– Доклад завершен. Переход к рекомендованному плану боя через десять секунд… девять… восемь…

– Даже и не мечтай об этом, дамочка! – возмущается Стейнберг. Роль статиста его не устраивает. – Если уж мне суждено подохнуть, пусть я сам буду за рулем! Команда: максимальное ускорение. Выход к цели в стелс-режиме на треть дистанции поражения главного калибра. Полный залп главным калибром. Запуск всех имитаторов. Выход на орбиту Эскудо курсом на базу флота. Привести в готовность средства экстренной эвакуации. Привести в готовность систему ближней противоракетной защиты. Зенитным и противоракетным постам – огонь на половине дистанции эффективного поражения.

Компьютер затыкается на полуслове, умильным голосом сообщает:

– Принято. Команда в стадии исполнения.

Резко наваливается перегрузка. Судно набирает ход. Тревожно светятся рубиновые индикаторы. Калека хрустит суставами, разминая парализованные ноги.

– А ты чего ждал, – говорит Стейнберг голограмме. – У нас не фрегат, а дырявое корыто.

– Доклад: мощность главного двигателя достигла семидесяти процентов. Перегрев реактора наступит через пять минут. Выход к цели на заданную дистанцию – через три минуты десять секунд. Средства экстренной эвакуации приведены в готовность. Зенитные и противоракетные системы в готовности.

– Принято, – отвечает лейтенант, наблюдая, как точки истребителей тянутся к нему, меняют курс. – Нам больше пяти минут и не надо… А знаешь, жестянка, я к тебе как-то привык…

– Команда не опознана. Введите команду.

– Все ты понимаешь. Мы с тобой столько дерьма в вакууме на пару сжевали, что ты по моему пульсу должна определять, о чем я думаю, – задумчиво продолжает Карл. На этот раз компьютер почему-то не отвечает.

Лейтенант смотрит, как красные точки истребителей идут в его сторону. Что-то чуют, гады. Естественно. Мы ж фоним из всех дыр. Полторы минуты до залпа.

– Доклад: обнаружено направленное облучение поисковыми радарами. Выход целей на заданную дистанцию поражения – через пять секунд.

– Принято.

Консоль расцвечена красными переливами. Отказ системы подачи еще на одной зенитной батарее. Перегрев реактора. Моргает освещение. Холодный пот струится по лбу. Зверски мешает эластичный загубник. Истребители резко увеличивают ход, идут на перехват. Тридцать секунд.

Холодная отрешенность опускается, словно саван. Стейнберг снова смотрит на мир из другого измерения. Откуда-то сверху наблюдает свое неуклюжее тело в оранжево-серебристом скафандре, распластанное на раскладушке ложемента. Все точки над "i" расставлены. Понимание того, что неизбежная смерть наступит через минуту, гасит эмоции. Что ж, он сам выбрал свою судьбу. Его учили умирать не думая. Смерть – его профессия. Он внезапно понимает, для чего был оставлен в живых. И, если ничего нельзя сделать, так почему бы не умереть, как это принято говорить, – с честью? Вместо страха – холодное любопытство. Гипновнушение включает скрытую в мозгу подпрограмму, превращая тело в сжатую стальную пружину.

Десять секунд. Жидкий противоракетный зонтик расползается в пространстве. Вспыхивают искры сбитых ракет. Гаснет красная точка истребителя. Карл представляет, каково это, с бешеной скоростью лететь в прозрачном пузыре среди звезд, в упоении боя наблюдать за стартами собственных ракет. И раствориться в ослепительной вспышке. Во всяком случае, никаких мучений. Раз – и мгновенное небытие.

Сотрясается ложемент. Противокорабельные «Акценты» вырываются из шахт. Лазерные батареи крошат в стружку пачки ракет, запущенных с истребителей. Мощности резервного генератора хватает на десять секунд их интенсивной работы. Свет гаснет окончательно. Дрожь попаданий пробегает по перелатанным бортам. Боевая консоль в темноте – как огромная новогодняя гирлянда, где красных лампочек в несколько раз больше, чем зеленых. Что-то непрерывно бормочет в голове хорошо поставленный женский голос. Одна за другой гаснут зеленые метки сбитых «Акцентов». Одна из меток сливается с целью. Компьютер монотонно сообщает о попадании. Карл словно наяву видит, как в ядерной вспышке испаряются плиты атмосферной брони транспорта. Посмотрим, как ты теперь сядешь, голуба!

