— Может, это он убил Агрида… Может, он…

Бал перебил меня:

— Даже не думай об этом, Фалькио. Начав, уже не сможешь остановиться, пока не свалишься от усталости. — Сказитель вновь огляделся: кроме нас и трактирщика, моющего стаканы в другом конце комнаты, никого не было. Не знаю, слышал ли хозяин трактира наш разговор, но он всегда держал ушки на макушке. — Что ж, говорят, что после того, как указ был зачитан вслух при дворе, Цеоло отвел короля в сторону и сказал: «Мой король, хоть вы — господин всего и вся, а я — всего лишь ваш смиренный советник, но я знаю, что слово короля, каким бы могущественным оно ни было, переживет моего господина лишь на сотню лет». Агрид поглядел на него, рассерженный подобной неучтивостью, и вскричал: «Да что ты себе позволяешь, Цеоло?» Не шелохнувшись, Цеоло ответил: «Всего лишь говорю о том, мой король, что спустя сотню лет плащеносцы вновь будут странствовать по нашей земле, а ваши великие слова изгладятся из памяти».

Бал взглянул на меня, и искра сверкнула в его глазах — теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это была слеза.

— Знаешь, сколько прошло с тех пор, как умер король Агрид? — спросил меня Бал. Я покачал головой, он наклонился еще ближе и прошептал прямо в ухо: — Почти сто лет.

Сердце затрепетало у меня в груди, словно молнии забушевали в крови. Я мог…

— Будь ты проклят, Бал, — взревел трактирщик на всю комнату. — Не забивай мальчишке голову этим дерьмом.

— Что вы имеете в виду? — спросил я и не узнал свой голос. Трактирщик вышел из–за стойки.

— Этих проклятых плащеносцев никогда не было, нет и не будет. Это просто байки, которые рассказывают недовольные жизнью неудачники. Странствующие магистраты в кожаных плащах, которые дерутся на шпагах и выслушивают жалобы нищих крестьян и рабов? Чертовы сказки, парень. Такого и быть не могло.

От того, с какой легкостью он опроверг существование плащеносцев, я вдруг почувствовал себя ничтожным и пустым, словно наша жалкая хибара, наполненная лишь пустыми мечтами мальчишки и бесплодными надеждами одинокой женщины, которая холодными зимними вечерами все еще глядит в окно в ожидании давно бросившего ее мужа. Бал попытался возразить трактирщику, но я перебил его:

— Вы врете… врете! Плащеносцы были и делали всё, что о них рассказывают. Глупый грязный король Агрид запретил их, но Цеоло знал! Он сказал, что в один прекрасный день они вернутся. И они вернутся!

Я бросился к двери, пока меня кто–нибудь снова не ударил, но остановился и, обернувшись, прижал кулак к сердцу.

— И я стану одним из них! — сказал я. И на сей раз это действительно прозвучало как клятва.

Вторая история, которую я должен вам рассказать, произошла два года назад в Шеверане, крупном торговом городе на юге Тристии. Все началось с женского крика:

— Чудовище! Отдай мою дочь!

Женщине было около тридцати, как и мне, у нее черные волосы и голубые глаза, такие же как у девочки, которую я нес на руках. Наверное, женщину считали даже красоткой, когда она молчала.

— Мама, что случилось? — спросила девочка.

Я увидел малютку, когда она упала с разбегу, зацепившись ногой за прилавок торговца фруктами на углу улицы. Глаза ее были исполнены ужаса: она сказала мне, что за ней гнался человек в рыцарских доспехах, но, когда я оглянулся, тот уже скрылся в толпе. Я взял девочку на руки и отнес домой; жила она недалеко, но все время путалась и забывала дорогу.

— Она ушибла лодыжку, — сказал я, стряхивая капли дождя с волос, чтобы они не заливали глаза. В Шеверане всегда идет дождь.

Мать девочки вбежала в дом — я подумал, что она хочет принести полотенце, но вернулась женщина с длинным кухонным ножом.

— Отдай сейчас же мою дочь, шкурник! — закричала она.

— Мамочка! — крикнула девочка мне прямо в ухо.

В этой истории все много кричали. Так что лучше к этому сразу привыкнуть.

— Говорю вам, девочка ушиблась, — сказал я. — Будьте так добры, позвольте войти, чтобы я мог спустить ее на пол. После этого можете попробовать зарезать меня, если хотите.

