Он замахнулся — яростно, но неумело, и Артанна, как могла аккуратно, отбила его удар.

— Вот, значит, как, — парировав еще один выпад, ответила она. — Тогда слушай, Фештан. Слушай внимательно, ибо я скажу все это лишь единожды.

— Мне не нужны твои оправдания.

— Это не оправдания. Ты, дорогой мой племянник, понятия не имеешь, что творилось и продолжает твориться в Ваг Ране и на всем материке. Ты вырос вдали от дома под опекой озлобленной потерей матери, которая, конечно же, вбила в твою молодую башку сказочки о величии Дома, власти и благородстве Шано. — Они скрестили клинки, и Фештан навалился на свой всем телом, не давая Артанне маневрировать. Она приблизила к нему лицо и печально улыбнулась. — В отличие от тебя, я на родине побывала, и не раз. В Шано нет благородства, и ничем они не отличаются от правящей верхушки любого другого государства. Убивают ради собственных интересов, уничтожают целые семьи ради сумасшедших идей и жертвуют сотнями невинных жизней в угоду сомнительному благу. Нет благородства в древних стенах Валг дун Шано. Нет власти в Шано Оддэ с тех пор, как им правит Заливар нар Данш. И яиц у народа не осталось, чтобы его свергнуть. И даже мы с тобой, малыш Феш, всего лишь инструмент в руках людей, которые обладают истинным могуществом. Не строй иллюзий, мальчик. Ты ничего не решаешь и, находясь под крылом этого эннийца, никогда и не будешь.

Артанна с силой надавила, заставив клинки опуститься к земле, и освободила свою саблю.

— Что до меня, то твои прощение и понимание мне не нужны. Был бы ты постарше да посмышленее, наверняка бы понял, что вся моя жизнь — это попытка выжить. Легко говорить о смерти ради чести, о позоре, легко клеймить других, когда всю свою недолгую жизнь ты провел во дворцах с золочеными куполами, ел на серебре, и прислуживала тебе целая толпа слуг. Легко размышлять о благородстве, когда самый твой благородный поступок — раздача милостыни уличным нищим. Когда ни единой монеты ты сам не заработал.

— Ты…

— Когда я покинула Ваг Ран, мне не было и восемнадцати лет. С того момента я только и делала, что выживала. Много всего было, поверь. Но выживание — всегда дело грязное и часто — позорное. Но, как видишь, я преуспела, ибо я здесь стою перед тобой. — Она сплюнула на песок и вскинула саблю. Следовало признать. малец вывел ее из себя. — Нет чести в том, чтобы быть любовницей женатого человека, говоришь? — Удар. Фештан испуганно отскочил. — У твоих отца и деда были любовницы. — Она снова ударила. — Плен у рундов — позор? — Она рубила воздух перед самым его носом, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ранить молодого идиота. — Позор — всадить нож в спину другу, а это — жизнь. Простолюдинкой стала, говоришь? — зло выплюнула Артанна, рубя воздух. — Эти простолюдины были моей семьей. Единственной семьей, о которой я знала. И я любила их. А теперь их нет, и я никогда не смогу их вернуть.

— Эй, я…

— Теперь ты — моя семья, Фештан. И, должна признать, пока я разочарована.

— Я тоже не в восторге.

Она перехватила эфес обратным хватом и ткнула набалдашником юноше в грудь. Он не удержал равновесия и плюхнулся на песок, выронив оружие. Артанна подошла, воткнула его саблю в песок и протянула руку, чтобы помочь подняться.

— Прежде чем судить людей, посмотри на настоящий мир вокруг себя, — сказала она. — Ты хочешь быть правителем, и однажды наверняка им станешь. Но стань ты им прямо сейчас, прожил бы недолго. Судя по тому, что задумал Эсмий, нам придется отправиться в Ваг Ран. Вместе. И не просто прибыть на все готовое, но сражаться за право вернуть отнятое. У меня свои мотивы, и меня интересует лишь один человек. Я согласилась на условия нашего покровителя потому, что это мой шанс отомстить Даншу. Я предлагаю тебе свою помощь — знания, умения, меч. И предложу лишь сегодня.

Фештан с сомнением глядел на протянутую руку. Царапина, судя по всему, оказалась не настолько безобидной, потому как ладонь Артанны дрожала, а некогда белая туника хорошенько пропиталась кровью.

