Он поморгал, улыбнулся, и в мозгу Ярослава вспыхнула догадка. Он не был уверен на сто процентов, но чувствовал, что прав — сходство казалось ему почти очевидным.

Выскользнув из комнаты следом за монахом, он догнал его в коридоре и схватил за рукав.

— Постой!

Монах, казалось, ничуть не удивившись, приложил палец к губам, и кивком пригласил Ярослава следовать за собой.

Оказавшись в небольшой келье, монах зажег от лампады заплывшую воском свечу, и сел на узкую деревянную лавку, служившую, по-видимому, ему ложем.

— Здесь немного тесновато, — извиняющимся тоном сказал он. — У тебя есть вопросы ко мне? Я готов ответить.

Ярослава на секунду охватило сомнение — что, если он ошибается? Но он был готов поклясться, что уже видел эти голубые глаза, сквозь толстые стела очков — в другом времени.

— Ты — Хронин? — осторожно произнес он.

Монах улыбнулся. — Здесь меня зовут отцом Виссарионом, — ответил он. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Тогда… — Ярослав помедлил. — Тогда объясни мне, наконец — что происходит? Почему мы здесь, и как вернуть всё, как было?

Монах покачал головой. — Как было — уже не будет никогда, — мягко сказал он. — Реальность — относительна. Тебе кажется, что ты хочешь вернуться в привычное окружение, но, в действительности, его никогда не существовало — это лишь иллюзия… Подлинную реальность мы творим сами! Наш мозг, — он коснулся головы согнутым указательным пальцем, — способен генерировать реальность, и люди, которые осознают эту возможность, могут управлять ею.

— То есть, — хрипло проговорил Ярослав, — ты хочешь создать какую-то свою, другую реальность? Зачем?

Хронин задумчиво снимал со свечи оплывший воск. — Зачем? — переспросил он. — Странный вопрос! Разве может считаться нормальной реальность, в которой человек, сделавший величайшее, может быть, в истории человечества, открытие, вынужден находиться в приюте для умалишенных? Разве мир, в котором существуют войны, голод, социальное неравенство — достоин того, чтобы принять его, как единственно возможный, и не пытаться изменить?

— Но ведь… — Ярослав провел по лицу рукой; ему было не по себе, — но ведь нельзя взять и изменить все, переписать историю, вычеркнуть из неё людей…

— Нет никакой переписанной истории! — перебил его Хронин. — Та реальность, которую ты знаешь — не единственная! Я уже модифицировал её много раз — тебе лишь кажется, что она — подлинная, потому что ты не мыслишь себя вне её. Но, поверь, существуют и другие, гораздо более привлекательные варианты. Как и куда менее… — прибавил он, нахмурившись.

Ярослав покачал головой. — Я не знаю, про какие варианты ты говоришь, — сказал он. — Мне нужна моя, привычная, нормальная реальность, там, где я — фельдшер на скорой, и в которой у меня есть любимая девушка. И мне нужно знать, как вернуться туда.

— Ты вернешься, — пообещал Хронин. — Как только освободишь свое сознание от привязке к этой грани.

— Какой еще привязке?

Хронин вздохнул. — Полагаю, ты помнишь, как оказался здесь? — спросил он. — Твое сознание было открыто после того, как ты осознал искривление реальности. Что-то должно было послужить триггером, с помощью которого ты смог перегрузить его…

— Меня ударило током во время дефибрилляции, — хмурясь, сказал Ярослав.

Хронин щелкнул пальцами. — Вот оно! После этого ты мог с легкостью настроиться на любую грань, понимаешь? Но ты оказался здесь — потому что подсознательно, это место и время что-то значат для тебя! Ты должен совершить здесь то, что освободит твой разум от привязки к нему — и тогда ты с легкостью вернешься в подлинную реальность, в которой все будет на своих местах! И ты поймешь, что именно она — единственно подлинная!

Ярослав посмотрел на монаха с сомнением. — Но ведь я уже переносился обратно. И та реальность, в которой я оказался — она была чужой! Я осознавал, что происходит что-то неправильное.

— Но не до конца! — заметил Хронин. — Какая-то часть твоего разума воспринимала все происходящее, как норму. Однако, та реальность тоже была неправильной, потому что ты не сделал того, что от тебя требовалось! И потому тебя снова забросило сюда. Все просто!

