— Знаешь, возможно мои действия покажутся несколько грубыми и неподходящими, — он говорил тихо, в перерывах между поцелуями, давая мне время отдышаться и возразить, если что-то не так.

Но воздуха и так не хватало, а слова застряли в горле. Сейчас мне словно передался страх Гаррета ляпнуть что-то не то и разрушить все. Хотя, возможно, было бы и к лучшему. В своем ли я уме, что позволяю мужчине прижимать себя к двери туалета в пабе? Задирать юбку уже с двух сторон и трогать там, где сейчас все горело, тянуло и пульсировало? Казалось, рук у О'Келли больше двух, а ещё есть сверхспособность угадывать точку, прикосновение к которой окажется наиболее приятным и правильным именно сейчас.

— … но я парень не маленький и хочу точно быть уверенным, что ты готова.

Его пальцы скользили внутри меня, двигались, будто растягивали и ощупывали. И от мысли, что он сейчас чувствует мое возбуждение не слабее, чем я — его, хотелось провалиться сквозь землю или сбежать. Так бы и сделала, не будь мне так хорошо. Как и положено ведьме, я расстегнула ремень Гаррета, затем молнию его брюках, почти хныча от того, что пришлось чуть отстраниться и прервать его ласки, но хотелось лично и сиюминутно удостовериться, насколько "немаленький он парень".

Гаррет почти сразу сгреб мои руки своей ладонью, поднял их вверх и прижал к двери, сам же с наслаждением потерся о низ моего живота.

— Так не пойдет, Хелен, совсем не пойдет. Я хочу тебя, целиком, а не жалкий петтинг.

Я уже не знала, чего хочу. Точнее — знала, но не здесь же? Или здесь? Казалось, если сейчас не получу разрядку — умру. А меня же ждёт Дара!

Вот. Нужно подумать о дочери и том, что мужчины не слишком ценят доступных женщин, особенно тех, что отдаются прямо в туалете первого попавшегося паба. Но в реальности я подавалась навстречу движениям рук Гаррета, прикусывала от нетерпения его губы во время поцелуя, случайно расцарапала шею, постанывала и чувствовала себя марионеткой, которая слепо выполняет указания.

Давай ты развернешься, Хелен, так будет удобнее.

А теперь наклонись и упрись руками. Да, вот сюда. Как же хорошо, что у твоих туфель такой высокий каблук, хочу ощутить тебя всю.

Я тоже ощутила его всего, и почти сразу зажала рот ладонью и краем шарфа. Да, кричала. И вовсе не от боли, о возможности которой предупреждал доктор Уолш. Гаррет вначале двигался очень медленно и аккуратно, болтал какие-то успокаивающие глупости и гладил меня по пояснице и бёдрам. Постепенно его движения становились все быстрее, руки перестали быть такими ласковыми и сжимали меня так, что кожа точно пойдет синяками. Но было плевать: точно блудливая кошка я подавалась навстречу его толчкам, выгибалась, приподнималась на цыпочки — все, чтобы чувствовать его ещё полнее, острее, ярче. Кажется, порядком сжевала шарф, и все равно не смогла сдержаться от крика, который точно вырвался из меня вместе с волнами оргазма.

Но после него из меня будто вынули кости: не осталось сил стоять и шевелиться. Да и происходящее казалось не совсем реальным, точно сон. Помню, что Гаррет помог мне поправить одежду и усадил на крышку унитаза, пока приводил себя в порядок.

С некоторым облегчением я заметила улетевший в мусорное ведро презерватив и упаковку от него. Надеюсь, целый. О'Келли замечательный мужчина, и я не прочь родить ему ребенка, но чуть позже. Пока слишком свежи воспоминания, как непросто было с Дарой. И доктор Уолш строго приказал предохраняться в ближайший год, а не надеяться на кормление грудью.

Это все, конечно, если Гаррет захочет ещё со мной общаться. Пока же он помог встать и крепко обнял:

— Моя ведьма, только моя.

— Жаль, у ведьмы нет метлы, чтобы вылететь отсюда.

Он только отмахнулся, а у меня ноги подкашивались и от такого бурного секса, и от страха, что там, за дверью, столпилось множество людей, точно слышавших, чем мы занимались. Гаррет же покачал головой и крепко взял меня за руку.

