Имя не показалось юноше хоть сколько-нибудь знакомым, но Баррик счёл, что это и к лучшему: ему не хотелось больше возвращаться к прошлому. Его ум хранил достаточно многое из того, что Бек называл «раньше» – имена, лица – но воспоминания казались далёкими и странно тусклыми, почти не вызывающими эмоций, как утихшая боль в старой ране. Даже мысли о сестре, которые, казалось бы, должны были значить для него больше, чем всё прочее, вдруг стали напоминать еду, потерявшую всякий вкус от чересчур долгого хранения. И Баррика сложившееся положение вещей полностью устраивало.

– Что это за твари? – спросил он неожиданно, указав на чёрных ящериц, собравшихся вокруг пламени в центре своей ямы, как рабы Керниоса в его подземных владениях. – Зачем они здесь?

– Это саламандры – огненные ящерицы. Питомцы хозяина. Он любит… любил их кормить.

«И держу пари, кормил их лучше, чем тебя», - подумал юноша, но вслух этого не сказал.

Раймону Беку очень хотелось расспросить принца о том, как же он оказался за Границей Тени, но Баррик не желал болтать, и наконец парень отстал; вскоре единственными звуками, нарушавшими тишину, остались потрескивание огня да тонкое посапывание старика Финлая.

Ему снился сон – юноша точно знал, что это сон, хотя и не помнил, как заснул, – и во сне глаза ящерицы светились столь же ярко, как и языки огня. Закованная в чёрную броню тварь сидела не у костра, но прямо посреди него, устроившись в трещине обугленного полена, тёмного пятна в глубине сияющего пламени.

– Кто ты, что приходит сюда без Изразца или же Омута? – вопросила она мелодичным голосом.

– Я принц, сын короля, – ответствовал он.

– Нет, ты муравей, сын муравья, – лениво растягивая слова, поправила саламандра. – Насекомое, наделённое капелькой могущества, что течёт в твоих венах, и тем не менее всего лишь насекомое. Носишься туда-сюда, суетишься, а жизнь твоя коротка. Хотя, возможно, ты станешь свидетелем моего возвращения. Это будет мой триумф, и величие этого момента, быть может, придаст толику смысла твоему жалкому существованию.

Ему захотелось осыпать проклятьями это жестокое, надменное существо, но пристальный взгляд ящерицы словно сковал его, сделав беспомощным, будто он и в самом деле был просто мелкой козявкой, как она и сказала.

Принц похолодел.

– Что ты такое?

– Я есть и всегда был. Имена ничего не значат для таких, как я. Мы знаем, кто мы. Это только ваш род, чьи чувства притуплены, а жизнь быстротечна, по своей воле живёт под гнётом имён. Но, что бы ни думали о том ваши мудрецы, нельзя обрести власть над чем-либо, просто дав этому имя.

– Если мы столь ничтожны, зачем тогда ты говоришь со мной?

– Потому что ты занятная игрушка, и хотя ждать мне осталось уже недолго, я принуждён был бездействовать слишком много времени – куда больше, чем мне хотелось бы. Меня одолевает скука, и развлечением может послужить даже ползающий муравей.

Ящерица слегка повиливала хвостом, высекая снопы искр. Треск огня становился всё громче – Баррик едва расслышал последние слова саламандры.

– Я бы убил тебя, если б мог, – сообщил он ей.

Смех был так же прекрасен, как и голос, певучий и звенящий серебром.

– Можешь ли ты убить тьму? Можешь ли разрушить земную твердь или сразить пламя? Ах, ты так славно забавляешь меня…

Теперь звуки костра стали совсем громкими, как будто в их диалог вмешался кто-то ещё – нет, как будто рядом заспорили. Огонь говорил несколькими голосами, красноватые язычки вытягивались вверх и вскоре полностью обвили чёрную ящерицу.

– …когда несчастный пытается поспать, – произнёс один голос, – бубните тут и галдите.

– Захлопни рот, Финлай, – отозвался Бек.

– Но почему они хотят так поступить? – спросил другой голос, которого Баррик прежде не слышал. – Они же безвредные…

Принц открыл глаза. Раймон Бек и дряхлый Финлай говорили с третьим – крупным парнем с волосами, обкорнанными неровно, как луг, скошенный косцом-неумехой.

– Ты ослышался, – сказал Бек вновь пришедшему, потом заметил, что Баррик сел на подстилке, и пояснил ему: – Это Марвин.

