Ярр вздохнул, развернулся и стал выбираться назад. Основная масса костей была сконцентрирована у входа, но Ярр ещё долго слышал хруст костей под ногами и старался не терять бдительность, на случай если он наткнётся на новые ловушки. Стена вдруг изогнулась в сторону прохода и Ярр продолжил путь в нужном направлении уже без опоры.

Пол всё так же был гладким, костей попадалось всё меньше и меньше, звуки размывались всё больше. Пока вдруг скомканную тишину не разорвал яркий перезвон. Ярр снова отпрыгнул в сторону, но это была не ловушка. Он пнул нечто, что не было куском кости, ткани или доспехом.

Он прошёл вперёд, достиг источника шума, нагнулся и взял в руку.

Ежв никогда не видел ничего подобного. Острые, чёрно-красные грани складывались в непонятный рисунок, не похожий ни на один драгоценный камень, созданный природой или талантливым ювелиром. Он пульсировал, словно бьющееся сердце и на каждый так расцветал едва видимым тёмно-алым светом.

Светом, таящим внутри себя столько Тайн…

— Вставай, князь! Воины у стен! — прокричал слуга, ворвавшийся в покои.

Сон сняло как рукой. Горан вскочил с постели, скривился от холодного пола, кинул взгляд на давно догоревшие в очаге угли, натянул сапоги, сорвал со стены полуржавую палицу, стиснул её подмышкой, наспех заправил лёгкую рубаху в портки.

— Вот и всё, — произнёс он и посмотрел на свою телохранительницу, оставшуюся охранять его сон.

Губы её были синюшными от совсем уж не летних холода и ветров, что продували наполовину недостроенный острог. Глаза были усталыми, но в них ещё была сила и решимость, которые он так полюбил. Она кивнула ему, положила руки на рукояти своих клинков и встала ему за спину, готовая ко всему.

Они миновали двор, на зов уже сбежались остальные обитатели замка и его охранницы. Поднялись по покосившейся лестнице и, опасаясь стрелы, Горан слегка выглянул из-за бойницы.

— За мной пришли? — крикнул князь разношёрстой вооружённой толпе, распрямился и взвалил палицу на плечо, как делал его отец, когда был ещё в ясном уме.

— За тобой князь! — крикнули ему в ответ.

Горан обернулся назад. На семерых своих воительниц, на тройку беглецов, что бежали с ним с Поморска, и на десяток слуг, что служили в остроге или пришли сюда с округи, в поисках защиты. Их едва ли хватит, чтобы закрыть одну стену из четырёх. За стеной же стояло человек двести, пускай и вооруженных, чем попало. По крайней мере, это был не отряд имперских карателей, дисциплинированных и обученных.

Пока Горан обдумывал проклятья и угрозы, что может быть, выиграют им ещё несколько минут или часов жизни, толпа нахлынула вперёд.

— Ты или это князь? — крикнули из толпы.

— Самозванец! — крикнул кто-то ещё.

— Нет же! Это наш князь! — одёрнул их ещё кто-то.

— Видал я его на базаре в столице! Он это! — толпа вдруг заспорила, не давая ему ответить.

— Шапку свою съём, он это!

— Да нет же! Самозванец!

— Ряженый!

— Смутьян!

— Не наш это князь!

— Наш бы не сидел с девками, пока убивают нас!

— Наш бы только с девками бы и сидел! Это батька его суровый был, а наш молокосос ещё!

— Эти девки бы никому другому не дали! Его это девки восточные. Все знают!

— Тихо! — могучий бас перекричал всех.

Крепкий мужик с сединой в бороде и длинных волосах, одетый в потрёпанный плащ поверх расшитого камзола, буквально распихал локтями толпу, создав вокруг себя круг. Он привлёк внимание, и воцарилась тишина.

— Стал бы самозванец в глуши прятаться?

Толпа не ответила, лишь перешёптывалась и отхлынула от стен.

— Вы смутьянов уже видали, братья! Они к вам сами домой приходят по осени. Сказки рассказывают, что часть урожая надо им сбагрить, да подешевше. Или на масла для ламп поменять просют, потому что зима якобы самая тёмная ожидается и лбы порасшибаем все по темноте, да на лучинах разоримся. Указы показывают, которые вы по неграмотности прочитать не можете. А если и можете, то там такая белиберда написана, что она вас с панталыку сбивает. Землю им просто так отдаёте, а они этими бумагами потом как щитами прикрываются, да плюют в вас. Смутьяны… они как бесы во плоти. Лгут и речами красивыми зазывают, а ты потом с голой жопой остаёшься на морозе стоять. А этот князь звал кого?

