Фигура в светлом одеянии выступила из неясных теней. Три жуткие твари тут же отбежали к её ногам и принялись носиться вокруг, как охотничьи псы – правда, их сгорбленные, обезьяньи фигуры ничем по виду не напоминали собачьи.
Баррик подхватился с пола, чтобы иметь возможность защищаться, но незнакомец только стоял, странно на него глядя – будто бы озадаченно. Сперва Баррику показалось, что подошедший – человек, но сейчас он уже не был так в этом уверен: уши у незнакомца формой отличались от человеческих и сидели чересчур низко на безволосой голове, да и черты лица казались необычнымм: очень высокие скулы, длинный подбородок и небольшой бугорок с двумя щелями ноздрей на месте носа.
– Что… – Баррик запнулся. – Кто вы? Где я?
– Я Харсар, слуга. Вы в Доме Народа, конечно же, – незнакомец произнёс это, его губы шевелились, – но Баррик услышал голос внутри своего черепа. – Не это ли место было целью вашего путешествия?
– Я… я полагаю, что да. Король. Король повелел мне прийти сюда…
– Именно так, – слуга протянул руку, холодную и сухую, как лапа ящерицы, и помог Баррику встать на ноги.
Три существа обскакали его по кругу и выкатились за дверь, в залитый голубым светом зал, на другом конце которого они и остановились, сгорбив спины, поджидая. Принц впервые огляделся и обнаружил, что комната украшена богато, но с мрачной изысканностью – его окружал лес полосатых колонн, чересчур многочисленных для выполнения любой чисто архитектурной задачи, а в гладко-чёрный по всей поверхности каменный пол вставлен огромный диск из какого-то странного жемчужно опалесцирующего материала – единственный источник света в просторном покое.
– Это я всё ещё… – Баррик помотал головой. – Да ведь и должен бы. За Границей Тени?
Безволосый склонил голову набок, будто обдумывая вопрос.
– Вы всё ещё в землях Народа, это так, разумеется, и в величайшем его доме.
– Король. Здесь ли король? Я должен отдать ему… – принц замялся. Мало ли какие интриги плетут Дети сумерек? – Я должен поговорить с ним.
– Так и есть, – повторил Харсар. Возможно, он улыбнулся – движение было едва уловимым, как промельк змеиного языка. – Но король отдыхает. Пойдёмте со мной.
Принц и слуга прошли из комнаты со светящимся полом в высокий тёмный коридор, где горели лишь тусклые бирюзовые огоньки, а странные маленькие существа, резвясь, путались у них под ногами. Баррик был вымотан и тяжело дышал. Только сейчас он действительно осознал, что наконец достиг цели своего путешествия, замка фаэри – Кул-на-Квара, как называл его Джаир Штормовой фонарь. Даже то навязчивое устремление, вложенное в него тёмной леди, за время пути притупившееся и ставшее привычным, как постоянная ноющая боль, теперь пропало, удовлетворённое: он сделал это!
«Но что именно я сделал? – сейчас, когда нужда его была утолена, её место заняла растущая неуверенность. – Что будет со мной здесь?»
Всё в этом месте казалось Баррику непривычным и чужим. Само строение будто было бесформенным: каждый правильный угол разбивался соседними деталями, описать геометрию которых не представлялось возможным; даже размеры и положение коридоров менялись на всём их протяжении без всякой видимой ему причины.
И освещалось оно тоже необычно. Временами принц и его провожатый шли в полной темноте, но тогда посреди пола под их ногами начинали светиться путеводные камни. В большей части других помещений горели свечи, но не все из них – привычным бело-жёлтым пламенем: иногда оно было бледно-голубым или даже зелёным, отчего длинные залы обретали вид подводных пещер.
Ещё Баррик начал замечать, что куда бы он ни шёл, всюду его окружали тихие звуки – не только сопение мелких существ, скачущих вокруг ног Харсара, но вздохи, шёпот, негромкое пение, даже едва слышные голоса флейт и других инструментов, как будто сонмы призрачных придворных повисли в воздухе над их головами и сопровождали гостя и его проводника, куда бы те ни направились. Баррику живо вспомнилась сказка, которую в детстве он слушал на День Сиротки: про сэра Кэйлора, что нёс мешок с ветрами, поглотившими все голоса мира, и про то, как во время скачки некоторые из них вырвались наружу и чуть не свели его с ума.
«И только он вернулся, чтобы рассказать эту историю… – мысленно проговорил принц. – Вот как она заканчивалась».
