— Душно, — произнесла младшая дочь Короля, ей хотелось на тёплый ветер и свежий воздух.

— Сейчас, — она видела, как Царь встал и подошёл к окну, толкнул витраж, и он, к удивлению младшей дочери Короля, открылся, и в комнату ворвался ветер и перезвон колокольчиков, вместе со студёным воздухом. Айоле ещё больше захотелось на ветер и свежий, хоть и морозный, воздух. Она попыталась встать, но ноги отказали ей, в слабости она пошатнулась и упала снова на подушки. Горотеон завернул младшую дочь Короля, как матери заворачивают своих детей, в тёплое одеяло с её постели, не давя на спину, и поднёс к окну, поставив её ножки на мягкую кушетку, что стояла рядом с окном, на которой она с удивлением увидела высокую подушку и покрывало с тонкой вышивкой, под такими спят только члены Царской или Королевской семьи. Руки её Царя и господина аккуратно придерживали младшую дочь Короля, он не касался её спины, только плеч, и оправлял волосы Царицы, которые выбились из кос от ветра и путались у лица и глаз Царицы, руки же её были спрятаны под одеялом. Айола обратила внимание, что руки Царя были голы, значит, ей не снилась странная туника, открывающая руки мужа, на руках же её Царя и господина были странные следы, такие бывают у коней или упрямых буйволов от ударов плетью или кнутом.

— Это сделали мятежники? — Айола забеспокоилась и закрутилась в теплом одеяле, тем самым причиняя себе незначительную, но боль.

— Что именно, Царица?

— Руки… ваши руки, мой господин.

— О, нет, не мятежники, Царица, вам не о чем беспокоиться. Я подавил мятеж, теперь на долгое время воцарится спокойствие.

— Тогда что это, господин?

— Мой конь ослушался меня.

— И? Вы стегали себя вместо коня, разными руками?

— Вы очень сообразительны, Царица… Я позже отвечу на ваш вопрос, если он ещё будет вас интересовать.

— Да, мой господин.

— Не называй меня господином, Айола.

— Как же мне называть вас, мой господин?

— По имени, мужем… Вы можете называть меня так, как вам захочется, придумайте имя, которое не пугало бы вас.

— Придумать имя, как ручному зверю или лошади?

— Да, как ручному зверю, — младшая дочь Короля скорее почувствовала, что её Царь и господин улыбнулся.

— Разве позволительно Царице Дальних Земель и жене мужа своего называть его иначе, кроме как господин?

— В своих покоях жена может называть мужа своего, как ей угодно и угодно мужу её, Царица. За пределами покоев жены, муж может быть советником, палачом или Царём, но в её покоях и в своих — он всего лишь муж, такой же, как любой смертный. Я муж вам Царица, а не господин, муж, который не уберёг свою жену.

— От чего же?

— От законов главной Богини, от злых языков и зависти. Много недоброго может поджидать юную Царицу на пути её, много ошибок может совершить юная дева, прежде чем мудрость покроет её чело, вместе с сединой, и ваш муж не уберёг вас, Царица. Не рассказал главного, не предостерёг, доверив полубезумной старухе вашу жизнь и смерть.

— Ирима не допускала ошибок, мой господин, — младшая дочь Короля вздохнула и посмотрела в окно, где кружился снег, а потом, гонимый порывами ветра, залетал в покои и кружился среди перезвона колокольчиков.

— Ирима не допускала, она была воспитана, как будущая Царица Дальних Земель, с рождения она знала своё место и законы этих Земель, она умела быть покорной рабой для своего Царя и господина, так её воспитывали, и она не мыслила иной жизни. Её бы не обрадовал ручной зверь, и она бы не стала давать имя лошади, она бы не вышла на улицу и не пошла на базар. Ничего из того, что делаете вы, Царица. Но не потому, что она лучше вас, горделивей или прекрасней, а потому, что она не знала другой жизни, кроме той, что вела. Она приняла из рук моих снадобье в первую ночь и в тот единственный раз, когда мне пришлось наказать её за непослушание… Ирима была покорной женой своему мужу и, вероятно, лучшей, что может муж пожелать себе, её ласки были умелы, и ублажали тело и дух её господина, но она не была рождена ни Царицей, ни Истинной Королевой.

