Подхожу к коридору. Темно. Но различаю силуэт бывшего мужа, что облокотился плечом о стену.

— Матвей, — говорю тихо, но меня слышат. Хочу включить свет, но как-то незаметно мужчина приблизился ко мне, хватая рукой за запястье.

— Не надо, Ада, — голос охрипший, мучительно больной, поломанный, словно ему нестерпимо разрывают душу в клочья, и он страдает.

Не знаю, откуда, но чувствую, как ему невыносимо больно в душе, словно он узнал то, о чём раньше не догадывался. И эта правда раздавила его самого. Что случилось…?

— Матвей, что-то случилось? Ты почему так поздно? — в голове тысяча вопросов, но сейчас задаю именно эти два, которые больше всего меня интересуют.

Понимаю, что не имею права задавать такие вопросы. Я ему не жена. А всего лишь бывшая. Ненастоящая. Но не могу ничего с собой поделать. Я волнуюсь, и малыш это чувствует, вновь толкаясь крохотной ножкой. Другой рукой глажу живот, успокаивая. Этот жест замечает Огнев.

— Тебе плохо? — не вижу, но чувствую пристальный взгляд. Качаю головой, забыв, что мы стоим в темноте.

— Нет. Всё хорошо, но вот что с тобой, Матвей? — не дождавшись ответа, тяну на себя, направляясь в гостиную.

Мне хочется видеть его глаза. Он не сможет соврать.

Жму на выключатель на стене, не оборачиваясь. Подходим к дивану, где ещё пару минут назад сидела я одна, и только потом смотрю на него. Ахаю. Судорожный выдох слетает с губ. Левая бровь сбита, оттуда течёт тонкой струйкой кровь, на губе похожая ссадина с запёкшей кровью. Кое-где на белоснежной рубашке виднеются капли крови. Сердце сжимается в тиски.

Его губы кривит ухмылка, но он тут же морщится. Видимо, больно. Делаю к нему шаг, становясь вплотную. Поднимаю свободную руку вверх, прикасаюсь к разбитой губе.

Матвей прикрывает глаза.

— Что с тобой случилось? С кем ты подрался? — вмиг его настроение меняется. Распахивает глаза, смотрит на меня недовольно, словно меня это никак не касается. И здесь я с ним согласна, но не могу по-другому.

Он отец моего ребёнка. И, как бы то ни было, я переживаю за него. Особенно когда он вот в таком состоянии, когда на лице у него ссадины.

— Тебя это не должно касаться, — отталкивается от меня, но я не даю, держу крепко, не позволяя уйти просто так, когда ему нужна помощь.

— Садись, — киваю на диван, пряча свои истинные чувства, то, как меня задело его отношение, когда я всего лишь беспокоюсь о нём.

Мужчина хмурится, но вдруг подчиняется. Садится, а я, не смотря больше на него, иду на кухню. Где-то там видела аптечку. Возвращаюсь с небольшой коробкой, сажусь возле него и ищу перекись и вату. Потом наливаю немного прозрачной жидкости на ватный диск. Всё то время, пока я проделываю манипуляции, Матвей не сводит с меня взгляда.

Отставляю бутылочку с перекисью, поднимаю голову, подношу руку к брови бывшего мужа, стараясь не встречаться с ним взглядом. Огнев никак не реагирует, стойко выдерживая все процедуры, пока я обрабатываю ссадины рядом с виском, стирая кровь. Один за другим ватные диски окрашиваются в красный цвет. Мне неприятно видеть его таким. Чувство, будто я сама к этому так или иначе причастна. Но я боюсь спрашивать то, что меня мучает. Не хочу, чтобы он смотрел на меня так, будто я никто для него. Хоть так оно и есть. Но это больно.

Перехожу к губе. Вот здесь будущий папочка морщится и как-то резко хватает меня за запястье, отчего я вздрагиваю. Хочу убрать вату, но держащая мою руку ладонь не даёт это сделать. Прижимает к своим губам мои пальцы ещё крепче, предварительно убрав из них ненужный предмет, отчего я подушечками пальцев чувствую мелкие трещинки на них.

Задерживаю дыхание, когда Матвей проводит моими пальцами по своей нижней губе. Осторожный поцелуй в фаланги, а я, кажется, действительно не дышу. Весь воздух пропал.

— Прости, — опаляет мои пальцы своим дыханием.

Не могу понять, за что он извиняется, отчего его глаза наливаются болью, а меня затапливает похожее чувство.

Качаю головой. Ладонь левой руки кладу на его правую щеку. Глажу осторожно.

