Тот, однако, ничуть не смутившись, тут же подлил в кубок, стоявший перед нею, золотистый напиток.

— Отведай, царевна, медовухи нашей, — промолвил старик, крестясь, и поднимая свой. — Лучшая борть здесь, в Добрятино, во всем царстве Московском, да…

Ирина из вежливости пригубила кубок. У медовухи оказался, действительно, приятный вкус с легкой горчинкой. От глотка по телу разлилось тепло.

Стрелец с видимым удовольствием приложился к своей чаше и довольно крякнул, отирая усы. — Хороша!

Старик благосклонно покивал.

Михаил, подцепив ножом кусок мяса с блюда, впился в него зубами. По выбритому подбородку потек сок, смешанный с кровью.

Ирину передернуло, и она постаралась незаметно отодвинуться подальше от своего соседа.

— Так, говоришь, Симеон Никитич погоню отправил? — неожиданно задал старик вопрос стрельцу.

Тот утвердительно кивнул. — Он самый! Уж так, говорят, лютовал, так лютовал… Ляпунова-то, Прокопия, что за охраной дворца царского смотреть был поставлен, говорят, чуть на дыбу тот же час не отправил — да тот раньше ускакал, тоже царевну искать.

— Ляпунов? — переспросил старик и усмехнулся, покачав головой. — Из тех самых худородных Ляпуновых?

— Он, — подтвердил стрелец. — Сказывают, сам Телятевский за него ходатайствовал.

— Вишь ты, — удивился старик. — М-да… А что же сам тезка мой, Андрей Андреич?

— Дак он ведь — того, главным воеводой назначен, — пояснил стрелец. — Нынче войска на Путивль ведет, самозванца оттудова выбить!

— Самозванца… — тихо прошелестел старик. — Видать, немалую тот силу набрал?

Стрелец глянул на него с опаской. — То, Андрей Васильевич, не моего ума дело… Слухи разные ходят, люди всякое сказывают…

— Ну да ты-то, Авдей, человек служивый, знаешь, небось, кому верить, — усмехнулся Михаил, снова подливая медовуху в кубки.

Ирина покачала головой и накрыла свой ладонью.

— Да где там, — махнул рукой десятник. — Но, — не утерпев, продолжил он, — поговаривают, что под Кромами самозванец самого князя Мстиславского разбил, с помощью Юшки Беззубцева!

При упоминании этого имени Ирина вздрогнула.

— А ныне вот, — продолжал стрелец, — засел в Путивле, и оттуда манифесты шлет по всем городам, под свою руку склоняет, значит. А наше войско так под Кромами и завязло — одна надежда теперь, что Телятевский с Басмановым, да Голицыным смогут выбить оттуда бунтовщиков, и самого самозванца в Путивле взять!

От внимания Ирины не ускользнул быстрый обмен взглядами старика и Михаила.

— Ну а что ж царь-батюшка, дай Бог ему доброго здравия, Борис Федорович? — спросил Шерефединов, поглаживая бороду.

— Дык, известно, не до того ему сейчас, — отозвался десятник, поднося кубок к губам. — Как на пиру кондрат хватил его, так с тех пор и лежит, сказывают, ровно покойник… Ох! Прости, царевна!

Брови старика шевельнулись. Михаил замер с ножом в руке, не донеся до рта очередной кусок мяса.

— Вона, значит, как, — протянул старик. — Ох, какое несчастье… Ну, подай Господь ему здравия и крепости.

Десятник кивнул и перекрестился.

— Михайла, — обратился старик к чернявому, — сходи, соколик, на конюшни, распорядись, чтобы ребята приготовили… коней. Сколько, говоришь, людей с тобою, десятник? — обратился он к стрельцу.

— Семеро, боярин, — отвечал тот. — Неполный у меня десяток-то… Двоих, вишь, схоронили недавно.

— Ну, ничего, — по бледному лицу старика мелькнула тень улыбки. — Еще восполнишь его, не сомневайся.

— Благодарствую, Андрей Васильевич, за добрые слова твои, и за помощь всемерную! — стрелец прижал кулак к груди. — Бог мне тебя послал!

— Все по воле Его, — прошептал старик.

— Ну, будь здрав, боярин! — десятник встал, перекрестился на образа, и поклонился Шерефединову в пояс. — Пора выдвигаться нам, чтобы до темноты в Москве быть!

— Поезжайте с Богом, — отвечал старик. — Кланяйся от меня царю-батюшке, царевна!