Только Истинная Королева может по праву носить корону Царицы Дальних Земель, только Истинная Королева не преклонит колени свои и голову свою перед любой опасностью, коими кишит царская судьба, как болотные мхи змеями, и я прошу свою Истинную Королеву не называть меня господином.

— Почему вы не выбрали в жёны себе Эфталию, она Королева и…

— Ваша сестра прекрасна, но только вы Истинная Королева, Айола. Это знали далеко за пределами вашего края, молва о вас шла впереди вас, младшая дочь Короля, Истинная Королева, воспитанная свободной и гордой, такой, какой может быть только линариумская дева и их Королева.

Слова эти были непонятны младшей дочери Короля, её никогда не воспитывали как наследницу престола, никогда дети её не смогут занять трон Линариума, и дети детей их тоже, она росла, подобно цветку, вдали от Королевских правил и пиршеств, лишь изредка, по приказу отца и Короля, соблюдая формальности и этикет. Её не замечал отец, когда она пробегала по замку в своих детских играх, не наказывали за непослушание, только кормилица Зофия сетовала на поведение Айолы и напоминала девушке, что она дочь Короля, хоть и младшая, и ей следует вести себя, как подобает её положению. Стараний Айолы хватало ненадолго, она выбегала по утрам на крепостную стену или сбегала посмотреть на ярмарочных торговцев и циркачей. Простые люди всегда расступались перед Айолой, знать кланялась, но это от того, что она дочь Короля, хоть и младшая, а не сама Королева. Последней Истинной Королевой была её мать, и она не пережила рождения дочери и умерла в муках.

Царь уходил утром по делам Дальних Земель, но ночи проводил в опочивальне Царицы.

Она научилась играть в кошу, и часто выигрывала у своего Царя, впрочем, у Айолы закрадывалось подозрение, что он поддаётся ей, как поддавался брат Хели, когда бегал с ней наперегонки до главных ворот и обратно. Маленькие ножки младшей дочери Короля, в длинных одеяниях, не могли обогнать высокого брата, но каким-то образом обгоняли. Хели спотыкался и подворачивал ноги, а то и вовсе падал, и Айола, одержав победу, жалела своего сильного брата, от которого отворачивались Боги, позволяя упасть на ровном месте.

Иногда у младшей дочери Короля возникали вопросы, и Горотеон позволил ей задавать их со словами:

— Женщины любопытны, мне будет приятно удовлетворить ваше любопытство, жена моя.

— Откуда все эти колокольчики?

— Они радуют вас?

— Да, злые духи не смели зайти, и дурной глаз уходил, поэтому я так быстро иду на поправку.

Горотеон лишь улыбнулся и сказал:

— Тот всадник, что наказывал вас, принёс мне их сразу после наказания. Он сказал, что вы никак не хотели с ними расставаться на границе, его удивило, что юная дева держится не за гребни с каменьями, а за колокольчики, которые не стоят ничего… Он захотел передать их вам, если они были дороги для вас тогда, то, возможно, увидев их, вы обрадуетесь. Его дочь умерла, но он знает, сколь дороги бывают юным девам безделушки, ничего не значащие для мужей. Я видел подобные колокольчики в вашем краю, они висят в покоях юной девы.

— Они отгоняют злых духов и дурной глаз, — согласно кивнула Царица.

— Я просто заказал такие же, и очень скоро мастера Дальних Земель сделали их.

— Ох, — Айола вздохнула и широко распахнула глаза. — Откуда вы знаете, что в покоях юной девы висят колокольчики, никому нельзя посещать покои юной девы, будь она знатного или простого происхождения.

— Вы очень внимательны, Царица, — Горотеон только засмеялся и оставил вопрос без ответа, но ответ не интересовал младшую дочь Короля, главное, что в её опочивальне теперь были колокольчики, и мир поселялся в её сердце с каждым мелодичным перезвоном и порывом ветра, когда её Царь открывал витраж, предварительно укутав Царицу в одеяло.

— Почему вы каждую ночь со мной? Разве вы не обязаны призывать к себе наложниц?

— Обязан, Царица, но я пренебрегаю этой обязанностью.