Руки бывшего сжимают мои плечи, а губы оставляют короткий поцелуй в макушку, отчего я вдруг замираю, не ожидая такого от Матвея. Что он вообще творит?

Мои ладони ложатся на крепкую грудь, я пытаюсь оттолкнуть его от себя.

— Отпусти меня, Огнев, — сейчас мой голос напоминает писк мыши, которая попалась в лапы к злому коту.

— Не отпущу, пока ты не успокоишься и не выслушаешь меня, — говорит строго, но не кричит. — Ты носишь под сердцем моего ребёнка, и я не хочу, чтобы с ним и с тобой что-то случилось.

— Раньше об этом надо было думать, когда по вине твоей невесты я попала сюда, — язвлю, хотя говорить приходится куда-то ему в шею — туда, где ворот рубашки не закрывает кожу.

— Что? — с его губ глухо слетает вопрос, а тело замирает, и я снова пытаюсь оттолкнуть ладонями бывшего мужа.

Ада

Матвей не даёт мне вырваться, прижимая к своей груди крепче, чем положено людям, которые в разводе. А мне не хочется его рук, объятий. Они меня душат. Хочется быть от него как можно дальше. Если могла бы — убежала, улетела от него на край света, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать его мощное, сильное тело, к которому он сейчас прижимает меня.

Мои слова про его невесту вылетели непроизвольно. Я не хотела всё рассказывать, потому как знала, что он всё равно не поверит мне, что бы я ни сказала. Даже если бы предоставила ему доказательства того, что именно Марго меня столкнула — он бы всё равно защищал её, потому как именно она является его невестой. А я лишь бывшая жена, которую Огнев считает предательницей.

Хотя до сих пор не могу понять, в чём я так перед ним провинилась, что заслужила такого отношения. Ненависти в глазах. Презрения. Ядовитых слов.

Мои руки так и остаются на его крепкой груди, а сам Матвей вдруг отмирает, притягивая к себе ещё ближе. Хотя куда ещё, когда и так стоим вплотную друг к другу. Чувствую, как мужчина напрягается всем телом, злясь на что-то.

Скорей всего, он отошёл от моих слов, которые ударили его наотмашь, не жалея. Он не поверит мне, и сейчас злится вновь на меня.

— Матвей, — пытаюсь начать разговор и вразумить его, чтобы он меня отпустил.

— Тише, — наклоняется, шепчет на ухо.

Его пальцы находят мой подборок, слегка сжимают и приподнимают вверх, наши взгляды вновь сталкиваются.

— Почему ты мне ничего не рассказала сразу? Почему смолчала, когда я тебя спрашивал, Ада? — его голос твёрдый, но не грозный. Большим пальцем он тянет кожу на подбородке, раскрывая мои губы, а я продолжаю стоять, не двигаясь, боясь пошевелиться.

Что я могу ему сказать? Что боялась, что он не поверит. Что не хотела, чтобы он и его чокнутая невеста возле меня крутились, поэтому старалась отгородить его от себя, но он всё равно приходит. Что мне ему сказать?

— А что бы я сказала, Огнев? Что? — вновь завожусь, стоит только вспомнить всё.

— Тише, успокойся, — пальцы перемещаются с подбородка на щеку и начинают нежно проводить по ней костяшками пальцев. — Я злюсь, Рыжик, — его губы плотно сжимаются, а желваки на скулах ходят ходуном, что говорит о том, что он действительно очень зол.

Пытаюсь оттолкнуть мужчину, потому как не хочу попасть под горячую руку, хоть бывший муж никогда себе ничего такого не позволял и не кричал на меня. Только в тот день как с цепи сорвался, орал, когда выгонял из дома,

но никогда не бил меня. Я всегда была для него хрупкой девушкой, которую он оберегал слишком рьяно, но не давил.

Не отпускает.

— Ада, я злюсь, — бью в грудь маленьким кулачком, но это совершенно не помогает освободиться из его лап. — Ты не дослушала меня, — качает головой, смотря прямо мне в глаза. — Злюсь, но не на тебя. В первую очередь на себя, что позволил этому случиться, а не встретил тебя внизу, когда догадывался, что тебе будет тяжело подниматься ко мне в кабинет, — вздыхает.

А потом вдруг неожиданно поднимает голову вверх, но не выпускает из своих рук. Делает глубокий вдох-выдох, а потом опускает голову вниз, зарывается лицом мне в шею и стискивает крепче.

