— Говорит парень, который назвал меня сахарными сиськами при встрече со мной?

— В свою защиту скажу, что не знал, что ты дочь Президента.

— Почему-то я сомневаюсь, что это что-то изменило бы. — Я поворачиваюсь к Ною, мое раздражение только усиливается. — Ты можешь оставить себе своё одолжение, и ты можешь оставить себе своё ранчо. А также оставь при себе активный подход к благотворительности, потому что проводить с тобой время на ранчо, даже если это для заслуживших детей, не стоит того.

— Ты собираешься с ней на ранчо? — спрашивает Эйден. Его ноздри раздуваются, и на секунду мне кажется, что я вижу выражение собственничества на его лице. Проблема в том, что вместо того, чтобы вызвать у меня отвращение — так бы логическая часть меня отреагировала — от этого выражения меня охватывает возбуждение. Но я стряхиваю это чувство, скрестив руки, когда Ной бросил на Эйдена взгляд чистой ярости, и произношу:

— Больше нет. Прямо сейчас я возвращаюсь в свой дом, где собираюсь выпить чашечку чая, почитать газету и забыть о том, что двое из самых незрелых мужчин, которых я когда-либо встречала, подорвали мою жизнь за прошедшую неделю.

Я не жду ответа, прежде чем повернуться и уйти, осознавая, что практически отворачиваюсь от двух профессиональных спортсменов с телами, созданными для греха, которые, по-видимому, считают меня привлекательной. Я стараюсь не думать ни об одном из них, когда захожу в пустой дом и завариваю чай или когда листаю газету. Я определённо стараюсь не думать о том, что я слегка рассердилась и отказалась от пожертвованного ранчо Ноя для летнего лагеря, который начнётся через неделю. И я стараюсь не думать о том, что мне придётся признать свою неправоту и извиниться перед ним, чтобы вернуть ранчо.

Я полностью лишилась своего хладнокровия и позволила своему характеру взять надо мной верх. Я не помню, когда это случалось в последний раз. Обычно я спокойна и собрана, несмотря ни на что, но эти двое мужчин, кажется, заставляют меня нервничать. Но, честно говоря, как Ной Эшби отделался ехидным комментарием о том, что сделал мне одолжение, пожертвовав своё ранчо? После того, что случилось на благотворительном вечере, это самое меньшее, что он смог сделать.

Ты знаешь, что руки Ноя Эшби на твоей груди, не самое худшее, что случалось с тобой.

Возбуждение от воспоминаний о тёплых руках Ноя, обхватывающих мою грудь, проходят сквозь меня; о том, как мои соски затвердели в ответ на прикосновение его мозолистых ладоней и жар прошёл через всё тело.

Он действительно сделал тебе одолжение, пожертвовав своё ранчо. Кроме того, он сделал пожертвование перед благотворительным мероприятием, что означает, что это не имело никакого отношения к тому, что произошло.

Тем не менее то, как он сказал: «Я сделал тебе одолжение», — запало в душу.

Он заплатил сто тысяч долларов, чтобы избавиться от фотографий.

Но избавиться от фотографий, где Ной прикасался к моей груди, определённо было в его интересах. Это был не просто джентльменский жест. Такие фотографии могут разрушить его карьеру, особенно если он пытается держаться подальше от негативных отзывов прессы. Мысль о том, что эти фотографии попадут в газеты, заставляет меня содрогнуться. Я даже представить не могу, какой скандал это вызовет и для меня, и для него — и для моего отца.

Тем не менее оба также говорили о том, чтобы конкурировать из-за меня, как будто я какой-то приз на ярмарке округа. Сама мысль о том, что двое мужчин сражаются за меня — самая дурацкая, самая отстойная мужская вещь, которую я слышала.

Верно. Именно поэтому ты фантазировала об этом прошлой ночью — потому что это так отстойно.

Я изо всех сил стараюсь выбросить эти мысли из головы. Мне нужно сосредоточиться на работе. Одержимость двумя спортсменами, которые, похоже, умеют заставить меня лишиться невозмутимости – это последнее, что мне нужно. 

Ной

— О чём, чёрт возьми, я думал?

