— Не знаю. Замёрз внутри. В себя ушёл. А там ничего не было. Даже страха. У нас говорят — злой дух страхом сыт, не кровью. Так наверное было, — камыс безучастно посмотрел вверх, на дымовую трубу и крышу. — Снег ещё идёт?

— Да.

Они помолчали. Зильда ещё пригубила, бутылка почти кончилась.

— Что делать-то будем? — спросила она.

— Можно ещё за дровами сходить.

— И?

— И всё. Не хочу уже домой.

— Как это не хочешь? — закричала на него Зильда. — Ты что, пёс, сдался? Тут хочешь остаться?

— Не дойду всё равно. Какая разница? Хэргэк посмотрит за моими. Скажет, я хорошо умер. Ты не ищи смерти, она тебя сама поцелует когда надо будет. Тут посиди у костра. Дом не твой, но тебе здесь почти что и рады.

— Да что ты мелешь? Ты же Зигой. Поймал там кого-то и убил много кого. Усы вон какие отрастил смешные, а никто их у тебя не оттяпал. Нос такой, но видать не ломал никто за твою смесь собачью, а ведь знаю сама — желающих много было. Не будем мы так умирать. Или прорвёмся или в бою подохнём с зубами на горле этой твари. Слышал меня?

Зигой не ответил и снова уставился на огонь.

— Ты что, мать твою шлюху, оглох? Бабам у тебя слова не давали, да? А сам сидит посмешищё.

Зильда поднялась на ноги, подошла к камысу, занесла над ним саблю и замерла.

— Ух, я тебя! — закричала она, дёрнула рукой, но саблю не опустила.

Зигой так и смотрел в огонь, и второй рукой она наотмашь ударила его по щеке. Но на этот раз она шевельнулся и грубо схватил её за запястье.

— Обморозилась же, дурная, — тихо сказал, смотря на её ладонь. — Надо лечить будет. Или плохо.

Зильда попробовала вырвать руку, он не отпустил и от слабости она рухнула рядом на колени.

Зигой отвёл взгляд от костра и смотрел на неё, лежащую рядом. Она тихонько хихикнула, рассматривая его усы.

— Наверное… и правда уже нет никакой разницы, — сказала она и прижалась к нему. Удушливый его запах почти исчез, он пах словно ребёнок-дворянин, который хорошо питался и каждый день принимал ванну. Почти что ничем.

Там где она прильнула к нему, она почувствовала, что могильный холод в нём отступает и возвращает место жизни. Почувствовал и он. Посмотрел на неё… посмотрел так, как было нужно.

Она схватила его за воротник, подтянулась на нём, забралась сверху, опрокинула на землю и впилась губами.

Снег так и падал крупными хлопьями.

Встречая первые лучи солнца Тайпен обмакнул тряпицу в кубок с водой, поднёс ко рту и безучастно втянул влагу сухими и потрескавшимися губами. Он проделал это трижды, затем собрал остатки воды в ладони и плеснул себе в лицо.

Утренний ветер, принесённый морскими течениями из далёких стран, холодил его кожу, и это было чувством интересным и непривычным. В месте, откуда он происходил, никогда не было холодно.

Он уже был чист и покончил с утренней гигиеной и гимнастикой, поэтому позволил себе «завтрак» — совсем небольшую гроздь винограда, который запил водой, но уже не сдерживаясь, так чтобы можно было потом не пить весь день.

— Ты чего-то хочешь, тень? — чуть слышно бросил он, и гостья в тёмном углу за его спиной пошевелилась.

— Да, магистр. Если Вы закончили с утренним таинством… Я нашла князя Вацлава. Слухи о его состоянии подтвердились.

— Что с ним?

— Он слабоумен и немощен, — подумав, ответила Нидоу. — По естественным причинам, надо полагать. За ним хорошо ухаживают и относятся, он пленник лишь своего состояния. Мальчик не травил его. Он не узурпатор.

— Какое смелое заявление. Ты уверена?

— Да.

— Впрочем, это не особо меняет дело, — Тайпен задумался и замолчал.

— Мне убрать его?

— Нет. Пока нет. И мальчика тоже пока не трогай. Составь колоду местного двора, проходных фигур, его сторонников и тех, кто подчинится нам. Это большая работа. Не торопись. Мы должны быть нежными с Триданией, хоть это и кажется глупым.

— Слушаюсь.

