Жизнь и смерть во мне объявили мне
Жизнь – игра, у тебя нет масти
Смерть к тебе не питает страсти
Жизнь тебя проиграла стуже и смерти ты не нужен
Жизнь и смерть во мне объявили мне
Будешь жить не кидая тени, обладая горячим телом
Обжигая холодным взглядом станешь ядом
Жизнь и смерть во мне объявили мне
Так и будешь идти по краю
Между адом земным и раем
Между теми кто жил, кто снится
Путать лица…
Гр. Кукрыниксы
Пролог.
Бам-с… Резко подняться ей помешало что-то гладкое и холодное сантиметрах в тридцати от ее лба. А мороз-то какой! Она попыталась ощупать себя, но локти также наткнулись на тесные холодные стены. Тем не менее, нескольких скованных движений хватило, чтобы понять, что она обнажена. Какого черта?
Прежде чем предпринять следующую попытку пошевелиться, она зажмурилась и попыталась восстановить в памяти цепочку последних событий, которые привели ее в столь незавидное положение. Из глубин сознания посыпались яркие вспышки. Дрожащая стрелка спидометра на отметке «сто восемьдесят», расплывающаяся перед глазами горящая красным светом приборная панель, дворники с трудом преодолевающие сопротивление плотного потока воды. И какой-то постоянный источник раздражения справа от нее: «Ты что права купила? Плетешься еле-еле. Мы так до утра будем ехать. Жми на педаль!».
Антон!
Бам-с… И зачем только она снова попыталась поднять голову? Ах, да, чтобы посмотреть, нет ли рядом Антона. Но тут его точно нет. Тут слишком тесно даже для нее одной. И это явно не автомобиль, в котором она находилась в последние секунды своего сознания. Автомобиль разбился! Этого она не помнила, но помнила страшный удар, в момент которого она, по-видимому, и отключилась. В последние секунды она уже совсем ничего не видела, да еще и Антон начал выхватывать у нее руль.
Жаль, если он тоже умер. Она, кажется, успела полюбить его за то недолгое время, которое они были вместе. Она скорбно поджала губы, но тут же распахнула глаза в холодную темноту, едва сдержавшись, чтобы не устроить третий бам-с. Что значит тоже?
Она, конечно, голая, холодная, замурованная в какой-то металлический ящик, но она живая! Покойники не делают бам-с. Ни при каких обстоятельствах! Выходит, ее похоронили заживо? В памяти моментально всплыли страшилки об исцарапанных изнутри крышках гробов. Неконтролируемая паника начала овладевать ей. Стоп. Не могли же ее похоронить в цинковом гробу и совсем без одежды. Скорее всего это всего лишь морг! Всего лишь морг… Какое облегчение… Это всего лишь значит, что в ее ближайшем окружении в подобных стесненных условиях сейчас ютятся те, кому повезло чуть меньше, чем ей. Они не делают бам-с, они не мерзнут, не испытывают липкого ужаса, не прибегают к собственной иронии, чтобы не свихнуться от пугающего открытия. Пожалуй, напротив, им можно и позавидовать сейчас. А вот ей нужно срочно что-то предпринять, чтобы не пополнить ряды своих соседей. Естественно, они не
подавали никаких признаков жизни, естественно. Но она точно знала, что если она в морге, то не одна. Тут должен быть кто-то еще, кто присматривает за ней и ее товарищами по несчастью. Кто-то определенно по несколько раз на дню играет в импровизированные пятнашки с этими холодными ячейками. И единственный способ достучаться до него сейчас это: бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с…
**1
Смерть – такое же естественное явление,
как и рождение, только более значительное.
С. Кинг
– Иду-иду, кому не спится?
Вера замерла, услышав приглушенный голос, и немного удивилась спокойному тону говорящего. Может быть, это и не морг вовсе? Раз предполагается, что она должна всего лишь спать? Шаги приблизились и остановились. Вера постучала еще раз, чтобы определить для невидимого спасителя свое местоположение.