Ирина, поспешно вставшая следом за десятником, замешкалась, не зная, как правильно следовало бы выразить благодарность дьяку. Поклонилась, однако, не так низко, как десятник.

— Спасибо, — выдохнула она.

Старик кивнул и прикрыл глаза, губы его безмолвно шевелились, будто в молитве.

Когда они подошли к дверям, те распахнулись, и на пороге появился Михайла. За его спиной маячил один из всадников, подобравших Ирину — кажется, его звали Ферапонтом.

— Лошади готовы, боярин! — весело сказал Михайла.

Старик, не открывая глаз, снова кивнул.

Десятник улыбнулся Михайле и шагнул вперед, Ирина последовала за ним, но Михайла ухватил ее за руку.

— А со мной что ж, не попрощаешься, царевна? — поинтересовался он, ухмыляясь.

Ирина вспыхнула, и открыла рот, чтобы отшить наглеца; десятник обернулся и недоуменно нахмурился, и в этот же миг, стоявший позади него Ферапонт быстрым движением накинул стрельцу на шею кушак и стянул его.

Стрелец захрипел, глаза его налились кровью, он вцепился руками в пояс, но ткань впивалась в горло все туже.

Крик Ирины замер у неё в горле, инстинктивно, она рванулась вперед, но Михайла вывернул ей руку и прижал к стене.

— Охолонь, царевна, — прошипел он ей в ухо, касаясь его губами. — Спешка ни к чему нынче!

Страх и ярость захлестнули Ирину, она рванулась, выворачиваясь из объятий Михаила — просторная рубашка помогла ей в этом. Чернявый скривил глаза в улыбке, и тут же взвыл, получив удар коленом в промежность. Ирина с силой боднула его головой в мерзкую физиономию, и отскочила, споткнувшись при этом обо что-то на полу.

Голубые глаза десятника смотрели на неё остекленевшим взглядом.

Ирина подняла голову и в ужасе уставилась на оскалившегося Ферапонта, неторопливо повязывавшего кушак на поясе.

Не помня себя, она пихнула его, бросилась вон из залы, и оказалась на крепостном парапете.

Внизу, во дворе на земле лежали семь трупов в зеленых стрелецких кафтанах. Прохаживавшиеся среди них мужики в черном, деловито стаскивали с них одежду; один из них присел на корточки перед стрельцом, пытаясь перевернуть тело. Неожиданно, стрелец зашевелился, и у мужика в руке блеснула сталь — он коротко замахнулся, Ирина вздрогнула и зажмурилась, впившись руками в перила. Ее замутило. Она понимала, что нужно бежать, но, в тоже время, осознавала, что это бессмысленно.

Чья-то рука легла ей на плечо.

Она вздрогнула и обернулась. Ферапонт с усмешкой глядел на неё. — Что, воздухом захотела свежим подышать, царевна? — как ни в чем не бывало спросил он.

— Пусть подышит, дело молодое, — послышался надтреснутый старческий голос.

Шерефединов вышел на парапет и щурясь на солнце, вздохнул полной грудью.

— Вы! — у Ирины перехватило дыхание. — Вы! Вы лгали мне! Но зачем?! Зачем вам понадобилось… убивать их?!

— Как же — зачем? — удивился старик. — Известно, из-за тебя, царевна. Но за их души не волнуйся — они теперь все вместе, как мученицы пред Господом предстоят, как я стрельцу и предсказывал…

— Вы… Вы сумасшедший! — прошептала Ирина. — Вы убили их ради меня?!

— Ради общего блага и славы Божией, — назидательно произнес старик. — Ныне нет тебе, царевна, пути в Москву, ибо правлению годуновскому богомерзкому ныне конец наступает… Верно говорю, Мишка?

— Истинно так, Андрей Василич, — ухмыльнулся тот, появляясь из-за спины старика. — Звезды правду глаголют — быть на Руси новому правителю, истинному, из рода рюриковичей!

— Но… при чем тут я? — ослабевшим голосом произнесла Ирина.

Ее охватило безнадежное отчаяние. Эти полоумные маньяки с самого начала не собирались никуда ее отправлять! Ей следовало догадаться об этом, еще когда она увидела те столбы… Впрочем, тогда было уже поздно.

— При чем? — переспросил старик. — То мне не ведомо. Знаю токмо, что нет на то воли Божией, чтобы ваш род поганый царский престол осквернял. А значит, и тебе там делать нечего. А вот когда истинный царевич на царство сядет — тогда и предстанешь пред ним, он и решит, какой участи ты достойна.