— Я такой дурак, Рыжик. Ты могла пострадать. Наш малыш мог пострадать. И сейчас… — делает паузу, шумно выдыхает, — даже не хочу об этом думать, что бы было, если бы я не успел привести тебя в клинику.

Его спина сгорбилась. Матвей тянется ко мне. И я чувствую, что ему так же тяжело, как и мне, от мыслей, что было бы, если бы мы действительно потеряли ребёнка. В этом наши чувства сходятся, и я понимаю его, и даже готова обнять, но отгоняю эти мысли, потому как они ни к чему. Но хочу узнать ответ на один интересующий меня вопрос.

— Ты веришь мне? — сердце замирает в ожидании ответа.

Что он ответит…?

Матвей

Рыжик замирает в моих объятиях перепуганной птичкой, желая услышать ответ на свой вопрос. Сейчас как никогда чувствую, что ей мои слова очень важны. Что от них зависит многое. Если не всё.

Мой ответ тревожит Аду так же, как и меня то, что по моей вине бывшая жена находится здесь с угрозой выкидыша нашего с ней малыша. Несмотря на наши в прошлом какие-то ошибки, это не должно навредить ни ей, ни маленькому никак. Но именно по моей вине Славина находится здесь, потому как не смог этого предотвратить. Хотя в тот момент мог бы спуститься, встретить её, чтобы она никак не столкнулась с моей невестой, которая совершила ошибку, повлёкшую за собой такие сложные последствия, за которые в будущем она ответит.

Я не намерен оставить это безнаказанным, даже если это Марго. Не только лучшая подруга моей сестры, но и моя невеста. А невеста ли она ещё…?

Для меня неважно, что тогда ещё не знал, что именно моего ребёнка девушка носит под сердцем. Это не имеет значения. Имеет значение только то, что не смог защитить, уберечь. Что сейчас эта хрупкая девочка в таком состоянии. Под угрозой. А если бы она потеряла ребёнка? Моего ребёнка… Я бы не простил себя никогда в жизни.

А чтобы было бы тогда с Адой…

Грудь сдавило в тиски так, что трудно сделать глубокий вздох. Тут же тебе перекрывают кислород, держа крепкой хваткой за горло, что каждый раз, когда пытаешься сделать вдох, ты задыхаешься, умираешь без права на воскрешение.

Это погибель не только для меня, но и для неё… Для маленькой хрупкой девочки, которая сейчас дрожит в моих руках. Я не могу так поступить с ней. Не дать то, чего желает каждая девушка в её возрасте. Малыша.

Внутри вспыхивает злость, прожигая мои внутренности. Стискиваю зубы так сильно, что слышится их скрежет. Ещё немного, и они раскрошатся на мелкие песчинки.

Моя невеста… Как она могла так поступить с моим ребёнком? Кто ей дал право вершить судьбу других, а особенно моей бывшей жены, нашего с ней маленького комочка?

От злости стискиваю руки в кулаки, из моей груди вырывается злобный рык, отчего Ада дёргается, пытаясь освободиться из моего захвата. Нет, нет, малышка. Обнимаю, придвигаю к себе. Это не из-за тебя. Ты ни при чём, Рыжик. Это всё я. Я виноват, когда не усмирил эту дуру. Не поговорил. Подверг тебя опасности, и теперь ты лежишь здесь.

Заглядываю Аде в глаза. Одна рука тянется к щеке, желая прикоснуться, почувствовать гладкость её бархатистой кожи. Провожу костяшками пальцев по щеке. Нежная. Такая, как и запомнил, прикасаясь в последний раз. Глаза бывшей жены распахиваются ещё сильнее в неверии, что я с такой бережностью прикасаюсь к ней. Смотрю на неё. Сейчас девочка выглядит такой хрупкой, ранимой, даже поломанной внутри малышкой, которая боится доверять кому бы то ни было.

Я всегда легко считывал каждую эмоцию с лица Славиной, словно она была открытой книгой, с лёгкостью читаемой. Ни одна эмоция, чувство не могли от меня скрыться в её глазах цвета утренней зелени под яркими лучами солнца. С самой первой встречи я как заворожённый смотрел в них. Маленькая рыжая ведьмочка.

Внутри творится что-то неописуемое, разрывая меня на части. И я не могу понять свои чувства к бывшей жене, что вызывает не только ненависть, но и какие-то другие эмоции, что давно закрыл внутри себя.