Лязгнул замок, и ее пренеудобное ложе выкатилось из кромешной темноты на тусклый свет, который все равно заставил Веру зажмуриться. Она, наконец, смогла протянуть руки, прикрыть ими заиндевевшее лицо и сесть без всякого бам-с.
– Передумала?
Вера отняла руки от лица и уставилась на говорящего.
Невзрачный паренек с топорщащимися в разные стороны темно русыми волосами, недельной щетинкой в очках прямоугольной формы и сером халате смотрел на нее устало и недовольно.
– Хорош пялиться, – Вера свесила ноги и скрестила их, чтобы хоть как-то спрятать ничем не прикрытые участки тела, руками обхватила себя за плечи, пряча обнаженную грудь и пытаясь хоть немного согреться, – Передумала что?
Тем временем, Вера не преминула с удовлетворением отметить свой впалый живот. Как бы его удержать в такой форме – мимолетом пронеслось у нее в голове.
– Помирать, чего ж еще? – ее спаситель облокотился локтем на ее недавнее ложе. В его, казалось бы, отстраненном взгляде заиграли искорки любопытства.
– Так это все-таки морг?
– Нет, б***, курорт на водах! – оживился собеседник.
Вера огляделась по сторонам. Как минимум на трех тележках лежали трупы. Не было никакого сомнения, что они уже никогда не передумают. Древняя старушка, старик и раскуроченное от подбородка до паха тело молодого мужчины. Это не Антон, успокоила себя Вера. А вслух в сердцах воскликнула:
– Твою мать! Твою ж ты мать! Как я тут оказалась?
Паренек молча наблюдал за ней.
– Я не один из ваших жмуриков, со мной можно разговаривать, – Вера помахала ладонью у него перед лицом для убедительности, – Но сейчас стану им, если вы не дадите мне одежду. Что вообще принято делать в таких случаях?
– Понятия не имею. Впервые подобный казус.
– Да? А лицо у тебя, как будто я третья такая за ночь.
– Это шок, – отмазался он.
– Врешь! Ты до сих пор что-то жуешь.
– На, – молодой человек снял с себя серый халат и накинул его на девушку, – Идти сможешь? Сейчас найдем что-нибудь для согрева.
– Спасибо. Да, – уверенно заявила Вера, но ступив на ледяной кафель босыми ногами, почувствовала небывалую слабость.
– Давай, опрись на меня. Как звать тебя?
– Вера.
– А я Пахом.
Слава богу, в подсобке у санитара морга Пахома нашлось все необходимое для согрева, а также и для того, чтобы отметить спонтанное знакомство.
Вера сидела облаченная в спортивные штаны, удобство которых заключалось в том, что они затягивались шнурком на талии до нужного размера и в растянутом шерстяном свитере крупной вязки. В руках она крепко сжимала граненый стакан с прозрачным напитком, а кончиками пальцев придерживала кусочек черного хлеба. Брезгливо оглядывая себя, она спросила:
– Чье это шмотье?
– За ним уже никто не придет, – обнадежил ее Пахом.
– Ясно, – поежилась Вера, – А мои вещи где?
– В больнице, наверное, остались. Плеснуть еще?
Вера протянула руку со стаканом.
– После такого сколько ни выпей, будешь как стекло, – усмехнулся Пахом, подливая спирта из прозрачной колбы.
Вера отняла руку.
– Погоди! Водой разбавлю! Не до такой же степени…, – остановил ее Пахом.
– Смотрю, тебя тоже не особенно забирает.
– Ты видела моих клиентов? А тут еще и ты! В момент все выветрилось.
– Ладно, Пахом, раз ты такой трезвый и адекватный, рассказывай.
– Что?
– Хоть что-нибудь! Как я тут оказалась? Живая в морозильной камере для трупов – хотя бы про это пару слов.
