Ярослав усмехнулся. — Погоди еще!

Он перешел к осмотру ноги.

Голеностопный сустав сильно распух, но кости, судя по всему, были целы.

— Сильное растяжение, — сказал Ярослав. — Опухоль и боль так сразу не убрать, но можно сделать перевязку — хоть наступать сможешь.

— Валяй! — согласился Беззубцев.

Ярослав протер ногу спиртовыми салфетками. Лучше, конечно, мазь от ушибов, но где ее взять? Внезапно, его осенило. Отойдя в сторону, он внимательно исследовал землю, и вскоре нашел то, что искал — несколько листьев подорожника. Сорвав их, и добавив еще лопух, он вернулся к Беззубцеву.

Растерев листья ладонями, натер смесью отечный сустав и начал накладывать «восьмерку» — тугие витки вокруг стопы и голени.

— Остался последний штрих, — сказал он, когда работа была выполнена. — Уколов не боишься?

— Чего? — переспросил Беззубцев.

Вместо ответа Ярослав вытащил шприц и вскрыл ампулу диклофенака.

— Будет немного неприятно, — предупредил он, всаживая иглу в бедро Беззубцева.

Тот лишь изумленно крякнул.

— Теперь попробуй встать.

Беззубцев медленно поднялся, осторожно ступил на ногу.

— Куда легче, — признал он. — Ковылять могу, но далеко не убегу.

— На, держи, — подошедший Евстафьев протянул ему палку. — Все сподручней будет.

— И вот, — добавил Ярослав, снимая кафтан, — накинь пока, что ли.

— Стало быть, дальше — верхом? — спросил Евстафьев.

Ярослав кивнул. — Нужно торопиться, чтобы к утру быть от Москвы как можно дальше. А там посмотрим — думаю, заночуем где-нибудь в лесу.

— Знаю я одно такое местечко, — подал голос Беззубцев. — Верстах в двадцати отсель по Серпуховскому тракту будет.

Он ухватился за шею коня и рывком забросил себя на спину лошади.

Евстафьев последовал его примеру, проявив не меньшую сноровку.

Ярослав ездил верхом лишь дважды в жизни, и оба раза оставили не самые приятные воспоминания. Однако, делать было нечего — он с опаской приблизился к коню, и неуклюже взобрался на него. Вцепившись в гриву, стиснул коленями бока. Главное — не свалиться!

Конь недовольно всхрапнул, помотав головой.

— Ну, с Богом! — произнес Михалыч.

***

Ярослав всеми силами пытался удержаться на скользкой от пота и дождя лошадиной спине.

Жилет и рубашка промокли насквозь, и теперь он втайне жалел, что отдал кафтан Беззубцеву. Последний, казалось, наслаждался погодой и скачкой.

Они миновали пару деревень, если можно было назвать таковыми несколько домишек, ютившихся вдоль дороги. Ни одного светящегося окошка, ни дымящей трубы. Словно вымерли все.

Чем дольше они ехали, тем гуще выглядели леса вокруг; луна скрылась за тучами и Ярослав почти ничего не видел в окружавшей его кромешной тьме, ориентируясь больше по стуку копыт коней его спутников.

Он затруднялся определить, сколько времени уже длилась эта изматывающая скачка — час, или всю ночь.

Кажется, начинало уже светать, а может, глаза стали привыкать к темноте, когда Беззубцев перевел своего коня с рыси на шаг.

— Здесь, — проговорил он, сплюнув, когда Ярослав и Евстафьев поравнялись с ним.

Они спешились и направились в лес, ведя лошадей под уздцы.

Ярославу казалось что они ломятся в самый бурелом, но Беззубцев уверенно шагал, время от времени приглядываясь к стволам деревьев.

— Сюда, — бормотал он. — Почти пришли…

Окончательно продрогший и закоченевший, Ярослав мечтал сейчас об огне и горячем чае, но где его было взять в лесу? Хорошо, если смогут развести костер.

На открывшейся перед ними поляне притаилась покосившаяся изба. Судя по поросшим мхом бревнам и наглухо закрытыми ставнями окнам, жилище выглядело давно заброшенным, однако, Беззубцев насторожился.

— Что-то не то… Схожу-ка погляжу, вы ждите здесь покуда.

С этими словами он растворился в тенях между деревьями.

— Лучше бы, все-таки, к нашей машине пошли, — пробормотал Евстафьев, поглаживая холку лошади. — Там хоть в тепле сидели бы.