— Ты скажешь, что с тобой случилось? — вновь стараюсь выяснить хоть что-то.

Почему он в таком состоянии? Что с ним случилось?

Но в ответ тишина. А в следующую секунду наотмашь вновь бьёт.

— Тебя это не касается, — отгораживается от меня, убирая мои руки от своего лица. Пытается встать, но я замечаю сбитые до мяса костяшки пальцев.

— Огнев, — вскрикиваю, хватаю за руки. — Ты с кем подрался? — его поведение начинает бесить, выводить из себя. Закипаю настолько сильно, что повышаю голос. — Ты приходишь с разбитым лицом и руками и говоришь, что это не моё дело. Тогда какого чёрта я здесь нахожусь, если меня это не касается? Я тебе не собачка, которую захотел — привёл домой. Захотел — выкинул. Я живой человек, Огнев!

— Замолчи, Славина! — повышает голос, встаёт.

— Не замолчу. Хватит себя со мной вести как с куклой. Да, я, может, провинилась в прошлом перед тобой — хотя и представления не имею, в чём моя вина, — когда ты выкинул меня на улицу, — от последних слов его глаза вспыхивают болью, но я отмахиваюсь, продолжая говорить и говорить. — Сейчас я в чём виновата? — подскакиваю, забыв обо всём.

— Ада, пожалуйста, помолчи. Сейчас ты сама делаешь только хуже. Умоляю, подумай о ребёнке, — трогает пальцами глаза, сжимая закрытые веки.

Дышу, прикрываю глаза. Он прав. В первую очередь малыш. Малыш, которого нужно было скрывать всеми возможными способами. Не говорить ему ничего. Глупая. Делаю глубокий вдох-выдох, успокаиваюсь. А в следующую секунду поворачиваюсь и ухожу от него подальше. Мы не сможем находиться с ним в одной квартире. Это губительно для нас двоих. Ни к чему хорошему это не приведёт. Не после того, что было между нами в прошлом.

Я в который раз ошиблась. Поддалась своим чувствам, когда надо было бежать сломя голову от него подальше. Настолько далеко, чтобы он не нашёл, не смог догнать, схватить, заперев в этой клетке, сделав меня беременной от него пленницей.

По щеке впервые за долгое время скатывается слеза. Не смахиваю её, продолжая идти в свою клетку, куда меня поселили.

Впервые в голову закрадывается мысль, что не стоило оставлять кроху. Что он останется без родителей, потому что я собираюсь уйти прямо сейчас из этого дома. Пускай в ночь, но больше здесь находиться я не могу. Может, я сглупила, но мне хотелось этого ребёнка. Именно от бывшего мужа, пускай и ценой своей жизни, но от меня и него останется частичка нас двоих на этой земле.

Вторая… Третья… Капля за каплей стекают горькие слёзы. Уже не разбираю дороги, но иду вперёд. Захожу в комнату. Нахожу нужные вещи. Их немного, потому как мы не успели перевезти всё необходимое из моей квартиры сюда. И это плюс, потому что так мне удастся уйти налегке. Выхожу из комнаты, спускаюсь вниз по ступенькам лестницы. Матвея застаю всё в том же месте, где он и стоял. Смотрит, прожигая меня взглядом. Его глаза замечают в моих руках вещи, и он быстро соображает, что я решила предпринять.

Мне всё равно, что он подумает. Почти наплевать.

Безрассудно. Глупо. Но я не могу находиться с ним рядом. Ни сейчас. Ни потом. Никогда. Иначе погибну. Не выживу. А мне нужно воскреснуть, жить ради малыша, ради маленького крохи, которому я пообещала никогда его не оставлять.

— Ты куда? — слышу голос.

Не смотрю. Не хочу.

— От тебя подальше, Огнев, — отвечаю ему в том же тоне, что и он, давая понять, что не хочу с ним разговаривать.

Но куда уж там, кто меня вообще спросил, чего я хочу. Не успеваю преодолеть расстояние до коридора, как меня хватают за руку, разворачивая к себе лицом.

— Хватит, Ада. Ты в своём уме — идти куда-то на ночь глядя? К тому же, я тебе сказал, что ты будешь жить со мной. Здесь. И никуда не уйдёшь.

— Кто ты мне такой, чтобы приказывать, где жить и что делать, а, Огнев? Кто? — качаю головой. — Никто, Матвей. Поэтому сейчас ты меня отпустишь, и я уйду. Уйду и больше не появлюсь в твоей жизни, как и ты в моей. Всё, хватит. Точка, — мы стоим, не мигая, смотрим друг на друга, и ни один из нас не в силах отвести взгляд.