Воспоминание об этой всем известной повести, рассказывающей, как спастись удалось лишь одному, притянуло за собой и другое.
– Подождите, – встрепенулся Баррик. – А где они? Те, кто пришёл со мной…
Его худощавый проводник остановился и окинул принца мягким, но неодобрительным взглядом.
– Нет. Вы были один.
– Я имею в виду – они прошли в Портал Горбуна со мной. Из города Сон. Мужчина по имени… по имени Бэк и чёрная птица.
Баррик не сразу смог вспомнить имя купца: последние их минуты в городе Бессонных остались, по ощущениям, далеко позади не только в пространстве, но и во времени.
– Боюсь, не могу вам в этом помочь, – ответил безволосый слуга. – Вы должны спросить Сына Первого камня.
– Кого?
Неодобрение во взгляде чуточку потяжелело.
– Короля.
Они продолжили свой путь по пустым залам. Баррик обнаружил, что ему сложно равняться на обманчиво торопливый шаг проводника, но ни за что не стал бы жаловаться.
Впоследствии он вспоминал, что это, пожалуй, был самый странный час в его жизни: первое знакомство с Кул-на-Кваром и одновременно – последний раз, когда он смотрел на него прежними глазами, судил о нём с прежней точки зрения и руководствуясь прежними представлениями. Ему никогда не приходилось видеть места, подобного этому: всё в здании совершенно определённо подчинялось порядку и логике, но порядку и логике ему непонятным: стены могли внезапно вогнуться внутрь или оборваться посреди комнаты без видимой причины, а лестницы – подняться под потолок залы с одной стороны и тут же спуститься обратно с другой, как будто единственно на случай, если кто-то решит прогуляться, обозревая залу с высоты. Одни двери вели в то, что казалось пустотой или мерцающим светом, другие и вовсе стояли совершенно обособленно, безо всяких стен – никуда не ведущие проёмы посреди комнат. Даже материалы, из которых дворец был построен, на взгляд принца были чудными: во многих местах тёмный, тяжёлый камень перемежался живыми деревьями, которые, казалось, так и росли в стене, прямо вместе с корнями и ветками. Кое-где, совершенно без всякой системы, строители заменили куски стены на схожий с самоцветом, ярко сияющий материал, прозрачный, как стекло, но толстый, как гранитная плита; он позволял увидеть то, что находится снаружи, но очень нечётко, так что Баррик не различал ничего, кроме неясных форм и теней. И все помещения дворца казались покинутыми.
– Почему здесь никого нет? – поинтересовался он у Харсара.
– Эта часть Дома Народа принадлежит королевской чете, – объяснил тот, одновременно строгим взглядом принудив своих маленьких спутников, разбежавшихся кто куда, вернуться к его ногам. – У самого короля не много слуг, а королева… где-то не здесь.
– Где-то не здесь?
Харсар снова двинулся вперёд.
– Идёмте. Нам ещё далеко шагать.
Пустынные залы и покои, которые они пересекали, чтобы попасть из одного коридора в другой, были все меблированы: часть убранства выглядела вполне обыкновенно, о предназначении же иных предметов судить было трудно, но Баррик заметил, что все детали обстановки в чём-то сходны – от самых простых до наиболее сложных: они явно были выдержаны в каком-то едином стиле, которого принц не мог в них не разглядеть, очень уж непохож он был на любой, ему прежде известный; этот стиль вызывал в юноше столько же удивления, как если бы он увидел, что кошки вдруг пошили сами себе платье или змеи исполнили сочинённый ими же замысловатый танец. Кресла, столы, сундуки, реликварии – не важно, как лаконичны или богато украшены они были, – во всех них чувствовался некий штрих, очевидным образом их объединяющий, хотя Баррик и не мог сообразить, в чём же именно оно заключалось, это дразнящее тончайшее сходство. Издалека ковры на тёмных полированных полах и свисающие со стен гобелены казались такими же, как в его родном замке, но стоило приглядеться получше – и от плотно покрывающих их сложных узоров кружилась голова, и сразу неприятно вспоминалась хищная лужайка, охранявшая подступы к Порталу Горбуна. И хотя в некоторых покоях были высокие окна, в которые заглядывало сумрачное небо, а в других – только глухие стены, и в одних комнатах мерцали тысячи свечей, а в прочих не горело ни единого огонька или лампы, все они были освещены примерно одинаково – одним и тем же приглушённым, зыбким, изменчивым сиянием, отчего у Баррика создавалось ощущение, будто он плывёт по Кул-на-Квару, а не идёт.
