– Вот именно. А я сбежал, ничего ей не сказав, – Антон с досадой сжал голову.

Даша с сочувствием кивнула:

– Есть другие способы достучаться до умерших. Я чаще всего советую такое упражнение: перед самым засыпанием, когда вы уже в постели, составьте в несколько коротких предложений, то важное, что вы хотите ей сказать и начинайте повторять это про себя без остановки так, чтобы вы заснули с этими мыслями. Как только вы уснете, по ту сторону она уже наверняка будет вас ожидать и тогда вы сразу и передадите ей то важное, что хотели бы сказать. Только память о вашей встрече вы наверняка не донесете в этот мир и после пробуждения ничего об этом не будете помнить. Но для себя же знайте, что ваша любимая получила ваше послание. Для верности делайте это хоть каждую ночь столько времени, сколько посчитаете нужным. Когда этот вопрос разрешится между вами, хоть вы и не будете ничего помнить здесь, но почувствуете огромное облегчение при мыслях о ней и о ее смерти, а также перестанете испытывать чувство вины и внутренне будете спокойны при мыслях о том, что недосказали умершей.

Антон досадно поморщился. Чем больше они говорили об умершей Вере, тем больше он скучал и хотел не просто увидеться с плотной субстанцией, которую сейчас представляла из себя Верина душа, но быть с ней полноценно, с живой и здоровой.

Наблюдая за мучениями молодого человека, Даша сжалилась.

– Она будет на похоронах.

– Что?

– Они всегда приходят в церковь на отпевание и на похороны. Там их тело и там все их близкие. Души практически никогда не пропускают этих событий.

– Даша, – с надеждой обратился к ней Антон, – Похороны Веры должны состояться завтра. Я сейчас доеду до морга и уточню точное время. Не могла бы ты пойти со мной? Если вдруг я не увижу ее, то может быть ты могла бы передать ей послание от меня.

– Антон, не стоит смешивать в одну кучу привязанность к умершей и важность вашего послания. Я не думаю, что она держит на вас зло.

– Но вчера она не показалась мне доброй. И вообще, может быть она пришла просить о помощи, а не для того, чтобы наставить меня на путь истинный. Обстоятельства ее смерти довольно странны. Я просто боюсь, что она не донесла до меня нечто важное. Я очень тебя прошу. Отблагодарю, как пожелаешь.

– Не стоит. Мне не сложно это сделать. Не уверена, что смогу установить с ней контакт, но дам понять, что она может поделиться со мной информацией. Если она не посчитает нужным это сделать, то я пойму, что все в порядке.

Жизнь и смерть так непредсказуемы, так близки друг к другу.

Мы существуем, не зная, кто следующий покинет этот мир.

Н.А.

– Ты в порядке? – услышала Вера смутно знакомый голос, – Давай уже просыпайся. Спать надо было раньше, когда от тебя это требовалось.

– Ты? – удивилась Вера, открыв, наконец, глаза.

Попыталась пошевелиться, но руки были крепко прикованы чем-то к ее ложу. Одежда на ней была вчерашняя, купленная Пахомом. Так что можно было порадоваться хотя бы тому, что сегодняшней ночью впервые за этот долгий уикенд ее никто не переодевал. Вера огляделась: комната была по-домашнему уютной и дорого обставленной, и только больничная кровать, лампа дневного света над ней и капельница, стоящая около, создавали видимость больничной палаты премиум класса.

Рядом в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек, олицетворяющий сейчас для Веры самого дьявола во плоти – Герман Фишер собственной персоной. Не смотря на все свое гнилое содержание, о котором Вере недавно стало известно, этот мужчина был божественно красив. Очевидно, даже годы шли ему только на пользу. Внешне он вообще походил на человека из другой эпохи, эпохи лордов или зажиточных землевладельцев. Густые черные волосы без намека на седину, аккуратно постриженные усики и короткая щетина, большие светлые, всегда горящие то ли азартным то ли недобрым светом глаза на загорелом чуть обветренном лице. Пока еще не глубокие, самые первые морщины ничуть не портили его, а как будто напротив делали акценты на достоинствах его внешности, выгодно подчеркивая красоту его черт. Он, несомненно, господин – это читалось в каждом жесте. Еще на интервью Вера отметила его величественные манеры, повелевающие интонации, не терпящий возражений взгляд.

