Что же это было и было ли это чем-то?

Вот основной вопрос, не дававший Юу покоя уже четвертый день, но который он не осмеливается задать никому из появившихся у него товарищей. Уж слишком этот вопрос острый и болезненный, когда речь идет о мужском коллективе.

Но вот ответ на его вопрос дается сам по себе. И дает его Юичиро именно тот, кто впервые подтолкнул его на эти размышления. Бросая взгляд в сторону окон, Юу замечает отсутствующего на прошлом уроке Микаэля Шиндо в окружении старшеклассников. Полностью обнаженный одноклассник, без тени смущения или робости восседает на столе в вызывающе-соблазнительной позе – изящно изогнув спину, элегантно опершись на руку и забросив одну ногу на другую, опустив на колено руку, – перед возбужденными, окружившими его учениками, которые без стыда оглаживают его тело, что-то говорят, улыбаются, живо обсуждают. Складывается стойкое впечатление, будто Шиндо выставил себя как некий товар на прилавке, у ног которого ведутся многочисленные споры о том, кто же все-таки богаче и в итоге овладеет этой редкой диковинкой.

– Юу, ты идешь?

Оклик Глена возвращает Юичиро к реальности, в которой он замешкался, но должен возвращаться в аудиторию.

– Нет, – стараясь чтобы волнение в его голосе не стало заметно окружающим, говорит темноволосый юноша, цепляя улыбку. – Я задержусь. Забыл телефон на столе. Не ждите меня. Идите, – с этими словами он устремляется обратно в сторону столовой.

– Хорошо, – кивает капитан команды и все вместе они направляются дальше. Как только ребята исчезают за дверью, Юичиро возвращается обратно к окнам аудитории. Все та же картина порочной красоты вырисовывается ему в тех же тонах, завораживая своей притягательностью. Что творится в душе Юу, когда он смотрит на то, как парни, обступив Микаэля, обхаживают его, а он при этом ведет себя так непринужденно, словно ему это не впервой и с таким надменным видом, который описать практически невозможно. Юичиро ощущает лишь то, что его всего трясет мелкой дрожью. Он поражен, взволнован, растерян, испуган, зол. Какие только эмоциональные оттенки не окрашивают его душу в этот момент. Он видит это откровение, совершаемое среди бела дня, и не может оторвать от него глаз. Внутри все буквально восстает и противится тому, что созерцают его глаза, однако отвернуться, уйти он просто не в силах. Будто всё тело налилось свинцом и он потерял способность самостоятельно передвигаться. Что-то неумолимо жжет в груди, заставляя вскипать череп, но что это? Что так разрывает на части при виде того отвратительного зрелища, имеющего свойство опорочить любого?

Несколько секунд и Юу понимает, что смотреть на это дольше выше его сил. Как бы ему не казалось, что он прирос к земле, но как только становится совсем невыносимо, он тотчас уходит. Благо, когда он доходит до классной комнаты, звенит звонок и ему не приходится пояснять друзьям, почему у него такой потерянный вид. А к концу урока, на который Мика возвращается вполне довольный собой, будто бы не его только что облапывали во всех возможных местах с десяток лбов, а он вернулся с репетиции симфонического оркестра, Юу уже справляется с эмоциями и выдумывает в свое оправдание убедительное объяснение.

Однажды, как обычно во время перемены, шатаясь по территории школы без дела со своими друзьями, Синго улыбнулась удача. Он нашел свою цель, совершенно одну, без какого-либо сопровождения, греющуюся на солнышке, около здания школы. Обрадовавшись, Акутазава поспешил прямиком к Микаэлю.

– Так, так, поглядите-ка, кто тут у нас, – стал он напротив Шиндо и злобно засмеялся. Поблизости никого не было, а посему Синго уже ощущал приторно сладкий, пьянящий вкус расправы на кончике языка. Ситуация придала ему уверенности и он решил немного потянуть с местью и вдоволь насладиться минутами морального унижения своего врага. – Что же Вы, Ваше Высочество, на сей раз да без охраны? Или подданные изгнали Вас с престола за поведение, порочащее высокопоставленную персону?

