Я пожал плечами и повторил свою недавнюю фразу, сказанную девушке:

— Нужно пробовать.

Следующим взял плод с коричневой скорлупой, который был раза в два тяжелее хлебного. Под его скорлупой прятались крупные дольки в прочной, но тонкой белой плёнке, похожей на выделанную кишку, используемую для изготовления колбасы. Очистив от неё одну дольку, я стал её внимательно разглядывать и обнюхивать. Цветом, запахом и на ощупь долька походила на мясо, завяленное магическим способом. Маги из куска говядины или конины, где нет жира, удаляют воду. После этого мясо может храниться годами в сухом месте. Такой вяленный продукт среди легионеров иногда называют языком мумии.

«И на вкус точно такое», — подумал я, когда отрезал часть дольки и сунул в рот. — Сухое мясо, без специй и соли. У нас такое маги делают для солдат.

Прохор после этих слов отрезал от начатой дольки маленький кусочек и последовал моему примеру.

— Ну да, точно, вяленое мясо, — кивнул он. — Такое не с моими десятью зубами грызть.

Глядя на нас, и Маша попробовала немножко каждого плода.

— Киррлис, а сколько урожая можно с него снять? — спросил у меня Прохор. — Это всё, что сейчас на нём висит или созреют ещё?

— Ещё будут. Это первый урожай, второй через неделю и так каждую седмицу. Количество плодов рассчитано на десять человек или зверей примерно с человека.

— Ого… — только и смог произнести тот, когда услышал мои слова.

— Каждую неделю станет плодоносить? — не поверила мне девушка.

— Сама скоро увидишь. Кстати, что-то Тишина не видно. Неделя уже прошла, а он не торопится в гости.

— Так ты ж всю округу своими черепами перекрыл. Мож, они его не пускают? — предположил Прохор.

— Заклинание его пропустит, я разрешил.

— У нас ты кровь брал для этого. А когда у него успел?

— Я нашёл его волос в телеге. Этого вполне хватило, — пояснил я.

— Понятненько. Так, мож, скататься к нему, а?

Я ненадолго задумался, потом сказал:

— Дня через два, пока хочу сделать несколько амулетов для нас.

Впрочем, ехать никуда нам не пришлось. Как раз через два дня Тишин сам пришёл к нам в гости.

— Немцы приезжали. Назначили старосту деревни, привезли откуда-то трёх полицейских и ещё двоих назначили из наших. Чужаки из пшеков и, кажется, уголовники. Творят такое, что их скоро вечером на вилы поднимут или топором приголубят. Даром, что каждый вечер пьяные в лоскуты, — рассказал он нам.

— Тебе они неприятностей могут доставить? — я вопросительно посмотрел на него.

— Пока не трогают, даже к себе зовут. Знают, что я из бывших и вот это, — он поднял культю, — мне комиссарская шашка оставила.

— Хех, так и знал, что ты офицер, — хлопнул себя ладонями по коленям старик.

— Прапорщик. Это, считай, и не офицер почти. Хотя ротой покомандовать мне пришлось, когда всех выбило.

— А как же тебя в учителя поставили-то с таким-то аттестатом, мил человек? — с прищуром посмотрел на него Прохор.

— Брат поручился. Он из тех большевиков, которые революцию начинали. В Петрограде с Лениным лично разговаривал, — с хмурым выражением на лице ответил Тишин. — От лагерей он тоже меня отмазал. Ради этого пришлось кое-что написать.

— Донос?

— Да, — почти крикнул однорукий и зло посмотрел на вопрошавшего.

— Тише, тише, — утихомирил я его. — Старейшина, ты тоже заканчивай душу человеку рвать. Что было — то было. Сейчас другое время и ситуация.

— В деревне не знают, что у тебя брат коммунист? — спросила гостя девушка.

— Не знают, иначе бы в полицию не звали.

— Наверное, это хорошо, — слабо улыбнулась она и резко сменила тему. — А вы видели, как дуб изменился?

— Обратил внимание. Не видел бы его сам, когда сюда с вами пришёл, то не поверил бы, что он ещё неделю назад был пень пнём.

— А ещё у нас есть колбасное и хлебное дерево, — похвасталась она. — Волшебное.

— Цыц, — прикрикнул, было, на неё старик, но та даже глазом не повела в его сторону. — Вот же балаболка-то, прости господи.

