— Ты единственный с бонго-барабанами и банкой пива и…

— И что за тайный агент из братства живёт в таком доме?

— Один по имени Дик Бальзак?

Он смеется.

— На самом деле, Эйден.

— Эйден, — повторяю. — Да. Дик тебе больше подходит.

— Смешно. А мне просто продолжать называть тебя сладкой или у тебя есть имя?

— Ты можешь перестать называть меня сладкой, — молвлю я. — Грейс.

Я намерено не произношу свою фамилию, хотя не совсем уверена, что Эйден признает во мне дочь Президента, даже если и скажу ему.

— Грейс с телохранителями.

— Верно.

— Значит, ты важная шишка, — произносит Эйден, пока я продолжаю бежать.

Я смеюсь.

— Это определённо спорный вопрос.

— Или кто-то, кому нужны телохранители. Значит, ты та, кого люди хотят убить.

— Это твоя версия, что я шпион или что? Ты попытаешься угадать мою личность?

— У тебя должно быть занятие получше в ближайшее… сколько миль ты собираешься пробежать?

— Пять.

— Дерьмо. Не знаю, сможет ли газонокосилка проехать пять миль.

— Очень жаль. Похоже, мне придётся бежать эти пять миль в одиночку. В тишине.

— Не переживай. У меня ещё полно топлива для этой детки.

Эйден говорит о газонокосилки, но его слова определённо звучат сексуально.

Я стараюсь выбросить эту мысль из головы, сосредотачиваясь на звуке и ритме своих ног на тротуаре. Раз-два. Раз-два.

Горячий парень с голым торсом в нескольких футах.

Концентрация сейчас не самая моя сильная сторона.

Слова Эйдена проникают в мои мысли.

— Значит, ты та, кого люди хотят убить.

Люди хотят моей смерти? Не в данный момент, насколько мне известно.

— Я этого не говорила.

— Ты скажешь мне, если я правильно угадаю?

— Ты собираешься рассказать мне, кто ты? — парирую я.

— Неа. Мне и так нравится. Итак… ты когда-нибудь встречалась с тем, чью фамилию не знала?

Я сдерживаю смех.

— Это твоя убогая версия пикапа?

— Я просто пытаюсь лучше узнать свою соседку, Грейс Нет-Фамилии. Это разумный вопрос.

— Это не разумный вопрос.

Он игнорирует меня.

— Ты не похожа на поп-звезду или модель, так что это отпадает.

— Эй! Что это значит? Ты преследуешь меня, чтобы поиздеваться?

В этот раз, когда я смотрю на парня, вижу его покрасневшие щёки. Мистер Ни-Стыда-Ни-Совести засмущался?

— Я имею в виду, что ты не такая уж и тощая и подобное дерьмо.

— Это не помогает.

— Если ты хочешь, чтобы я сказал, насколько горячо твоя задница выглядит в этой спортивной одежде — я могу. Я просто хотел поднять немного планку.

Я смеюсь.

— Это оценено по достоинству.

— Значит, ты не рок-звезда или модель, и ты не супер известная…

— Откуда ты знаешь, что я не супер известная?

— У тебя нет никаких поклонников, преследующих тебя.

— Это закрытый район.

— Верно подмечено. Но ты не выглядишь супер известной, что явно означает, что ты находишься в программе по защите свидетелей.

— Ты предполагаешь, что за мной следуют телохранители, потому что я пытаюсь не привлекать внимания к своей новой личности, предоставленной государством?

— Ну, когда ты говоришь так, это звучит просто нелепо.

Мы сворачиваем за угол, и когда Эйден замедляется, я замечаю, что тоже замедляюсь, а затем останавливаюсь вместо того, чтобы продолжить бежать.

— Надоело гадать?

Он смотрит на свои часы.

— Я должен быть в одном месте.

Я поднимаю свои брови.

— Горячее свидание?

Я даже не знаю фамилии этого парня, но мысль о нём с другой женщиной сводит меня с ума.

— Завидуешь?

— Определённо не завидую, — вру я, пожимая плечами. — Повеселись на свидании, Бонго.