Не думаю, что правильно расслышал своего соседа-идиота. Я должен напомнить себе, что Эйден также мой лучший друг-идиот, и он был моим лучшим другом-идиотом с тех пор, как мы учились в школе, потому что если бы я не напоминал себе об этом факте, то врезал бы ему прямо сейчас.

Я чертовски злюсь из-за того, что Грейс Салливан — моя соседка. Если быть точнее, я злюсь, что Грейс Салливан — это та девушка, за которой увивается Эйден — и ведёт себя как придурок.

— Ты согласился поехать на ранчо с ней и кучей детей? — спрашивает Эйден. – Ты едва ли можешь выдержать меня рядом с собой, не говоря уже о куче других людей, особенно детей. Серьёзно, ты хоть знаешь, как разговаривать с ребёнком?

— Есть причина, по которой я едва могу выдержать тебя рядом, — рычу я. — Это была незатейливая беседа с Президентом. Я практически ни на что не соглашался.

Беседа, в которой я подразумевал принять личное участие в лагере, только потому, что Первая Леди, по-видимому, одержима идеей, что я не должен смотреть на Грейс так, как это делал.

Я бы с большим удовольствием применил активный подход к оказанию помощи.

Это то, что я сказал, или что-то в этом роде. Одна только мысль об активном подходе с Грейс Салливан заставляет всю кровь в теле устремиться к моему члену.

— Президент, значит? — спрашивает Эйден. — Ну-ну.

— О, отвали.

— Девушку явно больше привлекаю я, чем ты, — небрежно произносит Эйден, когда обходит меня, проходя в кухню, и открывает холодильник, где сразу начинает рыться в моих продуктах.

— Почему, чёрт возьми, я позволил тебе остаться здесь на всё лето? — спрашиваю я, наблюдая, как он открывает контейнер с моими оставшимися спагетти и хватает вилку из соседнего ящика шкафа. — Она едва ли так же сильно привлекает тебя, как меня. Эта идея смехотворна.

За исключением того, что я не смеюсь. На самом деле, перспектива того, что девушку привлекает Эйден, совсем не даёт мне покоя. Этого не должно быть. В конце концов, я ничего не знаю о ней, и у меня нет никаких прав на неё.

Чёрт, я только один раз встретил её на благотворительном мероприятии. Она не моя, и умом я понимаю это. За исключением того, что с той секунды, как только прикоснулся к ней, каждая часть меня хотела заявить, что она моя. Это не вполне логичная реакция, насколько я осознаю. Это какая-то странная, неправильная реакция, и я не имею ни малейшего представления, чтобы снова прикоснуться к Грейс Салливан. Кроме того, она — единственная, кого я хочу.

— Каким образом это смехотворно? — интересуется Эйден, запихивая полную вилку спагетти в рот. Смотреть, как он ест мою оставшуюся еду, раздражает. — Когда в последний раз ты был с кем-то?

Я выхватываю контейнер из рук друга и выбрасываю в мусорное ведро, только потому, что он меня бесит.

— Уверен, что кто-то вроде неё абсолютно увлечётся парнем, который перетрахал половину фанаток в Денвере. И эта твоя выходка — тебе повезёт, если она не получит запретительный судебный ордер на тебя.

Эйден прислонился к столешнице, скрестив руки на груди и, молча, смотрел на меня.

— Ты просто завидуешь.

— Ты что, спятил? Ты должен быть ненормальным, чтобы считать, что я тебе завидую.

Эйден усмехается.

— Чувак, я тебя знаю. Ты ревнуешь, потому что она тебе нравится, и ты думаешь, что у неё есть чувства ко мне.

Я задыхаюсь от смеха, настолько глупо всё это звучит.

— Продолжай молоть чепуху, Эйден. Если ты думаешь, что такая женщина, как она, будет с тобой встречаться, ты безумнее, чем я предполагал.

— А тебе кажется, что она хочет переспать с тобой?

— Это более вероятно, чем то, что Грейс хочет этого с тобой.

— Отлично. Хочешь поспорить?

— Я не буду делать ставку на то, будет ли дочь Президента Соединённых Штатов встречаться с одним из нас.

Эйден кудахчет.