Если бы они не смогли играть в футбол…

Если бы моя семья — если бы было связано со мной — стала причиной того, что они не смогут играть в футбол до конца своих дней, они возненавидят меня навечно. Я бы у них всё отняла.

Я не могу быть причиной их полного уничтожения. И не буду.

Поэтому я заключаю сделку с Дьяволом. 

Эйден

Прошло уже тридцать три дня после того случая.

Прошло уже тридцать дней с тех пор, как нас подобрали на внедорожнике без опознавательных знаков за пределами тренировочного лагеря (потому что посреди всего этого дерьма начались сборы) вооружённые агенты в костюмах и вывезли из города на посадочную полосу, где нас встретила Первая Леди и велела нам отступить.

— Моя дочь была уничтожена в средствах массовой информации, — холодно говорит она. — Она была разорвана на части. Последний срок пребывания моего мужа на этом посту и его предвыборная кампания теперь омрачены этим отвратительным инцидентом.

— Где Грейс? — требовательно спрашиваю я. Мне наплевать на предвыборную кампанию президента или на его грёбанный последний срок пребывания на этом посту.

— Грейс ложится на реабилитацию, — отвечает нам Первая Леди. — Об этом будет объявлено завтра. Эта маленькая интрижка, которую она имела с вами двумя, будет списана на побочный эффект нервного срыва, вызванного стрессом из-за работы над кампанией её отца и управлением фондом.

— Что, ты её похищаешь? — усмехается Ной. — Это просто смешно.

Первая Леди удивлённо поднимает брови.

— А, понятно. Вы думаете, что её удерживают против её воли? Как странно. Я полагала, что вы оба были немного более догадливыми.

— Она бы ни за что не легла на реабилитацию, — говорю я.

Она прищуривает глаза.

— Неужели вы действительно думали, что дочь Президента Соединённых Штатов собирается продолжать роман с двумя спортсменами? — Женщина практически выплёвывает это слово. — Вы же не думали, что это долго продлится, не так ли? Конечно, вы двое не настолько наивны. Она никогда бы не выбрала вас вместо своей семьи — вы ведь понимаете это, не так ли? Первая Дочь не собиралась выбирать даже одного из вас из-за своего имиджа, своей семьи, своей карьеры и своей страны. Она определённо не собиралась выбирать вас обоих.

— Мы хотим поговорить с ней, — рычит Ной.

— О, ты хочешь поговорить с ней? — Первая Леди издевается над ним. — Это бы чудесно сказалось на её репутации, не так ли? Если ты хоть немного заботишься о ней, то оставишь Грейс в покое, чтобы она смогла собрать воедино остатки своего достоинства.

Если мы хоть немного о ней заботимся, то оставим её в покое…

Первая Леди была права. Грейс была полностью уничтожена в средствах массовой информации — а мы нет, хотя должны были упоминаться в тех же самых статьях. Вместо этого нас описали как её безымянных любовников.

В течение последнего месяца мы с Ноем оба были на взводе, почти не разговаривали друг с другом. Ной бродит по дому, сердитый и угрюмый, и практически дышит огнём. Мы попали в неприятности из-за грубой игры на тренировках. Ноя оштрафовали после того, как он сказал репортёру, чтобы тот съебался и ушёл с интервью.

Мама Эшби позвонила сразу после сбора средств. Слухи распространяются быстро, даже в Вест Бенде. Она спросила, всё ли в порядке с Грейс, и сказала, что в следующий раз, когда увидит нас — отвесит обоим подзатыльники. Это было до тех пор, пока мы не сказали ей, что мать Грейс убедила её лечь на реабилитацию, или что Грейс выбрала реабилитацию (и её семью, и её имидж) вместо нас. Бесс настаивала, что это не соответствует той Грейс, которую она встретила в Вест Бенде, но кто, чёрт возьми, её знает? Ещё несколько недель назад я бы подумал то же самое. Но Грейс — дочь президента.

