Ада

В ушах стоит гул. Руки дрожат, крепко сжимая телефон. Ноги подкашиваются от нахлынувших эмоций. Не могу устоять, падаю. А в голове набатом стучит «Мама умерла…» Всего два слова, но какой эффект они имеют… Что в этой жизни важнее всего на свете? Кто нас любит больше всех? Оберегает от всех бед и тревог. Остается рядом, когда ты думаешь, что твоя жизнь разбита на осколки. Всего одно слово, но сколько смысла и любви оно имеет. Мама.

Меня трясёт, а из глаз не переставая текут слёзы. Прижимаю ладони к глазам и с силой тру, чтобы стало больно. Чтобы душевная боль ушла, но она становится только сильнее. Она сносит меня как шторм, незаметно, но со всей мощью бьёт в солнечное сплетение, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Лишь голая боль, от которой разъедает ядом внутренности. Бьёт, калечит израненную душу, что и так на ладан дышит, но дышит, точнее, дышала… Твоя жизнь обнулилась, а ты стала одним большим куском оголённой боли.

Тебя нет. Осталась только одна оболочка, на которую ты едва похожа…

Телефон падает на пол, а я во всё горло кричу что есть мочи. Вою, как израненная волчица, потерявшая своего волчонка. Крик разносится по всему дому так, что на мою истерику прибегает Тея. Подлетает так быстро, прижимая к себе. Не может ничего понять, но что-то шепчет в макушку успокаивающее и гладит по голове. А мне становится только хуже. Я хватаюсь за неё, как за спасательный круг, и вою, разрывая свою душу и тело.

В отголоске подсознания слышу голос Димы. Он что-то кричит, делает, а я не могу что-либо ответить. Меня трясёт как от лихорадки.

— Ада, пожалуйста, успокойся, — слышу в голосе подруги панику, беспокойство и слёзы. Её так же как и меня трясёт. Понимаю, что нужно успокоиться, но не могу.

Не могу поверить, что её больше нет. Нет человека, который несмотря ни на кого и ни на что любил меня. Я как будто осталась одна в этом жестоком мире, где все предатели.

Чувствую, как кто-то бережно берёт меня за руку. И почти не замечаю резкой боли, потому что разъедающая боль внутри меня гораздо сильнее.

Руки Теи не выпускают меня, качая из стороны в сторону. Я всхлипываю надрывно, но постепенно всё утихает, и я будто плыву в облаках. А потом всё стихает, и тьма забирает меня.

Мне снится какой-то дом, который я прежде не видела. Стою посреди большой гостиной. Ничего не понимаю, верчу головой, пытаясь сообразить, что это за место и почему я здесь. Справа от меня аквамариновый диван, по бокам которого две подушки бежевого цвета. Такое же кресло напротив. По левую сторону камин, где медленно горит огонь. Засмотревшись на горящие угольки, не заметила, что в комнате я уже не одна.

— Ада, — услышав рядом своё имя, резко повернула голову на звук. Передо мной стояла Она. Из глаз тут же брызнули слёзы. Не выдержав, упала на колени, всхлипнула. — Ада, девочка моя, — грустная улыбка на лице некогда дорогого мне человека резанула по больному.

— Кристина Леонидовна, вы… Вы… — я не могла собрать слова в предложения.

— Я здесь, девочка моя. Не плачь, — женщина присела, и её нежные руки обняли меня. Вытерли слёзы, что текли по щекам. — Ты у меня сильная девочка. Ведь так? — кивнула, всматриваясь в родные черты.

— Я скучала, — прошептала я. Было тяжело видеть женщину, но я понимала, что так надо.

— И я, моя хорошая. Ты должна быть сильной, Ада. Что бы ни случилось, должна быть сильной! — женщина говорила, а я только кивала и плакала. — Я всегда буду рядом! — лёгкий поцелуй в лоб, и женщина начала растворяться, а в мое сердце будто вонзились тысячи острых кинжалов.

Резко подскакиваю. Кручу головой, не понимая, где нахожусь. Как только понимаю, что это комната Теи и Димы, паника меня отпускает, и я тяжело вздыхаю. Но воспоминания, которые накатывают на меня как лавина, не дают спокойно дышать, вновь забирая моё спокойствие.