— И что же я должен сделать? — спросил Ярослав, которому рассуждения монаха вовсе не показались простыми. — Бабка, с которой все началось, говорила про какой-то крест…

Хронин махнул рукой. — Забудь про бабку! — сердито сказал он. — Она — лишь погрешность расчетов! Ее в принципе не должно быть в настоящей реальности — это лишь продукт твоего подсознания, отражение граней в нем. Своего рода — ключ, подсказка! Как, говоришь ее фамилия?

— Беззубцева, — ответил Ярослав, — также, как и…

— Атамана, который идет в Путивль! — подхватил Хронин. — Понимаешь? Дело не в какой-то там бабке, а в атамане! Тебе нужно идти с ним — там, в Путивле, история должна пойти по правильному руслу! И тогда твоя реальность — подлинная — станет совсем другой! И никакой бабки в ней уже не будет!

— Это сложно понять, я знаю, — быстро заговорил он, глядя на Ярослава. — Просто попытайся хоть на минуту допустить, что твои знания о реальности — ложны. Примерно также, как были те, когда ты оказался в альтернативной Московии. Все, что тебе нужно сейчас — сопровождать атамана в Путивль. И там ты все поймешь.

— Но… как же остальные? — спросил Ярослав. — Давид Аркадьевич, Ирина… Михалыч? Почему они оказались здесь?

— На самом деле — их здесь и нет, — мягко сказал Хронин. — Если ты не заметил, все они — реальные участники событий этой грани реальности. Тот факт, что они сами этого не осознают, говорит лишь о том, что твой потенциал настолько силен, что ты экранируешь их, подменяя их воспоминания из этой реальности воспоминаниями из другой.

— Тогда почему я — не являюсь одним из участников этих событий? Почему я выгляжу здесь чужаком, пришельцем?

Хронин пожал плечами. — У меня нет ответов на все вопросы, — признался он. — Думаю, это потому, что твое сознание слишком сильно привязано к другой грани, то есть — времени. Но это лишь одна из гипотез.

Он вздохнул и поднялся. — Твои спутники могут потерять тебя, — сказал он. — Уже время трапезы. Возможно, у нас будет еще случай побеседовать здесь, в этой реальности, а, возможно, и нет. В любом случае, ты знаешь, что надо делать.

— Отправиться в Путивль — и это всё? — спросил Ярослав. — А потом — что? Как я пойму, что реальность — исправлена?

— Увидишь, — пообещал Хронин. — Пока просто продолжай делать то, что делал.

С этими словами, он улыбнулся и вышел из кельи.

Ярослав направился обратно к своим. Он получил ответы на некоторые вопросы, но ясности от этого не прибавилось.

***

— Великий государь, — взволнованно заговорил Коган, — прошу тебя, прислушайся ко мне!

Он нервно теребил бороду.

Феодор, застывший над гробом с телом Симеона Годунова, устало покачал головой.

— Мы уже обсудили это, Яган, — тихо сказал он. — Отец мой этого бы не одобрил, и я не буду начинать царствование с арестов и казней. Ты говоришь, что Симеона, скорее всего, отравили, но не можешь поведать, кто именно. Что же — мне хватать всех подряд и бросать в карцеры, без суда и следствия?

Коган вздохнул.

— Я уже говорил тебе, государь, — начал он снова, — называл тех, кто скорее всего стоит за этим — Шуйские, Мстиславский. Они замышляют заговор, государь, и, если ты не прислушаешься ко мне, это может плохо закончиться для твоей династии.

Ну как еще объяснить это мальчишке? — мысленно взмолился он.

Но молодой царь оставался непреклонен.

— Я не могу восставить против себя представителей древнейших боярских родов, — сказал он. — Этого не позволял себе даже отец…

— Отец расправился с Романовыми, — неожиданно для себя перебил его Коган. — И был, по-своему, прав. Тебе надлежит проявить силу сейчас, если хочешь сохранить престол… и жизнь.

— Я благодарен тебе за заботу и твои труды, Яган, — серьезно сказал Федор. — Ты доволен этой своей, как ты ее назвал…. Работарией?