— Ты не знаешь, почему он приехал?
— Нет, Царица, рабыня слышала только про «орды», именно о них говорил Царь Дальних Земель с советником, там же, в покоях всадника Хели… но что это… никто не понял. Мы все поняли, что всадник Хели тут из-за «орд».
— Подай мне халат, чёрный с золотом, и расчеши волосы.
— На ночь?
— Делай, что тебе говорят, и вели мальчикам расстилать мне дорогу к Царю Дальних Земель.
— Но, госпожа, Царь не призывал вас! Там… там…
— Жене не нужно разрешение, чтобы зайти в покои мужа своего, делай, что тебе велено, если не хочешь вызвать гнев своей Царицы, рабыня!
Быстро шла она по дороге из шёлка, мальчики едва поспевали растилась пред её ногами ленту. Стражи у дверей мужа её и Царя Дальних Земель, после замешательства, открыли дверь в покои Горотеона, и Царица, не удостоив их взглядом, вошла, услышав, как легко закрываются за её спиной тяжёлые резные створки.
В покоях было тихо, только свечи горели в лампах из хрусталя и зеркал, она прошла в саму опочивальню, лишь на мгновение испугавшись тревоги в сердце своём. Широкие двери были распахнуты, Айола видела кровать, на которой лежал муж её Горотеон и смотрел в сторону, торс и плечи его были обнажены, на ногах же были широкие шаровары из шёлка, которые он надевал, когда садился за стол для чтения, а младшую дочь Короля в это время застигал сон или леность, тогда она лежала в высоких подушках, смотрела на своего мужа и господина и чувствовала в сердце своём радость.
На ногах у Айолы была мягкая обувь, и шаги её были неслышны, как шаги кошки в темноте ночи. Младшая дочь Короля прошла и встала у изголовья кровати, смотря на наложницу, которая танцевала так, как никогда до этого не видела Айола. Тело её извивалось, подобно змее, бедра мелко подрагивали, а пышная грудь, в странных одеяниях, подобных лошадиной сбруе, вздымалась. Странные клочки плотной ткани, словно свиная кожа, перетягивали белое тело, наложница тряхнула темными волосами в каменьях, таких же, как и на одеждах, и замерла, смотря на Царицу. Горотеон, так же в удивлении, смотрел на Айолу, не произнеся ни слово.
— Покинь нас, наложница, — произнесла младшая дочь Короля, удивляясь своему требовательному тону.
— Но, господин мой, вы призвали меня.
— Ты слышала, что сказала Царица, покинь нас.
— Она не может мне приказывать, Царица не указ наложнице, я не рабыня.
Айола посмотрела на смотрящую с вызовом наложницу и нагнула голову, словно плохо видела.
— Я могу приказывать тебе и приказываю: «Покинь нас».
— Я не уйду, пока мой господин не прикажет мне, а не ты, Царица.
Быстро окинув взглядом помещение, зная, что она ищет, Айола, как кошка за добычей, метнулась к столику, на котором муж её Горотеон держал оружие, выхватила маленький клинок с обоюдоострым лезвием и подошла к наложнице,
— Ты. Покинешь. Нас. Сейчас. Или. Я. Убью. Тебя.
— Ты не можешь, убийство карается законом, убийство наложницы карается смертью.
— Но не когда убийца — Царица, носящая в чреве своём наследника для Дальних Земель. А когда я разрешусь от бремени, все забудут про тебя, ты — наложница, сколько вас? И каждую так просто заменить на такую же… Царицу же заменить сложней, мать наследника заменить невозможно, ты плохо знаешь законы Главной Богини, наложница!
— Но, мой господин, — наложница смотрела на мужа и Царя Айолы, ища в нём защиту, но лицо его было недвижимо, подобно каменному изваянию, глаза его выражали пустоту.
— Покинь нас, сейчас.
— Да, мой господин, — Айола видела, как быстро собиралась и выбегала наложница, видела, как стражи с невозмутимыми лицами закрыли за ней двери, и мелькнул мужчина в чёрном — евнух, всегда сопровождающий наложниц до покоев Царя Дальних Земель.
— Почему ты не велел ей уйти сразу, муж мой?
— Мне было интересно, как далеко ты зайдёшь в ревности своей, Царица.
— Ревности? Ты считаешь, что ревность привела меня в покои твои, муж мой?
— Что же привело тебя? — голос Горотеона был бархатным, и обволакивал, подобно меху серо-белой лисы, Айола вздрогнула от тепла этого голоса.