Женщина решила, что я пытаюсь ее обмануть, и стала звать на помощь.

— Драная шкура! Караул! Помогите! Шкурник схватил мою дочь!

— О святой Загев, Вызывающий слезы песней! — взмолился я. — Просто позвольте мне спустить малышку на пол.

На помощь ей никто не пришел; женщина с опаской оглядела меня, а затем отступила назад, пропуская в дом, но нож все еще держала наготове. За себя я не беспокоился: плащ делал меня неуязвимым для ножа, но в пылу борьбы женщина могла бы покалечить собственную дочь.

В главной комнате стояла небольшая лежанка. Я уложил на нее девочку, но малышка тут же вскочила и скорчила гримасу, коснувшись больной ногой пола.

Женщина подбежала к ней, сжала в объятиях, потом отодвинулась и принялась трясти и осматривать дюйм за дюймом.

— Что вы с ней сделали?

— Всего лишь помог встать, когда она упала, принес сюда и выслушал ваши крики. Больше ничего.

Девочка поглядела на нас.

— Это правда, мамочка. За мной погнался рыцарь, а этот дяденька мне помог.

Мать посмотрела на меня, затем на нож, все еще разделявший нас.

— Милая Беатта, глупышка, рыцарь бы никогда не причинил тебе зла. Скорее всего, он пытался защитить тебя.

Беатта насупилась.

— Это просто смешно, — сказал я. — Я собирался купить яблоко у торговца фруктами, когда…

В этот миг в дом вбежали двое мужчин и мальчик лет двенадцати.

— Святые угодники! Мерна, что случилось? — спросил тот, что был выше.

Все трое походили друг на друга — темно–русые волосы, квадратная челюсть, коричневая мешковатая одежда. Мужчины вооружились молотками, мальчик сжимал в руке булыжник.

— Шкурник схватил мою дочь! — заявила Мерна.

Я поднял перед собой руки, словно говоря: пожалуйста, не нападайте на меня.

— Это недоразумение, я…

— Недоразумение, ладно. — Мужчина шагнул вперед. — Думаешь, мы здесь рады шкурникам, которые приходят сюда и нападают на наших женщин?

— Да уж, — подтвердил другой. — Слуги дохлого тирана нам тут не нужны, шкурник.

Несмотря на мое желание развеять напряжение, я вдруг обнаружил, что держу в правой руке рапиру и ее острие находится у самой шеи работяги.

— Назови короля еще раз этим словом, друг мой, и молоток тебе не поможет.

Мерна пыталась закрыть своим телом Беатту, но девочка все–таки высунула голову.

— Почему вы его так зовете? Кто такой шкурник?

— Шкурник — это драная шкура, — процедила Мерна. — Так называемый магистрат кровавого короля Пэлиса.

— Вернее, наемный убийца, — заметил высокий. — Нужно задержать его и послать Тая за констеблями.

— Послушайте, — сказал я. — Я пришел сюда, потому что девочка повредила ногу. Она была напугана и считала, что ей угрожает опасность. Теперь она дома с вами, поэтому просто дайте мне уйти.

Вид рапиры убедил работяг в разумности моего предложения, и они начали понемногу расступаться, чтобы позволить мне пройти.

— Погодите, — остановила меня малышка.

— Что такое, Беатта? — спросила женщина.

— Я обещала ему, что разделю с ним ужин. Он уронил яблоко, когда нагнулся, чтобы помочь мне, и я сказала, что поделюсь с ним едой.

— Не стоит волноваться, — возразил я. — Я не…

К моему удивлению, мать девочки поднялась с лежанки и сказала:

— Обождите.

Оба мужчины и мальчик старательно делали вид, что удерживают меня на месте, хотя решительно ничего подобного не происходило.

— Почему вы зовете его шкурником? — снова спросила Беатта, обращаясь к мужчинам.

На этот раз ответил мальчик:

— Это значит, что он — драная шкура. Себя шкурники называют плащеносцами, и считается, что, пока они хранят честь, их плащи никогда не износятся и не порвутся.

— Только чести у них отродясь не было, — отозвался невысокий.

— Потому что они служили тирану Пэлису? — спросила Беатта.

— Да уж, эти ублюдки чинили препятствия законному правлению герцогов. Но не поэтому их называют «драными шкурами», детка. Когда герцоги возглавили войско, чтобы положить конец правлению тирана, эти так называемые плащеносцы бросили своего короля и сбежали, чтобы спасти собственные шкуры.