Шорох шагов привлекает моё внимание. Поворачиваю голову вправо. В дверях стоит Тея, взволнованно смотрит на меня. Понимаю, что надо всё ей объяснить, потому что она переживает, но как же это тяжело и сложно.

Она подходит ко мне и садится рядом на кровать. Берёт мою руку в свою и слабо сжимает.

— Ада, скажи, что случилось? Мы беспокоимся за тебя.

— Кристина Леонидовна, умерла, — это всё, что я смогла сказать, прежде чем захлебнуться в новой истерике.

— Ты же не собираешься туда ехать? — подруга смотрит на меня недоверчиво и укоризненно.

— Собираюсь, — отвечаю твёрдо.

— Ты с ума сошла, Ада! — вскакивает, крича. — Тебе мало того, что было?

— Нет, но… Я не могу не проводить её, Тея. Она была для меня как мать, которой у меня никогда не было.

— Ты хочешь унижения? Ты хочешь, чтобы опять этот человек растоптал тебя?! — подруга кричит так сильно, что мои перепонки сейчас лопнут.

— Тея, я еду проводить его маму, которая так много сделала для меня. Она заменила мне мать. Еду к ней, а не к нему. Всё в прошлом, как ты этого понять не можешь!

— Хорошо, — успокаивается подруга. — Это он тебе звонил?

— Нет, — отворачиваю голову в сторону, не желая показывать ей, как мне больно от этого. — Марина. Его сестра.

Стою, опершись ладонями о края раковины, смотрю на девушку в зеркале. Бледное лицо, всё усыпанное веснушками. Мешки и круги под глазами. Некогда сияющие зелёные глаза сейчас потухшие. В них больше не горит тот огонь, что прежде. Рыжие волосы длиной почти до талии спадают ровными, сияющими прядями. Искусанные до крови сухие губы. Вот всё, что я вижу перед собой в зеркале. И я задаюсь вопросом: и это я? Та Ада, что ещё три года назад была счастлива замужем за человеком, про которого думала, что любит?

А была ли вообще эта любовь?

Разве когда любят, уходят, ничего не объяснив? Разве когда любят, вышвыривают тебя на улицу, как ненужного котёнка?

Нет. Когда любят — оберегают, дарят счастье и тепло. Если любят, ты ощущаешь это. Нет, конечно, я чувствовала ту любовь, что дарил мне бывший муж, но после того, как меня вышвырнули как собаку — я в этом глубоко сомневаюсь.

Я помню всё до мельчайших подробностей: голос — холодный, чужой, злой, словно совсем неродной; глаза — что сверкали ненавистью и презрением ко мне. Помню, как меня выворачивало наизнанку от всех эмоций, боли, разочарования. Помню в последний раз его прикосновения к своей коже. Они не приносили наслаждения как прежде, нет. Они приносили боль, ссадины, раны, что спустя время перестали быть видны, но глубоко внутри остались шрамы. Шрамы, что не болят, но саднят, стоит только к ним прикоснуться, задеть.

Я помню, как Тея отпаивала меня таблетками, как сидела рядом с утра и до ночи, боясь, что я могу с собой что-то сделать. Глупая, ну разве я могла такое подумать. Нет, такие мысли меня не посещали, но душа в тот момент, когда муж посмотрел на меня в последний раз как на никчёмную — она умерла. Этот взгляд я запомню навсегда. Он будет преследовать меня всю жизнь, не давая нормально спать и есть. Я везде буду его видеть.

В тот момент я сломалась, и лишь хороший специалист помог мне вылечиться, выйти из того состояния, когда я просто часами могла тупо смотреть в окно, не двигаясь и не моргая. Тогда Тея вместе с Димкой забеспокоились не на шутку и решили сводить меня к психотерапевту. Ольга Николаевна оказалась хорошей женщиной и помогла мне, хоть иногда я всё так же по ночам видела ненавидящий меня взгляд серо-зелёных глаз.

Они выжигали всю мою душу до пепла, не оставляя от неё ничего.

С того дня я перестала что-либо чувствовать. Полное безразличие к окружающему миру. И вместо безумной любви, что была у меня к Матвею, всё, что я чувствовала — лишь безразличие.

Многие задаются вопросом: что противоположность любви? Все думают, что это ненависть. Нет. Они глубоко ошибаются. Ненависть — это тоже чувство, хоть и негативное, но оно даёт эмоции. Безразличный же человек не чувствует ничего. Полнейшая пустота.