Я выдала вопрос шуткой, но уже второй час с лица моего будущего мужа не сползала маска возведённой в куб серьезности.
— Потому что ты отказалась жить, как нормальный человек. Как нормальная женщина.
Я выпрямилась, но в позу не встала. К чему это сейчас?
— Ну да, обвинить во всех смертных грехах исключительно меня легче легкого.
— Я тоже виноват, — продолжал выдавать он глухо. — Что не настоял на своем. Что трусливо сбежал. Что обиделся. Что решил, что можно жить с другой женщиной. Что можно вдруг разлюбить. Я много чего сделал не так, и сейчас очень боюсь, что моя дочь пройдёт через тот же ад, через который прошёл я, один раз приняв неверное решение.
— У нас не было в жизни никакого ада! — не выдержала я этого дурацкого посыпания головы пеплом.
— У тебя, может, и не было. У меня был ад и есть ад. Если ты считаешь, что ложиться в постель с женщиной, которую не любишь, это так легко, ошибаешься… Ошибаешься, что мы, мужики, ничего не чувствуем. Что можем просто трахать бабу… Один раз — да. Из года в год — увольте. Легче повеситься…
— И что ж не повесился? — облокотилась я на дверцу верхнего кухонного шкафчика.
— Так вешался, — Лешка поднял ко мне голову, продолжая сидеть на стуле. Не ровно нет, ерзал. — На тебя вешался. Этим и жил. От встречи до встречи. Как дурак. Думаю, вот узнай о моей личной жизни деловые партнеры, мой бизнес бы рухнул. Кто хочет иметь дело с дураком?! А я вел себя как дурак, полный дурак…
Я отодвинулась от шкафчиков и переставила цветы со стола на подоконник.
— Не нравится букет? — обиделся Лешка.
Вот действительно обиделся. Всем своим видом показал.
— Нет, тебя не видно. Не понимаю, Леша, что тебя прорвало?
— Да потому что я тебя не понимаю! — он хлопнул себя по коленке и вскочил. Но только для того, чтобы снова упереться в стол: правда, теперь уже не ногами, а руками. — Вот почему у тебя самой не возникло желание подойти ко мне и сказать: хватит, разводись, давай снова жить по-человечески вместе. Вот почему? А как я предложил, ты тут же согласилась. Так что я ждал столько лет? Какого хрена спал с нелюбимой женщиной?
— Ты растил сына. С этой женщиной ты растил сына.
— Это женщина — нянька. Очень дорогая нянька, я тебе скажу.
— Так не надо было баловать Юльку! — взорвалась я. Вот мало мне нервов из-за Сереженьки. Теперь мне Лешенька решил добавить! — Ты ей райскую жизнь устроил в отдельно взятой квартире…
— В клетке! Она всю жизнь прожила в клетке! С твоим ребенком, Надя! С твоим! С твоим мужем, если ты не понимаешь. С твоим! Получать от него подачки — это неприятно, Надя. Я это видел, и давал ей больше. Не баловал, нет. Я искупал вину. Перед ней за то, что не смог убедить жену сказать Бэ, после того, как она уже сказала А, дав свою яйцеклетку. Я подходил к зеркалу! — Лешка продолжал раскачивать стол, — и говорил себе: ты не мужик. Ты — тряпка. Весь твой бизнес, это фуфло, мыльный пузырь, пшик… Мужик — это не бабки, мужик — это семья. А у меня семьи нет. Нет. Две семьи! — он затряс двумя пальцами и чуть ослабил давление на стол, который мог не выдержать так же легко, как и мои нервы. — Две и ни одной. Две, чтобы содержать. И ни одной, чтобы жить. Ну что ты на меня смотришь, как тупая овца?! Ну как мы сейчас объясним это все нашей дочери. Она взрослый человек. Она скажет — вы, родители, ё…сь…
Да, он произнес верный глагол. Этот непечатный глагол описывал и нынешнее состояние Супрядкина — он то самое слово… Ёкарный бабай!
— Слушай, Леша, может тебе домой поехать, а? Тебя реально несет. Пожалей дочь. У нее, можно сказать, личная жизнь решается. Быть или не быть этому Сереженьки… Вопрос жизни и смерти. А ты свою жизнь, как только что отлично выразился, прое…
И я тоже выразилась. И загорелась невыносимым желанием дать Супрядкину дверью между лопаток, чтобы валил отсюда. Устроил все это ради сына. И снова я — бери на довоспитание. Спасибо. Я старшую, оказывается, еще недовоспитала: не может решить, спать ей с мальчиком или не спать, без маминого согласия.