— Ну… нёт… — ответили ему неуверенно. — Мы его тута первый раз видим.

— Да как первый? — закричали из толпы. — Бывало заезжал тут охотиться и пить. Знаю я его!

— Да не он это! — снова крикнули.

— Ну, а чего этот тогда расселся тут? — раздалось со злобой и в бойницу ударил небольшой камень. Горан постарался не моргнуть.

— А ты бы не забился, как пёс раны зализывать, если бы у тебя отобрали всё? — одернул кричащего могучий старик.

— Так это князь или пёс? — рассмеялся кто-то из задних рядов.

— Любой князь ещё и человек живой в придачу. Срёт и кровью истекает!

— Ага! Трон-то весь и засрал, чтоб кровью не истечь!

— Тихо! — снова крикнул старик и повернулся к князю. — Держи ответ! Ты наш князь или нет?

— Ваш, — Горан стыдливо опустил голову. — Горан я. Горан Вечный, сын Вацлава Триединого. Князь Тридании.

— А кто ж на троне-то тогда? По што ты столицу оставил?

— Демон, — вздохнул князь. — Не смог я совладать с иноземцами, колдовством они победили.

— А чего ж не прогнал их, батька?

— Я пытался. Вырезать их всех хотел, да головы назад морем отправить. Показать, что мы тут не лыком шиты и нам тут порядков заморских не надо. Но проиграл. Тут вы правы, что вините меня. Скверный из меня князь вышел. Простите.

— Ты нам скажи, князь, но только правду! Все беды к нам из-за тебя пришли? За то, что отцеубийца на трон сел? Поэтому нас прокляли? Ты чудище на нас навлёк? И беды из-за моря?

— Что?! — зарычал Горан побелев от злобы и зарыскал глазами, ища кричащего. — Мой отец жив! Если… если только не убили его имперцы треклятые. Но… больна у него душа. Не мог он княжить более. Пропала у него сила княжить. Я не хотел на трон садиться! Тяжела ноша! Но не мог купцам власть отдать! Хуже бы было нам.

Толпа снова заспорила, то оправдывая князя, то крича ему новые обвинения и оскорбления, и долго не замолкала.

— Так может, это потому что отец твой, Черногор, силой власть взял и Яриона с семьёй сжёг? Что скажешь? — раздалось когда все затихли и договорились.

— Мой отец только ведьму-людоедку сжёг и предателей, что в спину хотели ударить! — со злобой держал ответ князь. — Детей он когда трогал? Ваши отцы знали его! Он был защитником и батькой всем! Все своры и конфликты уладил, всё при нём соседями стали! Голову бы положил за вас, не задумался бы! Землю своими руками пахал, плуг на спине тащил, когда коня не было. Всем делился! Ничего не жалел. Убил бы он детей? Да ещё так подло?! Хотел бы власть взять, вызвал бы Яриона на поединок, как закон бинордов велит, которой он чтил больше Всематери! А Ярион, как я слышал, не отказал бы ему. Тоже мужиком был!

Толпа снова пришла в движение и стала спорить, могучий старик снова заставил её замолчать:

— Руку дам свою прямо сейчас отсечь, если вру. Знал я Вацлава в годы его лучшие. Он жесток был… дик, как кабан лесной. Но нутром он был с Севера. Прост и надёжен, как топор. Не мог он интриги чинить. Честь у него была воинская и честь защитника земли. Не чинил он козни против Яриона, потому что не было в нём зла такого. Взял силой власть, потому что сильнее его никого не было, а слабому правителю нельзя власть давать. Таков закон Севера.

— Здесь вам не Север!

— Не Север, — согласился старик, учтиво склоняя голову. — Мы тут гости, можно сказать. Будь здесь Север, тут бы мужчин не осталось. Да и баб тоже. Все бы взяли оружие, да пошли с князем столицу выручать от вражины. Или бы ещё на битве с чудищем все полегли.

— Мы тоже не из тряпочек сшиты! — злобно ответили ему.

— Не ссорьтесь, — оборвал их Горан. — Не важно откуда деды и отцы пришли. Всё давно смешалось. Во мне столько Узорицы, сколько в вас Севера. Мы все дети одной земли. Мы все братья. У нас одна кровь.