— Я подумаю, — наконец сказал он и принял помощь. Вагранийка тихо крякнула, поставив его на ноги.

— Как ты умудрился вырасти таким хамом? — отложив меч, спросила она.

— Воспитан в лучших традициях вагранийской знати.

Артанна протерла сабли и положила на стол. Выругалась, оглядев испачканную тунику и, пошевелив плечом, поморщилась.

— Больно? — спросил Фештан. — Может, промыть?

— Естественно. Кстати, фехтовальщик из тебя дерьмовый. На твоем месте я бы взяла несколько уроков у мастера Хашиля. Иначе можешь и не дожить до вступления в права Шано.

— Ага.

— Чего призадумался?

— О том, что ты сказала.

— Ну, думай хорошенько. Я тебе не враг, Феш. Но и помогать тому, кто вытирает о меня ноги, не стану. Если решишь, что все же нуждаешься во мне, приходи вечером. Потолкуем.

Оставив Фештана во дворике, Артанна направилась в купальню, по дороге ругая себя за то, что поддалась эмоциям и едва не ранила мальца.

Однако те же вечером, возвращаясь с поздней тренировки, она увидела Фештана у дверей своих покоев.

— Что-нибудь чувствуешь, Зот?

Симуз призвал все терпение, чтобы не прерывать гостя раньше времени, но все же не выдержал. Дурацкий вопрос невыносимо зудел и вертелся на языке с того самого момента, как он провел магуса Зотикуса в покои дочери.

— Погоди. Я же толком ее не видел! Дай хоть поговорить с девочкой.

Десари откинула одеяло и удивленно уставилась на вошедших. Сифарес окутала ночь, и покои девочки освещались лишь несколькими свечами. На прикроватном столике поблескивали глаза аметистового котенка.

— Папа? — неуверенно спросила она и огляделась по сторонам. Слуг не было, тишина в комнате прерывалась отголосками городского шума. — А где все?

Симуз слабо улыбнулся.

— Здравствуй, синичка. Все ушли, чтобы нам не мешать. Я хочу тебя кое с кем познакомить. — Он указал на гостя. — Это Зотикус, он целитель. Нужно, чтобы он осмотрел тебя.

Десари мельком взглянула на незнакомца, зачем-то пригладила взлохмаченные волосы и робко улыбнулась.

— Как скажешь папа. Но…

— Что, милая?

Она нахмурила лоб, явно задумавшись о чем-то серьезном, но выглядела при этом настолько очаровательно, что у Симуза защемило сердце. Никогда, никогда ему не будет достаточно времени, что он проводит с ней. Всегда будет не хватать, всегда захочется еще… Лишь бы Зот сказал, что он был не прав и что все его домыслы насчет унаследованного дара — ошибка. Для всякого эннийца обладание подобным талантом означало неминуемое возвышение, но плата за него ложилась тяжелым бременем. Простолюдин с даром переставал принадлежать себе, терял связь с семьей и лишался возможности жить как прежде. Когда дар проявился у Симуза, он был рад отказаться от прошлого. Ступил на новый путь с присущим молодости пылом, еще не осознавая, к чему это приведет. И лишь потом, годы спустя, горько пожалел о своем выборе. С Десари все было иначе. Разумеется, Эсмий сделает все для того, чтобы внучка не потеряла связи с семьей. Наоборот, если дар девочки окажется выдающимся, именно Десари станет центром семьи Флавиес. Но найдется ли тогда в ней место самому Симузу?

Он часто боялся признаться себе в том, что его не столько страшила мысль о даре дочери, что может полностью изменить ее жизнь, сколько о том, что в этой новой жизни Десари не захочет видеть его рядом с собой. Словно тень, Симуз тащил за Десари все постыдное, все порочное, все, что могло повредить репутации будущей наследницы Эсмия. Даже если Магистр признает ее официально, знающие люди раскопают правду о происхождении девочки. Узнают об ее отце и его деяниях. И обязательно воспользуются полученными сведениями для борьбы за власть в Магистрате.

Если выяснится, что у Десари дар, Симуз станет для нее помехой, а его неумелая отеческая любовь — обузой. И эмиссар прекрасно понимал, чем все это для него закончится. Вопрос лишь в том, кто отдаст приказ.