— Угостишь? — усмехнулся Тишин.

— Конечно. Я сварила из плодов кашу. Получилось очень вкусно, сейчас принесу, — и она унеслась под навес, который был в лагере кухней и столовой.

— Значит, ты нашёл свою Силу, — не спросил, а утверждающе произнёс Тишин и посмотрел на меня.

— Нашёл. И догадываюсь о том, о чём ты сейчас промолчал. Руку я тебе верну, но напомнишь мне про неё не раньше, чем через три недели. Это если всё будет идти так, как я предполагаю. Возникнут форс-мажоры — придётся отложить лечение.

— Да я подожду сколько нужно. Столько лет ждал, — вздохнул он. — Да, чуть не забыл кое-что. Немцы ищут красноармейцев, которые перевозят какие-то бочки или баллоны. Или прячут их. Пообещали крупную премию и медаль тому, кто поможет их найти. И ещё пообещали всю деревню расстрелять, если кто-то в ней попытается скрыть эти сведения и поможет солдатам с бочками. Это я к тому веду, что могут или те, или другие к вам на огонёк заглянуть.

— Пусть ищут, — махнул я рукой. — Сюда никто не доберётся.

Тут подоспела Маша с тарелкой, полной каши. Её даже не пришлось греть, так как на котелок я наложил руны, чтобы пища в нём всегда была горячей. Правда, их приходилось обновлять по два-три раза на дню, но занимает это пять минут. Перед уходом из лагеря, Тишин получил список от Маши с тем, что нужно найти. В основном специи, соль, растительное масло и кое-какие мелочи лично для неё. Прохор ради этого расщедрился и выдал гостю две золотые монеты, которые назвал царскими червонцами.

*****

Если продуктовое древо выросло за несколько дней, то древо с феями «обещало» вызреть только через пару недель. А древо трансфигурации и вовсе почти через два месяца. То есть, глубокой осенью.

— Так может, есть способ как-то ускорить рост-то? — спросил меня Прохор. — Мож, немчуру пустить на компост, а, Киррлис?

В ответ я сильно поморщился. После последнего чёрного ритуала жертвоприношение у меня вызывало инстинктивное отторжение, почти тошноту. Это страшно, когда сознаёшь, что от возможности потерять себя, стать кем-то ужасным тебя отделял небольшой шажок.

— Дядька Прохор, что ты к нему пристал? — пришла мне на выручку девушка. — Не видишь, что он не хочет никого, — тут она запнулась, видимо, подыскивая сравнение, но ничего в голову не пришло, и она использовала то, что озвучил старик, — пускать на компост. В конце концов, это бесчеловечно и неправильно. Их должен судить наш суд за преступления. Можно ещё их просто убить. Но не мучить!

— Ишь, как заговорила, — тяжёлым взглядом посмотрел на неё Прохор. — А про Кольку ты уже забыла?

Та под этим взглядом съёжилась, побледнела и опустила глаза в землю.

— Его полицейские убили. Наши же люди, советские… предатели, — буркнула она. — Они вдвойне хуже немцев… нет, больше — стократно.

— Все они одним миром мазаны, девочка, — отмяк Прохор и тяжело вздохнул. — Если господа позволяют своим холуям такое вытворять, то сами горазды на ещё большее. И не приведи господь тебе с этим столкнуться лично.

На несколько минут разговор затих. Чуть позже старик поинтересовался у меня.

— Киррлис, а ты скажи мне, когда режешь их, то что чувствуешь?

— Почти ничего, я привык.

— П… привы-ык?! — поперхнулась воздухом Маша и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескалось удивление, неверие, опаска, шок и почему-то стыд.

— Привык, — повторил я. — В академии дюжины две преступников принёс в жертву. Хм, или больше?

— Ни***я себе академия, прости господи, — пробормотал Прохор.

— Ты не шутишь? — жалобно спросила меня девушка.

— Зачем мне шутить? — удивился я на такую реакцию. — Вы чего глядите, словно тролля в брачный период увидели?

— Да так… непривычно такое слышать. У нас-то всё лягушек да мышей режут и то не во всех академиях, — ответил мне старик. — А у вас людей пластуют. Ну, хоть преступников, а не первых попавшихся. За дело хоть, или первых попавшихся, посаженных по доносу соседа?