– Синго, это ты что ли? – Мика открыл глаза и сонно взглянул на Акутазаву в сопровождении его ребят. – Неужели пока дома сидел, книжек умных начитался? Я и не думал, что ты умеешь так высокопарно и изысканно выражаться или ты там на руке себе речь заготовленную написал, не пойму? – Шиндо сделал вид, будто пытается рассмотреть на ладони Синго какие-нибудь записи.

– Поскалься, поскалься, пока можешь, – со злобной улыбкой процедил Акутазава. – Скоро тебе не до смеха будет.

– Да неужели? – наглое поведение этой выскочки даже когда ее приперли к стенке, не могло не раздражать.

– Добегался ты, достаточно поизводил меня, прячась за чужими спинами, а теперь, коль сам просчитался, оставшись один, будь добр, ответь за свои действия, – с этими словами, он с ненормальным блеском во взгляде схватил Мику за ворот рубашки.

– Ой, не советую тебе, Синго, – глубокомысленно и загадочно протянул Шиндо, даже не испугавшись. – Ты лучше отпусти меня, пока совсем худо не стало.

– Ты что мелешь, недоносок?

– Погляди туда, – Мика кивнул в сторону окон.

– Чего? – прорычал Акутазава, но обернулся. Он содрогнулся, увидав, что на них обратили внимание парни из аудитории, перед окнами которой они находились. Разгневанных лиц парней старших классов, наблюдающих за их действиями, становилось все больше. Неуверенный шепот друзей за спиной, которым это тоже оказалось не по душе, вдвойне пошатнули уверенность Синго.

– Ты думаешь, я просто так тут сижу, болван? Я здесь выполняю роль творческого вдохновителя, то есть служу музой вон для этих очаровательных ребят, – Шиндо ловко выкрутился из чужой хватки и, как всегда с изяществом, в несколько легких прыжков очутился в стороне от компании и, гордо выгнув спину, насмешливо воззрился на кучку парней. – Они так милы, так высоко оценивают истинную красоту, так возвышенны. Так что только тронь меня и эти замечательные люди, для которых в последнее время я стал чуть ли не божеством, единственным, кто согласился служить натурщиком их художественному клубу, вам всем мало не покажется, разорвут вас на кусочки за то, что посмели посягнуть на меня и изуродовать их идеальную модель, наставив синяков и ссадин… – Мика хихикнул, всем естеством ощущая питаемую к нему ненависть всей компании, а особенно Синго, не спускавшего с него злого, разъяренного взгляда. Также с издевкой и милой, чарующей улыбкой, Шиндо продолжил: – Так что уходите, пока они не вышли, да лица вам в одну плоскость не сравняли и будьте поприветливей со мной, чтобы они ничего такого не заподозрили. При встрече улыбайтесь и раскланивайтесь, тогда не придется зубные протезы ставить, тратиться на стоматолога, как давеча, на лор врача.

– Лицемерная трусливая тварь, хитрая лиса-потаскуха, ты еще получишь. Я до тебя доберусь! – сжав кулаки, процедил Акутазава, задыхаясь от гнева, но не смея ударить Шиндо на глазах у всех.

– Поосторожней, Синго, – улыбаясь, обнажая ряд ровных, белоснежных зубов, проговорил Мика, – стекла тонкие, без звукоизоляции, не увлекайся. Тут прекрасная слышимость, ха-ха. А то вдруг я расстроюсь из-за ваших оскорблений и не захочу им позировать?

Прорычав что-то нечленораздельное, нецензурного содержания, Синго и его друзьям не оставалось ничего другого, как позорно уйти. Подойти к Микаэлю теперь не представлялось возможным, по крайней мере, пока он представляет ценность для парней местного художественного клуба.

Проводив их насмешливым взглядом, Мика кивнул ребятам из художественной секции, показав, что проблем нет, и спокойно занял свое место на лавочке, как и прежде.

Присев на подоконник, Юичиро устремляет взор, направленный внутрь себя, вниз. Буквально несколько мгновений назад он наблюдал, как Шиндо покидает класс и у входа его ожидает Леонард Коэн. Какой раз подряд они вот так уходят куда-то вдвоем? Трудно сказать, если это происходит каждый день и почти после каждого звонка. Не то чтобы Юу намеренно следит за Микой, он по-прежнему вызывает в нем нежелание как-либо сталкиваться с собой, но Юичиро не может не замечать того, что творится у него под носом, как бы сильно этого не жаждал.