– Я когда-то знал одного Марвина, – пробормотал здоровяк с акцентом, слегка похожим на тот, с каким разговаривал Кью'арус. – Вот и всё, что я сказал. Мож, то и был я, да того не вспомню.

– Точно, – кивнул Бек. – Память у тебя никудышная, да и слух не лучше, так что ты, должно быть, недослышал и всё понял не так.

Новичок повернулся к Баррику.

– Да нет же. Всё я дослышал. Они болтали о тех вон, об ящерицах – сыновья хозяина да и брат, они толковали с хозяйкой. «Тогда избавьтесь от них, – так она сказала. – Мне невыносимо, как они смердят и как разговаривают». Ну, и мужчины пошли за дубинками и копьями.

– Видите? – фыркнул Бек. – Марвин – тупица, и вечно всё понимает неверно. Почему бы она так сказала? Ящерицы не умеют разговаривать.

На мгновение Баррик вспомнил кое-что о говорящих ящерицах – сон ли это был? – а затем волосы у него на затылке встали дыбом.

– Ты слышал, чтобы они произнесли слово «ящерицы»? – спросил он верзилу.

Марвин пожал широкими покатыми плечами:

– Они сказали «о хассяак к'рин санфаршен» – это значит «животные в подвале», - он оглядел просторное освещённое костром помещение. – А это и есть подвал.

– Дурачьё! – Баррик вскочил на ноги – сердце его вдруг заколотилось. – Они говорили не о каких-то там мерзких ящерицах – они говорили о нас!

– Они не причинят нам вреда! – чумазое лицо Бека побелело как полотно. – Хозяин любил нас!

– Даже если и так, ваш хозяин мёртв.

– Когда я вышел из-под сени дерев, он пел мне глазами, – вмешался Финлай.

– Не сомневаюсь – но мне всё равно, – отрезал Баррик. – Помоги мне выбраться отсюда, Бек. А прочие могут остаться и умереть, если им так угодно.

– Но я так устал, – пожаловался Марвин, словно капризный ребёнок. – Я тут работал весь день. Я хочу спать.

– Устал, да, – Финлай поскрёб подбородок. – Дни так длинны с тех пор, как Змеос был изгнан…

У Баррика не осталось ни сил, ни времени на пустые споры. Он сгрёб Раймона Бека за ворот и поставил на ноги.

– Тогда наслаждайтесь сном. Боюсь, он будет долгим.

Парень всё ещё был как в тумане, пока Баррик тащил его к двери, и будто не вполне понимал, что происходит, но принц не стал утруждать себя повторным объяснением. Огромные чёрные ящерицы даже не шелохнулись, когда люди прошли мимо, но юноша внезапно вспомнил чей-то горящий яростный взгляд, увиденный им во сне, и проволок Бека к выходу как можно скорее.

«Можешь ли ты убить тьму..?» – спросило тогда существо.

– Куда? – прошептал Баррик, когда они выскочили в коридор. Бек не ответил сразу, но принц услышал звук – как ему показалось – мягких шагов, приближающихся к ним по проходу, и потянул своего проводника-оборванца в другую сторону. – Лодка! – сказал он ему на ухо. – Отведи меня к лодке.

Раймон, кажется, наконец всё понял. Он стряхнул ладонь Баррика и повёл его сквозь подземные переходы дома. Пока они бежали по длинному залу с чередой закрытых дверей, отмеченных каждая иным символом, ужасный, нечеловеческий вопль донёсся до них, эхом отразившись от стен – крик боли и ужаса. Бек резко остановился, будто ему в сердце вонзился нож. Баррик подтолкнул его вперёд.

– Это там развлекается семейка твоего обожаемого хозяина, – прошипел он. – Скорее! Или мы станем следующими!

Тихонько похныкивая, Бек вывёл спутника через дверь, не отмеченную никаким знаком, в просторное деревянное строение, где в темноте светилась одинокая дорожка грибов. В первый момент Баррик жутко испугался: впереди них в проходе высилась похожая на человеческую фигура, будто поджидая, – но это оказался всего лишь блемми. Он стоял, прикованный тяжёлой цепью к столбу, и, обернувшись на звук, проводил людей взглядом, но никак не попытался их остановить. Широко раскрытые пустые глаза блестели в свете грибов; маленький круглый рот внизу живота сжимался и растягивался, будто чудовище пыталось что-то сказать. Насколько мог судить принц, это был тот самый блемми, что управлял их лодкой на пути к дому Кью’аруса.