Моя сестра звонила пару недель назад. Она пропустила большую часть новостей, пока путешествовала. Её первый вопрос был о том, были ли мы теми таинственными парнями Грейс. Её больше всего бесило то, что мы скрывали от неё наши отношения.

— Я не собираюсь говорить с сестрой о том, с кем трахаюсь, Анни!

— Совсем другое дело, когда она дочь президента! — кричит она в ответ по телефону. — Я как раз сейчас читаю об этом в таблоиде!

— Всё это дерьмо в бульварных газетах скоро прекратится, если никто не будет продолжать это подкармливать.

— Вы с Ноем действительно были с Первой Дочерью, — недоверчиво говорит она. — Ну, например, вы трое. Вместе… вместе?

Я тяжело выдыхаю.

— Чёрт возьми, Анни, я больше ничего не знаю, ясно? — восклицаю я. — Я думал, что мы были. Я думал, что она была с нами.

— Она была твоей девушкой? — спрашивает Анни, и её тон смягчается.

— Я так думал. Но, очевидно, ошибался.

— Значит, вы с Ноем оба её любите? Ты её любишь?

— Я не знаю, Анни, — простонал я. — Какого хрена мы вообще об этом говорим?

— Это не трудный вопрос, Эйден, — произносит она. — Я не спрашивала тебя, как расщепить атом. Я спрашивала, любите вы её или нет. Либо да, либо нет.

— Чёрт возьми, Анни, да, хорошо? Я люблю. Я почти уверен, что Ной тоже. Это делает тебя счастливой? Твой брат-шлюха наконец-то влюбился — в девушку, которую он должен разделить — и она предпочла лечь на реабилитацию, а не публично признаться, что она с нами.

Анни на мгновение замолкает.

— Нет, это не делает меня счастливой, кретин, — отвечает сестра. — И это, очевидно, также не делает счастливым и тебя. Так почему бы тебе не набраться мужества и не сделать что-нибудь с этим — тебе и Ною?

— Её увезли из Белого дома, чтобы она притворялась, будто где-то прячется, Анни, — говорю я усталым голосом. — Мы понятия не имеем, где Грейс, чёрт возьми, и никто не даёт нам эту информацию. Кроме того, даже если бы мы знали, то не смогли бы вломиться и заставить её поговорить с нами.

— Ну, тогда будьте креативными.

Ви появляется на нашем пороге, врывается в дом без единого слова и идёт прямо в гостиную, как будто она здесь хозяйка.

— Классное местечко, — комментирует она. — Так по-взрослому для спортсменов.

— Ты пришла сюда, чтобы прокомментировать наше внутреннее убранство, или у тебя есть новости о Грейс? — спрашиваю я.

Ной скрещивает руки на груди.

– Например, где она, чёрт возьми?

— Она дома, — отвечает нам Ви.

— Она дома? — переспрашиваю я. Невероятно. Она молчала целый месяц, а теперь вернулась домой — не более чем в ста ярдах от нас — и мы с ней почти не общались. Ни текстовых сообщений, ни электронной почты, ничего. — Например, прямо-рядом-с-этим-местом домом?

Ви кивает.

— Она не знает, что я здесь.

Ной стонет от разочарования:

— Значит, она исчезает на месяц, а потом возвращается в свой дом, который находится совсем рядом с моим домом, и даже не утруждает себя сказать, о, я не знаю… «Привет, простите, что исчезла, я вернулась»?

— Слушай, не злись на меня, — произносит Ви. — Как я уже сказала, она даже не знает, что я здесь. На самом деле, мне было категорически запрещено разговаривать с вами.

— Почему, чёрт возьми, тебе запрещено разговаривать с нами? — спрашиваю я. — Я могу понять, что Грейс расстроилась из-за случившегося — чёрт, пресса уже всё об этом написала. Она была в каждом чёртовом таблоиде страны. Но она не может злиться на нас за то, что мы не признались, что были с ней, когда она решила лечь на какую-то дерьмовую реабилитацию за последний месяц…