— Ты о чем?

— Каким образом ее светлость из злобной стервы превратится в королеву мира?

Я оглянулся на повозку, в которой ехала Валиана с посланником герцога, чтобы убедиться, что ни они, ни возница ничего не услышали.

— Вообще–то я не уверен. Кажется, Совет герцогов обладает властью и назначает регента…

— Нет, — сказал Кест. — Это лишь в том случае, если наследнику меньше тринадцати лет. А в данном случае в действие вступает «Региа манифесто де’эгро».

— А это еще что? — спросил Брасти.

— На языке древних «региа» означает «правление», «манифесто» — «управляющий закон», а «де’эгро» — «от богов».

— Ну да, так гораздо понятнее.

— Надо было больше читать и меньше разгуливать по кабакам во время обучения, Брасти.

— Все же не могут быть ходячими энциклопедиями, Кест.

— Полагаю, магистрату более подобает иметь энциклопедические знания о законе, нежели об эле.

Брасти улыбнулся.

— Теперь понятно, в чем твоя ошибка. С помощью пива я разрешил гораздо больше дел, чем ты с помощью мудреных законов, до которых никому нет дела.

Фелток хмыкнул.

— Святой Загев, Вызывающий слезы пением, это так–то вы, плащеносцы, решали мировые проблемы? Неудивительно, что все пошло прахом.

Кест не обратил на него внимания.

— Похоже, другие законы тебя вообще не интересуют, а этот запомнить немудрено. «Региа манифесто де’эгро», или «Божественный указ о законном правлении», состоит всего из семи строк. В нем говорится, что боги требуют, чтобы народом правил лишь один король или королева, а не совет. Также в нем говорится, что благодаря богам королевский род обладает особой кровью и процветание королевства именно от нее и зависит.

— Что за чушь, — фыркнул Брасти. — Кровь всего лишь кровь, она всегда красная.

— Как бы там ни было, полагаю, что ни манифест, ни герцоги с тобой не согласятся.

— И как отнесутся боги к сложившейся ситуации? — спросил я, предполагая, что боги вообще ни о чем таком не думают. Общеизвестно, что в большинстве древних трактатов очень мало говорится о праве.

— На удивление, — ответил Кест, оглянувшись на карету, — в манифесте действительно об этом упоминается. В последней, седьмой строке. Если кратко, то там говорится, что королевская кровь никогда не умирает, но являет себя сама по воле богов.

— Очень полезно, — хмыкнул Брасти.

— Я еще не закончил. По воле богов и при удостоверении «достойных по крови».

Черт!

— А «достойные по крови» — это…

Кест кивнул.

— Герцоги.

— До чего же удобно, — сказал Брасти чуть громче, чем следовало. — Чертовы герцоги убивают короля, а затем, согласно тайному закону крови, написанному каким–то там прикормленным попом, они вдруг наделяются магической силой и способностью разглядеть королевскую кровь в следующем претенденте. Хвала святым, что я стал плащеносцем, чтобы бороться за столь премудрые законы!

— Вряд ли все так просто, — сказал Фелток, потирая подбородок. — Будь это так, герцоги просто выбрали бы одного из своих.

— Ты прав, не все так просто. Ты служил генералом у герцога Пертинского. Думаешь, он стал бы сидеть сложа руки, пока другой, ничуть не более благородный и достойный герцог захватывает власть? Тысяча чертей, ты работаешь на Патриану: как, по–твоему, отнеслась бы к этому герцогиня Херворская?

Фелток хлебнул вина из меха.

— Герцогиня не отличается щедростью. Полагаю, ты прав. Так почему они позволят моей госпоже захватить власть?

— Потому что она дура, — весело сказал Брасти.

Фелток схватился за кинжал, висевший у пояса.

— Придержи свой язык, мальчишка. Я не жду, что ты станешь любить госпожу, но изволь говорить о ней с уважением.

Брасти поднял руки, делая вид, что подчиняется ему.

— Ты прав, ты прав, — любезно согласился он. — Она практически чертова святая, если учесть ее происхождение.

— Это до добра не доведет, — сказал мне Кест.

— Почему? — поинтересовался у него Фелток. — Потому что я старый глупый вояка и мозг мой слишком размягчился, чтобы понять зубоскальство великих плащеносцев?

