Столько давнего чувства, столько непривычных, давно забытых ощущений…

– До вечера, Сашка!

– До вечера, – ответил «скандальный гость».

Четверг, начавшийся как обычно, вдруг стал совершенно необыкновенным. И Валя была этому ужасно рада.

– Ну что, Валечка? Что для этого гостя сделать, чтобы он успокоился?

Валя мечтательно улыбнулась:

– Ничего не надо делать. Он не сердится ни капельки… Эсфирь Лазаревна всплеснула руками:

– Как тебе это удалось? Ты, наверное, волшебница?

Скажем прямо, Вале почти всегда удавалось гасить конфликты, что называется, в зародыше. Хотя она никакой волшебницей не была. Просто годы общения со свекровью, дамой более чем своеобразного характера, и матушкой свекрови, бабушкой мужа, дожившей до очень уважаемых девяноста двух лет, закалили ее необыкновенно. И заодно подарили (к этому самому закаленному терпению) еще и с десяток-другой фраз, которые могли успокоить кого угодно.

– Знаешь, мамуль, – как-то заметила Катюша, – ты бы и тигра уговорила успокоиться…

Тогда Валя усмехнулась:

– Но вот тебя укротить пока не получается почему-то…

– Но я же твоя дочь, – Катя пожала плечами так, словно это было исчерпывающее объяснение.

– Никакая я не волшебница… – вернувшись из размышлений в день сегодняшний, ответила Валя. – Просто так получилось.

Валин день покатился своим чередом. До вечера надо было еще столько всего сделать…

Примерно в тот же момент, когда Валя избавилась от плохой горничной, но приобрела хорошего садовника, на автовокзале Камышинска появился междугородный «Мерседес», напоминающий скорее огромного жука, чем автобус. Двери открылись, и на разогретый асфальт ступил невероятно загорелый мужчина неопределенно-молодого возраста. Он огляделся, поправил плетеный кожаный браслет, подхватил полупустую сумку и неторопливо зашагал по изрядно потертой брусчатке. Он шел по улочкам и улыбался всему, что видел. Похоже, все вокруг было ему хорошо знакомо, хотя в городе он не был достаточно давно. Мужчина то усмехался, читая название узенькой улочки, которая ступенями поднималась на вершину холма, то покачивал головой, разглядывая официантов, хлопотавших под полосатыми тентами только что открывшегося кафе.

Минут через двадцать он толкнул низкую калитку в заросшем виноградом заборе и, пригнувшись, вошел во двор. Когда-то здесь все было ухожено, аккуратные дорожки и клумбы, сформованные кроны деревьев и пятачок огородика. Сейчас все заросло какими-то кустами, исчезли и клумбы, и огородик. Только старые яблони остались такими же, как долгих пять лет назад.

– Ну хоть что-то в этой жизни не меняется… – пробормотал загорелый мужчина.

Дверь на веранду была открыта, четыре с половиной ступеньки знакомо проскрипели давно забытую мелодию.

– Я приехал!

Но ничего не изменилось – в глубине дома никто не заохал, не запричитал «наконец!» или «как мы тебя ждали!». Через пару секунд хлопнула дверца холодильника, потом послышалось журчание воды, и только потом капризный женский голос осведомился:

– Сынок, это ты?

– Господи, мама, ну кто еще это может быть?

Дама с затейливо растрепанными волосами в роскошном атласном халате с вышитыми драконами, держа в руках бокал, неторопливо выплыла на веранду.

– Это может быть кто угодно. Камышинск просто проходной двор, а не город… Я тебя ждала только к вечеру.

Мужчина опустил сумку на пол и стащил через голову изрядно пропотевшую тенниску. Дама с некоторым недоумением посмотрела на сына.

– Что это у тебя за гадость? – она брезгливо указала на немаленькую татуировку, изображавшую то ли дракона, то ли орла, которая тянулась по всей груди от одного плеча до другого.

– А как ты думаешь, мама, что это?

Мужчина с трудом сдерживался – матери каким-то волшебным образом с первых слов удавалось вывести его из себя. Конечно, никакой особой встречи он не ждал, но все-таки надеялся, что мать хоть чуточку обрадуется. Все же его не было почти пять лет.