— Не пойду! — он занес кулак, но к счастью (своему) не шарахнул им по столу. — Я помню, что у меня двое детей. Это ты все время забываешь. Меня интересует судьба Оливки куда больше, чем тебя — судьба Богдана.
— Может, тебе тогда выпить налить? Или бисер дать поперебирать? У меня как раз новая партия для бабульков пришла. Говорят, нервы успокаивает… Налить тебе?! — повысила я голос уже до крика.
— Нет, я за рулем! — перекричал меня Супрядкин.
— А ты не с ночевкой? Странно…
— Хватит издеваться! Ну ведь должно же в тебе хоть что-то шевельнуться. Ты знаешь, что такое эмпатия или нет? Это не только в английском такое слово есть, но и в русском…
— Леша, ты достал! Ты реально достал… Я тебя сейчас выставлю вон. Или ментов вызову — у меня посторонний мужик в доме и он поляны не сечет…
— Вызывай! Пока до поножовщины не дошло…
— Так не приедут без жмурика… Ой…
Это был звонок в дверь.
— А что так рано? Еще полчаса. Это даже не пунктуальность… Леша, открой.
Он схватился за галстук, узел которого успел ослабить.
— Нет, сама… Обо мне ж не предупредили.
— Трус! — бросила я и вышла в прихожую, краем глаза проверив себя в зеркале.
Семейная ссора пошла на пользу. Глазки так и горят. Я надела приветливую улыбку. Что сказать? Здравствуйте, я — мать вашей потенциальной девушки. Бред, полный…
Я открыла дверь. Даже не спросив, кто там. А зачем, я же знала, кого жду.
— Не ждала?
О, да… Тебя, дружок, я никак не ждала…
— Ты должен уйти, — прохрипела я шепотом, вытаскивая пропавший голос из пяток, куда он прыгнул вместе с сердцем. — У нас семейный ужин. Ты мне так одну встречу уже сорвал…
Ответить Савка ничего не успел, как и подарить букет.
Куда мне второй, куда… Еще и одинаковые приволокли — розовые, ну не покупали вы мне никогда розовые, я не Светка Соколова и мне не тридцать лет! И у меня не день рождения! Или в цветочном ларьке напротив дома распродажа розовых роз на все случаи жизни?
— Здравствуйте!
Лешка вырос у меня за спиной. Когда успел: я же быстрее скороговорки все выдала. Вон, Савка даже сообразить не успел ничего… Секунда замешательства. Не больше. Вторая — и я держу в руках букет. Сейчас скажу, что это курьер. Ну, от кого-нибудь из наших партнеров по благотворительности. Как же я сразу не догадалась-то!
Глава 9.1 “Здравствуйте!”
— Здравствуйте…
Блин, я не успела открыть рот. Савка, миленький, ну догадайся сам, кто перед тобой и заодно про курьера. Нет, курьи мозги у молодого петушка, не сможет…
— Леша, — начала я…
Но Савка перебил:
— Сергей, — выдал чужое имя и протянул руку. — Я, наверное, время перепутал. Оливии еще нет, как я понял?
Я отступила, к стене… Мне требовалась опора. Дерево, цемент, но не грудь Супрядкина. И я отшатнулась от него. Пазл сошелся — Питер не маленький город. Питер гадкий город, он подыгрывает грязным играм циничных мальчиков…
Сволочь! Я еле удержала возглас в груди. Еле. И закашлялась. Сделала вид, что это из-за роз. Вдохнула запретный аромат. Извинилась. Ушла в кухню, чтобы разобраться с букетом, который хотелось выкинуть в окно. Оставила героев-любовников наедине в четырех стенах прихожей. Передней — как сказали бы раньше.
Нет, у меня все заднее: задница в жизни и… Я же, я же без задней мысли делилась переживаниями про Оливку, а он так цинично с ней поиграл… Зачем я сказала ему про маскарад, зачем… Да потому что не знала, что он… то самое слово. Мне он казался просто чудаком… Которого я пожалела и пригрела, когда ему дала под зад девушка. Так за дело дала, небось, за дело… Выбрала в мужья нормального! А я… кого нашла себе в любовники? И нужен он был мне в сорок лет, как кобыле зонтик… Черт, рыбе… Но мозги уже набекрень, как и пальцы.
«Убирайся из моего дома и из жизни моей дочери!» — набрала я кривыми пальцами, а он, наверное, в то же время притворялся перед Лешкой, что пишет его дочке, а не жене: «Я пришел заранее, чтобы все объяснить». Послал, наверное, одновременно со мной, потому что вторым сообщением тут же дослал: «Я уже сказал тебе, что никуда не уйду».