— Фелток, — сказал я, — я не хочу оскорблять ее светлость, но она слишком молода и неопытна, к тому же бесхитростна и легко поддается влиянию. Герцогу Рижуйскому нет дела до того, что происходит за пределами его герцогства, поэтому он, скорее всего, постарается использовать ее, чтобы упрочить свое влияние. Его область полностью зависит от торговли, поэтому он попытается задобрить остальных герцогов. Валиана будет довольствоваться престолом и красивой одеждой, как радуется ребенок, получивший в подарок щенка, а герцоги станут творить в своих землях все, что им вздумается.

— Что ж, я рад, что вы не хотели оскорбить ее.

— Желаешь узнать о настоящих оскорблениях — тогда расспроси крестьян о том, что с завидным постоянством делают лорды с их юными дочерьми, — сказал Кест. — Или что случается с семьями, когда всех мужчин с крепкими спинами герцог вдруг отправляет на строительство храма или статуи или заставляет их нападать на соседние герцогства лишь для того, чтобы их господин прославился как великий строитель и полководец.

Их взгляды скрестились.

— Я не глуп. Знаю, что бывает, если на месте герцога восходит дурное семя.

— Если ты и впрямь так думаешь, то ты глуп, — тихо ответил Кест. — Герцог, правящий своими людьми не только железным кулаком, очень скоро начинает понимать, что на его призыв собираются лорды с отрядом рыцарей за спиной, размеры чести которых определяются лишь тем, насколько быстро они могут размозжить череп крестьянину по приказу.

— Так что же теперь будет? — перебил его Брасти. — Мы приедем на церемонию и… делу конец?

— Нет, скорее начало, — ответил Кест. — Ей нужна родословная грамота, подписанная всеми без исключения герцогами, иначе впоследствии могут возникнуть вопросы о праве на престол. Даже герцоги не хотят развязывать гражданскую войну.

— Полагаю, что еще они приведут мудреца, чтобы он провел «испытание сердца», — добавил я.

— Какое еще испытание? — напрягся Фелток. — Я не позволю им заковывать мою госпожу в железные цепи или произносить заклинания.

— Это не то, о чем ты подумал, — сказал я. — Это всего лишь обычай, с помощью которого мудрец якобы проверяет состояние ее сердца. Говорит ли она правду о том, что является общей дочерью Джилларда и Патрианы? Есть ли у нее враждебные намерения по отношению к герцогам? Гнездится ли зло в ее сердце? Замышляет ли она что–то низкое…

— У моей госпожи порою крутой нрав, но нет в ней ни зла, ни коварства.

Кест устало посмотрел на него.

— Именно! Поэтому герцоги с радостью примут ее, и Валиана станет идеальным орудием, с помощью которого они навсегда разорят нашу страну.

Мы с Кестом переглянулись. Мне не нужно было проводить «испытание сердца», чтобы понять, что замышляет мой друг.

Герцогский дворец, как и все остальные дома в Рижу, хранил в себе следы трех эпох усиливающегося разложения. Основание города заложили сотни лет тому назад, когда жители Рижу, подобно стальным медведям, сражались с захватчиками с севера, юга и востока. В далеких штольнях они добывали крепчайший камень эйденит и возводили из него фундаменты и стены дворца, которые не смогли бы одолеть никакие вражеские силы. Камень также положили и в основание городской площади, где теперь проводились все важные церемонии и народные гуляния. Площадь получила название Рижуйский валун, именно к этому месту по призыву властей стекались жители города, когда им приходилось вставать на защиту собственных жилищ.

А над благородным основанием запечатлелись сотни лет разрухи и упадка. Семь герцогских династий по очереди разрушали и перестраивали разросшиеся бальные залы и покои, пробивали во дворце тайные проходы, устраивали скрытые альковы, тюремные камеры в подземелье и комнаты пыток. Они, словно струпья, покрыли загорелую кожу великого народа.

Подобно престарелой шлюхе, герцогский дворец Рижу скрывал морщины и шрамы собственной истории. Ради того чтобы позолотить узоры обширных покоев и залов и заново обить стены дорогими тканями, нынешний герцог разграбил городскую казну. Как бывает со многими безумцами, он проявлял сумасбродство весьма изобретательно.