Дама пожала плечами и промолчала.

– Это татуировка, мама. Она… спасла мне жизнь.

– Какая глупость…

Мать всю жизнь проработала на унылой и скучной должности в ЖЭКе. Но вела себя так, словно в ее жилах течет кровь полусотни поколений аристократов и все королевские дома Европы соперничают за право называться ее родственниками, пусть и дальними. Мужчина еще раз мысленно отругал себя за то, что решил остановиться у нее, пока не уладит все дела.

– Мама, почему ты ждала меня «только к вечеру»?

– Но ведь поезд приходит только вечером…

– Какой поезд, мама?! Я же тебе говорил, что прилечу и прямо в аэропорту сяду на экспресс.

– Ну да, на экспресс. А что, разве это не поезд?..

«Господи, она стала еще тупее, чем была…»

– Нет, мам, – мужчина опустился в плетеное кресло и стал снимать тяжелые ботинки. – Поезд в аэропорт не ходит. Я приехал автобусом. Захотел тебе сюрприз сделать, думал, ты обрадуешься…

– Я рада, сынок… Ну что ж… Наверное, ты захочешь умыться с дороги?

– Мам, я б и поел. Голодный как волк, честно говоря.

– Но у меня почти ничего нет. Кирочка только вечером придет…

– А при чем тут Кира?

– У меня прекрасные внучки. Что удивительно, при такой-то матери… Но, впрочем, мы об этом уже когда-то…

– Ма-ма! При чем тут Кира?

Дама недоуменно пожала плечами и отпила из высокого стакана темно-красную жидкость.

– Мне внучки по очереди приносят ужин. Или тут готовят. Ты же знаешь, я не люблю возиться на кухне…

– Каждый вечер?

– Конечно, как же иначе? Есть несвежее очень вредно. Я не ем то, что приготовлено вчера…

– И девочки каждый день тебе приносят ужин?

– Да… Боюсь, что готовит все-таки их мамаша. Но тут уж я ничего сделать не могу.

– Так сама бы себе готовила, мам? Ты же одна, это быстро.

– Почему я должна это делать, если у меня две замечательные внучки. Их мамаша мне вообще всем обязана. Вот пусть и поработает хоть немножко… Все равно же целыми днями бездельничает.

Мужчина тяжело вздохнул. Его мама была человеком непростым, скажем осторожно. Но за последние годы он успел совершенно отвыкнуть и от ее глупости, и от ее эгоизма, и от того, что только она знает, как на самом деле обстоят дела.

«Может, не надо было ей писать? И не стоило посвящать ее в свои планы? Осталась бы здесь, пила бы дальше кровь из внучек…»

Но теперь-то уже ничего не поделать – мать была в курсе всех его дел. И даже обещала кое-чем помочь, сведя с «нужными людьми».

– Ну ладно, тогда я сам приготовлю поесть.

– Как хочешь, сынок… – дама опустилась в другое плетеное кресло. – Только после себя не забудь помыть посуду. Иначе тараканы заведутся.

– Да, мама, хорошо.

«Отсюда-то я ее заберу, раз обещал. Но поселю отдельно. Пусть крутится, как сама захочет. Я не ее внучки, каждый день свежий ужин приносить ей не буду…»

И только сейчас он понял, что вечером появится кто-то из девочек. И его возвращение перестанет быть тайной.

– Мам, а девочки знают, что я собирался приехать?

– Откуда? Я им ничего не говорила… Разве что ты сам проболтался…

– Ну, понятно.

Ему ровным счетом ничего не было понятно. Но он в ближайшее время разберется во всем. Хотя сейчас он уже начинал жалеть о принятых решениях. И если бы не деньги, если бы не его доля… Да вообще бы носа не казал на родину!

Он вошел в дом, бросил сумку на бывшую свою кровать в бывшей своей комнате. Удивился, что здесь ровным счетом ничего не изменилось. Надел тапочки, которые все так же ждали его под кроватью. И отправился в кухню – есть хотелось сильно. Да и за готовкой можно было поразмыслить, окончательно разобраться с собственными планами.