— Верю, — одно слово слетает с моих губ, а глаза маленькой ведьмочки загораются тысячами ярких звёзд. — Я тебе верю, — повторяю это вновь и вновь.

И это действительно так, а не для того, чтобы не обидеть, не задеть хрупкую душу, потому что у меня нет никаких сомнений, что именно Марго, моя невеста, столкнула Аду с лестницы, в результате чего Ада чуть было не потеряла нашего малыша, не убилась сама по тем крутым ступеням в моём офисе.

Я должен во всём разобраться и понять, наказать всех, кто причастен к этой аварии. Одно лишь не могу понять, что в моей фирме делал мой бывший друг, которого я не видел три года. Три года как…

Белой вспышкой света перед глазами встаёт сцена, где моя жена, моя любимая Ада, лежит в нашей кровати в объятиях моего лучшего друга. Её маленькая ладонь лежит на груди Никиты, а сама она прижимается к нему ближе. Тогда как сам мужчина оплетает тонкую талию девочки своей лапищей, которую хочу сломать, разорвать в клочья, чтобы не смог даже прикоснуться к ней. Уже не говоря о том, чтобы так прижимал к своему телу.

В тот момент глаза застила пелена ненависти, злости, какой-то бешеной агрессии, что мой любимый Рыжик мне изменила, тогда как я любил её больше своей жизни. Я не понимал и не видел всей картины перед собой.

Помню, как ушёл на кухню, не желая всего этого видеть. Сел за барную стойку, налил себе что-то крепкое, чтобы унять эту боль. Но она усилилась, растекаясь по моим венам вместе со спиртным. Внутри клокотала диким зверем злость, ненависть. Не помню, как разбивал морду лучшему другу, которого увидел одетым спустя какой-то промежуток времени на кухне. Как кричала Ада, давясь слезами, пытаясь нас разнять. Как вышвыривал Никиту из своего дома, а потом следом за ним и бывшую жену, не желая видеть её никогда.

— Матвей, — по её щекам текут слёзы. Цепляется за меня руками, а я грубо отпихиваю её от себя. Мне мерзко к ней прикасаться. Не хочу видеть её у себя в доме.

Ненавижу. Ненавижу всей звериной сущностью, которая внутри у меня, что проснулась от той картины.

— Убирайся! Убирайся из моего дома, чтобы я тебя больше не видел! — кричу зло, яростно смотрю в некогда любимые глаза. Хочется убить, придушить гадину, что посмела так поступить со мной, с моими чувствами.

Мне было наплевать, что Ада ничего не понимает, продолжает цепляться за меня. Что кричит осипшим голосом, что ждала меня в нашей постели, но уснула, а проснулась от шума и ругани. Думала, что во сне прижимается ко мне. Но я не хотел слушать… Не слышал. Не понимает она?! Когда спала с моим лучшим другом, понимала всё, а здесь дурочкой прикидывается. Сколько она за моей спиной кувыркалась с Никитой?! Сколько?! Ненавижу. Ненавижу всей душой. Выкинул её из дома, швырнув в неё всё её вещи, не слыша, что девушка кричала.

На тот момент мне было всё равно, где она будет ночевать и что говорит сквозь слёзы. Не хочу слышать её оправдания. Её слёзы, рыдания, всхлипы ранили мою душу хуже, чем раскалённая диким огнём кочерга обнажённую кожу, но я отгонял все эти чувства, которых Славина недостойна.

Я любил. Боготворил. На руках носил. А она растоптала меня. Мою любовь. Чувства. Всю мою жизнь для неё. Ради неё.

Злость, ненависть захлестнули меня, я не понимал, да и желал понимать многое из того, что скоро будет меня съедать изнутри, раздирать меня своими когтями, сводить с ума, когда узнаю всё… Всё, что было три года назад.

Вспышка — и я вновь в палате бывшей жены. Отшатываюсь от неё, как от прокажённой, с ненавистью смотрю на неё. Никогда не смогу простить её. Ненавижу.

— Матвей, — тихо говорит, протягивая ко мне свои тонкие пальчики, а я лишь волком на неё смотрю, тяжело дышу.

— Не трогай меня, — говорю сквозь зубы, пытаясь привести чувства в норму. Что со мной? Понимаю, что ей нельзя нервничать, но ничего не могу с собой поделать. Все чувства рвутся наружу, раздирая меня.

Тонкая маленькая ручка, замершая в миллиметре от моего лица, опадает вниз. В глазах Ады боль, но лишь на мгновение. В следующую секунду на её лице ничего нельзя прочесть, как будто мраморная статуя передо мной стоит.