— Это тренировка… эм, работа, — говорит он. Эйден начинает давать задний ход своей газонокосилке, а затем разворачивается, когда я отворачиваюсь, намереваясь продолжить свою пробежку. Потом сосед останавливается, оглядываясь на меня, чтобы обратиться. — Ты наркобарон, не так ли? Какой-то криминальный авторитет.

Я смеюсь.

— Ты меня раскусил.

— Увидимся позже, сладкая. 

Ной

Эйден стоит на моей кухне в спортивном костюме и делает протеиновый коктейль. Когда я вхожу, он свистит.

— Это какое-то супермодное дерьмо.

— Заткнись, придурок.

Я поправляю воротник рубашки, чувствуя себя также нелепо, как и выгляжу в этом наряде. Есть причина, по которой я не ношу смокинги. Помимо того факта, что я стараюсь не заниматься ничем, что требует смокинг (или костюм, если на то пошло), они не делают смокинги размера «футболист». Эта вещь должна быть подогнана под меня, для чего затрачивается большое количество усилий и расходов только, чтобы посетить шикарный сбор средств в десять тысяч долларов за тарелку.

Пойти на сбор средств было не моей идеей. Это была идея моего агента, так как, по-видимому, я буду более востребован, если появлюсь на паре публичных мероприятий, следя за своими манерами и притворяясь, что мне нравится находиться среди людей. Настоящая причина, по которой я туда иду в том, что это для благого дела, даже если это будет комната, наполненная богатыми снобами, которые едят икру, чтобы принести пользу фонду, управляемому дочерью Президента Соединенных Штатов.

— Почему ты снова это делаешь? — спрашивает Эйден.

— Потому что я жертвую своё ранчо фонду на лето, и этот сбор средств должен принести ему пользу.

— Для чего?

— Фонд предоставляет достойным детям шанс провести время на ранчо — научиться жизненно-необходимым навыкам и тому подобное.

— Дерьмо, у тебя кризис среднего возраста? Сначала ты переезжаешь в это место, а теперь ты не собираешься провести всё лето на своём ранчо, ворча и избегая всех? Ты позволишь кучке детей управлять твоей собственностью? Ты не любишь детей.

— Отвали.

Эйден нажимает кнопку на блендере в ответ. Когда тот останавливается, парень наливает протеиновый коктейль в огромную чашку и делает глоток.

— Не забудь отставить мизинец, когда будешь пить шампанское. Это утонченно.

— Думаю, я пропущу уроки по этике от парня, который на днях вошёл на мою кухню со своими болтающимися причиндалами. 

О чем, чёрт возьми, я думал, соглашаясь на это? Я находился здесь в течение часа, и до сих пор это был парад богатых стариков и их трофейных жен или подруг, просящих сфотографироваться со мной и предлагающих снисходительные соболезнования по поводу большого проигрыша в феврале. Как будто я был раздавлен тем, что команда не выиграла.

Я не был опечален этим, между прочим. Хотя всё ещё немного злился из-за этого. Тем более сейчас, когда мне напоминали об этом сотни раз.

Я знал, что сбор средств — плохая идея. Обычно, я никогда не занимался ничем общественным. Делать пожертвования? Конечно. Я делал много подобных вещей. Но я никогда не жертвовал своё ранчо — это была первая крупная вещь, которую я приобрел, когда подписал контракт в Денвере. В последние несколько лет летом, в межсезонье, я выбирался на ранчо и расслаблялся, вдали от всего и всех. Этим летом всё обстоит по другому – я веду переговоры и не могу скрываться ото всех, как бы мне этого не хотелось. Поэтому, когда мой агент пришел ко мне несколько месяцев назад с информацией об этой благотворительности, идея пожертвовать ранчо просто пришла мне в голову.

Я должен был предвидеть, что мой беспощадный агент захочет максимально увеличить часть этого пожертвования, связанную с общественностью, насколько это возможно. Вот поэтому я без особого желания присутствую на роскошном мероприятии, где должен улыбаться и притворяться заинтересованным в том, что говорит кучка богатых людей, полностью оторванных от реальности. Я понимаю всю иронию, говоря, что пока играл на многомиллионном контракте в течение последних четырех лет, но даже сейчас, мне трудно видеть себя богатым. Я всё тот же бедный парень из Вест-Бенд, и всегда им буду.