– Где я? – прошипела Вера.

– У меня в гостях, дорогая, расслабься, – спокойным тоном проговорил он, указывая на ее сжатые кулаки.

– Это обязательно? – Вера нервно дернула руками, которые были окольцованы пластиковыми ремешками, закрепленными на ее больничной койке.

– Вовсе нет. Дополнительная мера предосторожности.

– Дополнительная? – усмехнулась она, – Другими словами мне и так не выйти из этого дома живой, но перестраховка не помешает.

– Знаю, что Пахом успел тебе все рассказать. Представляю, твое состояние сейчас. Но твоя осведомленность не входила в мои планы, поверь.

– Залатанный гаденыш сдал меня. Сдал тебе как кусок паршивого мяса.

– Не совсем так. Не ропщи на Пахома. Он еще какое-то время колебался. Хотя уверен, он бы и сам принял верное решение. Первый шаг к нему он уже сделал, усыпив тебя у себя дома. А я еще при разговоре в морге прочитал в его глазах обман. Я сразу понял, что он приведет меня к тебе, но даже не ожидал, что так быстро. Мне следовало раньше посвятить его в подробности о важности именно твоего тела, тогда бы не возникло лишней суеты. Может, мне он и не предан как пес, но Эллу Пахом боготворил всегда. А ты дел, конечно, натворить успела: сначала каким-то чудом очнулась раньше времени, вопреки всем биохимическим законам, а вчера учудила этот номер со своим Антоном. Что теперь прикажешь мне с ним делать?

– Не смей трогать Антона, – Вера поднялась, насколько ей позволили удерживающие ее браслеты, – Мразина бесчеловечная!

– Да успокойся, ляг. Он и не дает повода, как ни странно. Вчерашний спектакль пришелся не ко двору, твой хахаль уже нашел тебе замену.

– Врешь, тварь!

– Попрошу не выражаться, в этом доме, – предупредил Герман.

– Засунь себе в задницу свои аристократические замашки.

Герман поднялся и, застегивая пуговицу на пиджаке, засобирался уходить.

– Плохое поведение. Подумай над ним. Пока в таком же положении. И запомни: люди, которые работают в этом доме, которые будут приносить тебе еду, обслуживать тебя, пока ты не заработаешь право на свободное перемещение, преданы мне на сто процентов. И ты совершенно верно подметила: они сделают все, чтобы ты и шагу не сделала из этого дома. Так что не трать сил понапрасну, – заметив, что Вера задумалась, Герман счел нужным пояснить, – Пахом не относился к их числу, он хоть и обязан мне, но в преданности не клялся и волен поступать, как считает нужным. И то, свою ошибку он уже осознал и признал.

– Что с ним?

– С ним все в порядке. Я же говорю – вовремя одумался. Поехал готовиться к твоим похоронам. Скоро и я к нему присоединюсь, чтобы все проконтролировать.

– А меня не возьмете? – участливо поинтересовалась Вера.

– Нет, обойдемся без тебя, не переживай, – раздался саркастический смех, – Все необходимые «мерки» я с тебя уже снял.

Я знаю многих людей, которые боятся смерти.

Они говорят: «Умирать страшно. Умирать сложно.»

Я с ними не согласен – умирать легко. Гораздо труднее жить.

Джеймс Хэтфилд

Пахом только что выпроводил толпу судмедэкспертов, и на пороге тут же появился воодушевленный Фишер.

– Ну что? У нас все готово? – обратился он к помощнику.

– Почти, – буркнул тот и проследовал в операционную.

Фишер прошел за ним, окинул взглядом помещение и задержал взгляд на теле, лежащем на каталке:

– За пару часов управимся. Комар носу не подточит. Только на руки наденем перчатки, а то с ними будет много мороки. Надеюсь, никто не будет возмущаться по этому поводу.