В эту секунду хочется самому себе вмазать за то, как поступаю с ней сейчас.

Прикрываю глаза, глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться. У меня впереди с ней серьёзный разговор, и я не должен так себя вести с девушкой, если хочу, чтобы она выносила этого ребёнка. И так ходит с угрозой выкидыша из-за невесты, теперь уже бывшей. Не хочу иметь с ней ничего общего, не говоря уже о том, чтобы вступать с ней в брак. Неизвестно, что взбредёт ей в голову в будущем. Несмотря на всю ненависть к бывшей жене, никому не позволю причинить ей или малышу вреда, боли.

— Ада, — слетает с губ. Открываю глаза, пытаюсь поймать взгляд колдовских глаз. Но Славина не даётся, отводит глаза, делая шаг за шагом, только не ко мне, а от меня, увеличивая между нами расстояние. Пока не упирается в подоконник. Вздрагивает, останавливаясь, но всё так же не поднимая на меня глаз.

— Уйди, Матвей, — тихо. — Ты зря пришёл. То, что ты узнал, что малыш внутри меня действительно твой, это ещё ничего не значит. Рядом с собой я не хочу тебя видеть. Как только рожу, я дам тебе знать. Сможешь прийти к малышу, посмотреть на него, — делает паузу. — Но на этом всё. Я не хочу тебя видеть.

— Ада, — делаю шаг к ней, ругая себя за злость по отношению к девушке. — Я не хотел тебя обидеть, — делаю ещё один шаг. Потом ещё один и ещё, продолжая говорить успокаивающе. — Я хотел с тобой как раз об этом и поговорить, — как сказать всё, что крутилось у меня в голове, пока ехал сюда. К ней.

— Давай мы сядем и поговорим, — это не вопрос, но девочка мотает головой, не поворачиваясь ко мне. — Ада, — шаг и я возле неё. Не на расстоянии вытянутой руки, а буквально в считанных сантиметрах от рыжей девочки.

Моя рука поднимается вверх. Пальцы аккуратно касаются рыжих прядей. Начинают перебирать, гладить волосы.

— Я не уйду от тебя ни на шаг, когда наш малыш под угрозой. Я решил, что после выписки ты переедешь ко мне, — говорю, глядя на неё.

Девочка замирает, поворачивает на меня голову, в её глазах я вижу немые вопросы.

— Что ты сейчас сказал? — шепчет она потрескавшимися губами.

— Ты переезжаешь ко мне, когда тебя выпишут. Уйдёшь в декрет и будешь сидеть дома, заботясь о себе и о малыше, — касаюсь руками её плеч, слегка сжимая.

— Ты сейчас шутишь?

— Нет, — качаю головой. — Я совершенно не шучу, Ада. Я не позволю, чтобы с тобой или с моим малышом что-то случилось.

Резко вырывается из моего захвата, обходит. Поворачиваюсь к ней, чтобы мог её видеть. Если Славина думает, что я действительно шучу, то это не так. Я не могу подвергать её опасности, пока она работает и живёт непонятно где и с кем. Поменяю замки, заберу ключи у бывшей невесты, предварительно поговорив, чтобы не смогла навредить бывшей жене и моему малышу.

— Нет, Матвей. Я никогда не буду жить с тобой в твоей квартире. Ты вообще себя слышишь?

— Ада, я не спрашиваю у тебя. Я говорю так, как будет, — делаю шаг к ней, но девушка выставляет руки перед собой.

— Не подходи ко мне ни на шаг. По твоей вине я здесь. Из-за твоей чокнутой невесты, которая столкнула меня с лестницы. И жить у тебя рядом с ней — это не то, что глупо, а просто катастрофически опасно. Неизвестно, что она может предпринять потом. Ты в своём уме? — кричит.

Мне нужно её успокоить, дать понять, что рядом со мной ей ничего не грозит. Что смогу её защитить.

— Её не будет в моей квартире. Только ты и я, — говорю строго, но в моём голосе нет злости. Мои пальцы оплетают её запястья. Рывок. Прижимаю к себе. — Я смогу тебя защитить. Разве я тебя когда-нибудь подводил? — смотрю прямо в колдовские глаза.

Матвей

Ада смотрит на меня, как будто я сморозил несусветную глупость, чепуху.

Да, знаю, полный дурак, а то может и хуже. Но я не могу поступить по-другому, когда она будет вдали от меня вынашивать моего ребёнка, а где-то в городе ходить ненормальная невеста, теперь уже бывшая, которая, только стоит ей сказать о расставании, может сделать всё что угодно. Неизвестно, какие у Марго тараканы. А жизнь Ады и малыша для меня важнее.