Стелс-система дает дуба вслед за генератором. Корабль сверкает в лучах радаров, словно рождественский подарок. Кажется, из фрегата решили сделать показательную мишень. Десятки красных точек тянутся к нему с разных сторон. Перегрузки крутят израненную железную рыбу. Из последних сил двигатели выполняют противоракетные маневры. Издыхающий фрегат меняет курс. Пытается уйти от столкновения с атмосферой. Обнаглевшие истребители в упор расстреливают беззащитного инвалида из пушек.

– Доклад: критический перегрев реактора. Выход реактора из строя через тридцать секунд. Повреждение резервного генератора. Системы ведения огня обесточены.

Стейнберг читает короткую молитву мертвому экипажу:

– Внимание, говорит командир. Экстренная эвакуация. Команде покинуть судно.

Он откидывает страховочные скобы ложемента, медленно, слишком медленно продвигается к люку. Медленно открывает его. Подплывает к трубе лифта. Втискивается внутрь. Давит панель управления неуклюжим пальцем. Корпус лифта трясет от непрерывных ударов. Сколько всего понапридумали люди! Лейтенант с некоторым стыдом признается себе, что иногда даже не знает, где находятся вышедшие из строя системы, перечень которых непрерывно диктует компьютер.

Он выползает из лифта уже в полной темноте. Под ногами снуют ремонтные роботы, брызжут аварийной пеной на покрытые инеем переборки. Искрит проводка. Парит фонтаном замерзающего воздуха перебитый трубопровод. Система восстановления судорожно латает артерии мертвеца.

Стейнберг влетает в единственный люк под зеленым индикатором. Повезло. Хоть один бот остался целым. Накидывает на себя страховочные скобы. Срывает рычаг аварийного старта. За мгновенье до того, как перегрузка перешибает дыхание, слышит грустный женский голос:

– Прощайте, лейтенант Стейнберг.

– Прощай, 3071. – хочет ответить Карл. Но не может. Стартовая перегрузка давит на грудь чугунной плитой.

– По крайней мере, я сделал все, что мог, – Стейнберг пытается убедить себя непонятно в чем, стараясь заглушить в себе острое чувство вины перед умирающим кораблем. Его кораблем. Консоль управления теряет четкость. Слезы?

Он играет джойстиком управления, сваливая утлое суденышко в голубой шар Джорджии. Где-то высоко над ним окончательно нокаутируют беднягу 3071. Он вспыхивает напоследок ослепительным солнцем. Его обломки метеоритами чертят атмосферу, крохотными смертельными пульками прошивают бросающиеся врассыпную истребители.

Россыпь сгорающих в атмосфере обломков маскирует бот. Стейнбергу опять дьявольски везет. Он отчаянно гасит скорость. Кабина начинает наполняется демпферным гелем, призванным смягчить аварийную посадку. Тревожный писк зуммера врывается в эйфорию спасения. Облучение радаром наведения. Кажется, везение кончилось. На хвосте пара истребителей. Они уравнивают скорость. Идут след в след. Почему-то не стреляют. Бот выпускает короткие крылья, в вихре огня несется вниз.

– Змей-Главный, я Змей-2, цель захвачена, разрешите открыть огонь!? – напряженно интересуется молоденький ведомый. Ему очень не хочется упустить свой шанс. Открыть личный счет. Что может быть лучше для молодого пилота?

– Змей-2, ответ отрицательный. Не трать ракеты. Выводим его в нижние слои, на высоте пять-десять расстреливаем из пушек. Я покажу как это делается, – с покровительственным оттенком отзывается ведущий пары.

– Принято, Змей-Главный.

В просветах низких облаков мелькает зеленое море джунглей. Бот отчаянно мечется, делая неуклюжие попытки уйти от преследования. Двойка тяжелых космических истребителей, играя с беззащитной жертвой, следует сзади.

– Что ж, теперь все средства хороши, – решает Стейнберг. Он срывает пломбу с защитного колпачка. Вдавливает кнопку подачи аварийного сигнала.

– Мэйдей, мэйдей, мэйдей! Спасательный бот Имперского военного флота терпит бедствие. Атакован авиацией противника. Следую курсом… – истошно вопит в эфир бортовой компьютер.