— Ничего, Михалыч, — пробормотал Ярослав. — Еще вернемся.

Чьё-то покашливание сзади заставило их обоих резко повернуться.

На них смотрели два пистолетных дула.

— Покорнейше прошу извинить, но должен предупредить, что стреляю я метко, — хрипло произнес человек в надвинутой на глаза меховой шапке. — Извольте привязать лошадей вон к тем деревьям…

Опешившие от неожиданности, Ярослав и Евстафьев молча повиновались.

— Хорошо… А теперь соблаговолите проследовать в хату. Прошу, не смущайтесь.

«Прав был Беззубцев!» — пронеслось в голове у Ярослава. — «Кстати, куда он запропастился?!»

Войдя следом за Евстафьевым в избу, он зажмурился, когда, в полной темноте внезапно вспыхнули искры.

На столе в центре комнаты загорелась свеча, следом — другая. Лохматый кривой бородач, в тулупе на голое тело, сквернул щербатой улыбкой и зажег третью.

В их разгорающемся свете Ярослав с изумлением увидел Ирину, сидящую на лавке с кляпом во рту и связанными руками.

— Ира! — воскликнул он.

Кулаки его сжались, забыв об осторожности, он обернулся к человеку с пистолетами, сопровождавшего их.

— Вы за это ответите! — выдохнул он.

Человек усмехнулся и убрал пистолеты за пояс.

— На том свете все ответим, — равнодушно бросил он. — Присаживайтесь, гости дорогие. Афоня, развяжи девицу.

Ярослав узнал его — бывший подручный Годунова, работавший на Шуйского, кажется, его называли Мухой.

— Что все это значит?! — вмешался Евстафьев. — Кто вы?

— А вот это, — сказал Беззубцев, появляясь в дверях, — лучше сначала объясните вы.

Следом за ним в комнату вошла женщина, при виде которой Ярослав вспомнил ночных визитеров Шуйского — она была одной из них!

— Чего вы хотите? — выкрикнула Ирина. — Зачем меня похитили?!

— А зачем ты, царевна, полезла в тюрьму меня спасать? — прищурился Беззубцев. — Виданое ли дело!

— Видимо, напрасно! — огрызнулась Ирина, растирая затекшие руки. — А ты! — она перевела взгляд на одноглазого. — Я тебя пожалела!

— И за то, царевна, премного благодарен тебе! — осклабился кривой.

— Буде, царевна, — усмехнулся Беззубцев. — За свой полон еще спасибо скажешь со временем — считай, что за услугу тебе отплатили.

— Это чем же, интересно? — взвилась Ирина. — Напали из-за угла, перебили охрану, мешок вонючий на голову накинули…

— Насчет мешка — это ты зря, царевна, — заметил одноглазый. — Чистый мешок-то был…

— Себе на башку его напяль! — огрызнулась Ирина. Она выпрямилась во весь рост, глаза её гневно сверкали. — Вы что, совсем ополоумели?! Вас поймают и колесуют всех! Я — царская дочь! Немедленно отпустите нас!

Беззубцев хохотнул. — Поймают, говоришь? Ну-ну. Поумерь пыл, девица — ты не в царских палатах ныне.

Он посерьёзнел. — А теперь знать хочу — за каким лядом вы меня вытащить из острога вздумали? Ты, например, — он кивнул на Ярослава, — откуда вообще взялся? Сначала в подземный ход за мной увязался, из-за тебя, опять же, стрельцы меня схватили, а теперь, вот, спасать пришел? Как ты вместо тюрьмы в царские палаты попал? Зачем в Путивль рвешься? Времени у меня в обрез, так что ежели начистоту все сейчас выложишь, про то, как Годунов тебя нанял да следить за мной приставил, то порешим тебя быстро и без мучений. А иначе — поверь, я не хуже симеоновых умельцев пытать умею.

Ярослав лихорадочно соображал. Сказать правду? Все равно не поверит. Любой легенде — тоже.

Муха кашлянул.

— Ты, Юшка, погоди грех на душу брать. Не из Симеоновых людей попутчик твой непрошеный, это я тебе точно скажу. И вообще — не из местных…

Он метнул на Ярослава странный взгляд.

— Блаженный он, вроде как. Андрейка, юродивый, его за своего признал, и тем от дыбы избавил. Оттого и царевна к нему расположение имеет, потому как благочестива и сердцем чиста. Третьего дня его у разбойников Ляпунов отбил, вместе с царевной и дохтуром свейским, у него же он в услужении был. Вон, Афоня тебе подтвердит.