— Ничего не бойся и прячься за мою спину.

Снаружи было так тихо, что страх только множился. Вдруг там ждёт отряд полиции? И теперь меня посадят за решетку, Гаррета уволят, а миссис Уотсон откажется давать Дару такой матери?

Точно перед расстрелом я на трясущихся ногах шагнула к зеркалу, стёрла салфетками размазанную косметику, попыталась привести в порядок прическу, но горящая посреди лба надпись: "У нее был секс" — никуда не делась. Гаррет же помянул тот самый "фокайль", значения которого я до сих пор не знала, перехватил мое запястье и открыл дверь.

Кажется, из очереди специально никто не ушел, так и ждали окончания представления. Даже те милые, благообразные старички глазели на меня.

— Простите, — покаянно произнес О'Келли, — мы новобрачные. Ее долбаный папаша пять лет не давал разрешение на свадьбу, пока моя мамаша не пообещала лично пристрелить старого мерзавца. Третий день празднуем! Не стоило вылезать из кровати, но так соскучился без пива, хотел сделать пару глотков в приятной компании. Думал, на два часа моего терпения точно хватит. Но вы поглядите на эту ведьму…

И повернулся ко мне с таким огнем в глазах, будто я стояла здесь в остроконечной шляпе, абсолютно голая, и поводила бедрами из стороны в сторону, руками опираясь на черенок метлы.

— Я бы с такой красоткой тоже из дома не выходил, — произнес кто-то в толпе.

— Блин, эти ирландки — такие горячие бабы, наши так давать не умеют, да, Валька?

Родная речь зазвучала сбоку, но сразу же с оханьем стихла, очевидно, от пинка той самой Валентины. Пока же мое национальное самосознание решало, стоит ли опровергать доводы соотечественника или нет, Гаррет уже утащил меня к выходу из туалета.

Добрые пятнадцать минут Гаррет сидел, откинувшись на пассажирском сидении, и наблюдал, как Хелен с помощью расчёски и пудры пытается сделать из себя добропорядочную миссис. Но пылающие щеки, опухшие от поцелуев губы и шальной взгляд — не поддавались маскировке. Впрочем, Гаррету она нравилась и такой. Точнее — такой нравилась особенно. А от воспоминаний, как ведьма двигается вверх-вниз сидя на его коленях, в этой самой машине, ее запаха, жара, колдовских поцелуев и того, как потом Хелен отдыхала, пристроив голову ему на плечо — в кровь будто вливали кипящий виски, который пульсировал в голове мыслью: "Моя женщина".

А после ведьма перебралась на место водителя поправила прическу и положила правую руку на ключи в замке зажигания.

— Можно?

До домика Киарин оставалось меньше мили, права у Хелен были: об этом позаботился Адам, поэтому Гаррет махнул рукой и поудобнее устроился на сидении. Теперь эта машина стала ещё роднее. Но весь смысл действий Хелен дошел до него только рядом с домом: ведьма просто оттягивала момент возвращения. Поэтому и ползла со скоростью пятнадцать миль в час, и терла лицо салфетками уже битых полчаса. А после протянула руку Гаррету:

— Отдай мои трусики.

— Где твоя совесть? Это же трофей! — на самом деле фетишистом Гаррет не был, хвастаться перед друзьями бельем будущей жены тоже не собирался, но не подразнить Хелен — это преступление. Особенно когда она так серьезно хмурит брови и постукивает пальцами по рулю. Гаррет забросил в рот пару мятных конфет, а потом медленно вытащил черные кружева из кармана. Срань, да при одном взгляде на эту штуку хотелось вытащить ведьму наружу и повторить их программу из паба прямо здесь, рядом с машиной.

— Не могу же я в таком виде прийти домой! — Хелен нахмурилась ещё сильнее и выдернула трусики из пальцев Гаррета. После наклонилась и начала натаскивать их на себя, как специально медленно поглаживая свои голени и бедра.

— Ты прошла без них через целый паб.

Когда руки ведьмы скрылись под юбкой, терпение Гаррета закончилось: он придвинулся и поцеловал Хелен, накрыв ее руки своей ладонью. Нащупал тот самый бантик на трусиках, прохладное кружево рядом, нежную кожу…

— Там не было людей, которые присматривают за моей дочерью.