— Что слышно от теней, что мы послали в Гуйай и Зарийское Царство?

— Ничего, что было бы Вам интересно. Ни они, ни большая часть княжеств Узорицы даже не знают о нашем присутствии тут.

— Когда это изменится, ты тут же сообщишь мне, тень.

— Да, Ваша твёрдость. Что-то ещё?

— Тебе нравится наблюдать за мной тень? — спросил Тайпен, но ответом ему была лишь тишина.

Тайпен спустился в тронный зал, поклонился действующему правителю, как того требовал этикет, и уселся на своё место рядом с ним. Изысканная еда и спиртное уже давно не манили его, вместо этого он предпочитал держать своё тело и разум в лишеньях, но зато на пределе возможностей. Как обычно Тайпен молчал и занимал свою голову вычислениями. Он бы делал так, даже если бы Император не передал ему такую грандиозную Задачу.

— Итак, благородный Тайпен, — спокойно сказал князь, смотря в тарелку и задумчиво нарезая запечённую птицу, — две недели с Вашего приезда прошли. И началась третья. Когда же настанет та знаменательная дата, о которой Вы говорили при нашей первой встрече? Церемония моего хм… «вокняжения».

— Через четыре дня. В полночь, Государь.

Горан постарался не подать вида, но глаза его немного округлились, а рука дёрнулась, и нож соскочил в тарёлку. Ответ его удивил.

— Что от меня потребуется, благородный Тайпен?

— Только Ваше присутствие, князь.

— Это хорошо. Вы расскажете, что за делами займетёсь после?

— Нет.

Юный князь едва уловимо побледнел и проглотил злобу. У него всё лучше и лучше получалось контролировать свои эмоции, но между ним, варваром, и настоящими цивилизованными политиками была пропасть, соизмеримая пропасти между Тайпеном и муравьём.

Выдержав час, Тайпен поклонился, покинул тронный зал и за ним, двинулось пятеро его телохранителей. Тайпен спустился на улицу, покинул стены твердыни, прошёл по широким каменным мостовым центральных улиц, минул растянувшийся по всей прибрежной линии рынок и добрёл до пристани — осмотреть лодки.

Охрана лодок, не покидавшая их с самого прибытия, была наготове, отдала ему честь и двумя сложными жестами показала, что происшествий не было. Он кивнул им в ответ и поймал себя на мыслях о зависти. Опытным ветеранам, ещё со времён последних сражений с Гуйайским флотом, пришлось сменить металл на коричневые стёганные куртки, мечи на короткие палаши и сабли, отказаться от массы приёмов строевого боя и по большей части от щитов, скомпенсировав разницу навыками и опытом. Так было нужно, чтобы сломать отвратительную морскую тактику гуйев — скидывать тяжеловесных рыцарей за борт, даже не пытаясь сравниться с ними в выучке и боевых умениях.

Беспощадное морское солнце, ветер и соль, сделали их ещё более смуглыми и худыми. Они выработали новую военную науку для сражений на воде, вот в таких вот маленьких и сплоченных отрядах, что сумели выжить и адаптироваться. И теперь эта наука внедрялась по всей Империи. Правда без доспехов они потеряли право называться рыцарями, и взяли себе прозвище морской гвардии. Почти месяц им предстояло провести в лодках, охраняя их и готовя на случай внезапного отбытия, лишь изредка отлучаясь для пополнения запасов в рейсах до кораблей и сопровождая востребованный персонал и грузы.

Всего лишь одна задача. Чёткая и ясная. А Тайпен даже и близко не мог посчитать количество задач, стоявших перед ним.

В его ногу врезался грязный сорванец, отлетел, упал наземь и зашипел от удара головой о доспехи. Лет пяти-шести, беспризорный на вид, худющий, всклокоченный, но бойкий и полный жизни. Тайпен достал из-за пояса золотую монету и кинул ему. Сорванец сначала не поверил своим глазам, потом посмотрел на Тайпена с недоверием и страхом, ожидая от него или его охраны подвоха, но всё-таки взял моменту, и рванул во всю прыть.

Беззаботное создание. Много лет назад Тайпен был таким же сорванцом.

Первое, что он помнил, было солнце. Беспощадное и палящее, яркое и почти всегда стоящее высоко. От него губы и горло пересыхали, постоянно хотелось пить, но найти воду было не всегда просто. Уже тогда он привык к жажде и не считал её чем-то заслуживающим внимания.