— Хели, мой брат Хели, он здесь! Он приехал ещё до заката солнца, и ты не сказал мне! Рабыни говорили про орды, советник отца тоже говорил мне про орды, которые нападут на земли Линариума… Почему ты скрыл от меня, что брат мой здесь?!
— Я не скрывал.
— Скрыл! Я узнала от рабынь!
— Есть ли в этом дворце хоть что-нибудь, неизвестное рабыням, Царица? Они узнают всё раньше и несут слухи и домыслы из своих уст в чужие. Хели устал с дороги, он уснул сразу, как мы поговорили, к тому же, за разговором и едой он выпил довольно вина. Он спит мертвецким сном, Айола, не было смысла будить тебя, утром тебе бы передали. Ты встретишься с братом завтра, на пиршестве, он будет тут несколько дней, и ты успеешь наговориться с ним, жена моя.
— Откуда ты знаешь, что я спала?
— Рабыни, — Горотеон усмехнулся.
— Почему, почему мне бы «передали»? Почему не ты сам сказал бы мне? Ты не заходишь ко мне… не разговариваешь со мной более во время трапезы, как это бывало раньше, ты даже не целуешь меня… Ночи ты проводишь с наложницами, а я не имею права даже узнать о приезде своего брата из уст мужа своего. Это закон Главной Богини?
— Царица, ты хочешь пить? — это был резкий переход, как и голос Царя Дальних Земель. Айола поняла, что она хочет пить.
— Да, муж мой.
— Что ты хочешь? — он указал рукой на столик, где были кубки с различными напитками.
— Воду, родниковую воду, — Горотеон протянул ей кубок, но в руки не дал, позволив сделать глоток, тут же забрал.
— Ты хочешь ещё, Царица?
— Да, муж мой.
— Ты можешь взять любой из тех кубков, там есть вино, сок из тех же плодов и из других плодов тоже, есть травяной отвар, пробуй.
Айола опробовала из каждого кубка, но вино было слишком терпким, соки слишком сладким, а травяной отвар и вовсе источал неясный, но неприятный запах.
— Что бы ты выпила сейчас, Айола?
— Воду…
— Ты можешь сделать глоток, — Айола сделала глоток, родниковая вода приятно охладила горло, вымывая терпкие и сладкие вкусы других напитков, — но глоток, — он тут же убрал от губ жены своей кубок.
— Пей любой напиток, который ты видишь перед собой, в любом количестве.
— Но я хочу воду.
— Глоток воды ты можешь выпить, но ты уже отпила дважды, теперь черед этих напитков, вина, которое слишком терпкое для вкуса жены, сока, слишком сладкого для жены, носящей в чреве своём младенца, и отвара, который имеет приятный вкус, но зловоние источает кубок с ним… Что ты выберешь?
— Ничего, зачем выбирать то, что тебе не нравится, я хочу воду.
— Если ты не будешь пить из тех кубков — погибнешь, человек не может долго без напитков, смерть его ужасна, эта мука одна из самый страшных…
— Я не погибну, Горотеон, я выпью воды в своих покоях.
— Один глоток, я не разрешаю тебе пить более.
— Что? — она в растерянности смотрела на мужа своего и не понимала, шутит ли он, глаза его не улыбались, хотя лицо не было неподвижным и не выражало злость. — Один глоток? Тогда я вообще не буду пить воду, муж мой. Глоток воды только разжигает жажду и не даёт её утолить! Это мучение.
— Ты мой глоток воды, Айола. Если я приду к тебе, я останусь в твоих покоях, если я поцелуя тебя, я не смогу не продолжить целовать тебя дальше. Твои губы манят меня, аромат твоего тела, белый ирис, который ты добавляешь в благовония, манит меня, как глоток воды путника в жаркий день. Мне легче не целовать тебя, чем потом оторваться от тебя… Понимаешь ли ты, насколько сердце моё слабо рядом с тобой? Знаешь ли ты, как я люблю тебя? Как Царицу ли или как жену свою и мать моего сына, наследника Дальних Земель. Если я прикоснусь к тебе сейчас… если губы мои коснутся губ твоих, знаешь ли ты, сколь много страданий принесёт мне желание моё, что сильнее голода и жажды во сто крат? Нет закона, запрещающего мужу ласкать жену свою, когда в чреве её ребёнок, Царица. Я сам не могу… невыносимо не призывать тебя каждую ночь… невозможно пить из тех кубков, когда уста твои познали родниковую воду, проще не знать и не пить эту воду вовсе.
