Мне, как всегда, немного неловко. Словно первый раз здесь появилась: в тот день меня привез папин водитель. Припарковался возле крыльца и вытащил небольшой потрепанный чемодан, и я долго не решалась зайти внутрь. Все разглядывала внушительный фасад.

Так долго, что отец вышел сам.

До моего приезда мы встретились с ним всего раз — он прилетал в мой родной городок, чтобы познакомиться. Иначе бы я и не узнала его, и могла принять за отца… да кого угодно. Его окружало много представительных мужчин в возрасте. Личный помощник, например. Или поверенный — я думала такие только в американских фильмах бывают, но у папы и правда был собственный юрист, занимавшийся всеми его, в том числе личными, делами.

Мы с ним совсем не похожи. Я унаследовала от мамы рыжие волосы и зеленые глаза, еще и светлую, легко сгорающую кожу. И фигура у меня в ту родню — маленький рост и выпирающие косточки. А отец высок и грузен. В свои почти пятьдесят еще и вширь раздался и немного облысел. Да и его темные волосы, крупный мясистый нос и карие глаза вообще ничем не выдавали моего родственника.

Но он… очень старается им стать. И могу сказать, что у него вполне получается. Да, я его ненавидела и презирала — но он не таким уж и плохим оказался. Нормальным. Со своим сложным прошлым и непоколебимым желанием загладить вину. Даже почку не потребовал, напротив, решил сделать наследницей части своего состояния. Я, правда, открещивалась от всего, что несло на себе отпечаток чьего-либо ухода из жизни, но не смогла возразить ему, когда он усадил меня перед собой и сказал серьезно:

— Май, ты не думай, что я прямо сейчас сдохнуть собираюсь или у меня смертельную болезнь обнаружили. Не, я еще свою внучку замуж буду выдавать. Но мне будет спокойней, если я буду знать, что ты защищена, понимаешь?

Я поняла. Но жить в его доме отказалась наотрез, как и работать в его компании. Да и его Ирина не слишком-то способствовала нашему сближению. Моим внезапным появлением в жизни Александра Гавриловича Стральского она была ужасно недовольна. И колола меня как могла. И ни к единому слову не придерешься ведь — она третировала очень умело и скрытно, порой обидно до слез, но так, чтобы у меня не было повода наябедничать.

Впрочем, я и не собираюсь жаловаться. Даже когда еще в самом начале услышала, что она требует сделать тест ДНК, ни разу не показала, насколько мне неприятно. Я считаю, что у нее есть причины так себя вести… Или просто стараюсь оправдать каждого, кто встречался на моем пути?

Жмусь на крыльце, а потом делаю глубокий вдох и выдох, вцепляюсь в руку Дениса — вот уж кто выглядит радостным и уверенным в себе — и захожу внутрь. Постоянная горничная тут же забирает у нас верхнюю одежду и несет в большой гардероб, а я тщательно вытираю ноги. Не то что бы я снова пытаюсь выиграть немного времени — просто не хочется оставлять грязные следы на сверкающих полах. В нижней, «общественной» части дома не принято переобуваться, а взять с собой туфли я забыла. И судя по тому, как морщится Денис, он подумал о том же.

Наше появление заметили — а может отцу сообщили. Он выходит из дверей столовой и направляется к нам, широко раскрывая руки:

— Майя, рад тебя видеть. Все уже приехали, ждем только вас.

— Надеюсь, ты не морил голодом друзей из-за нас? — пытаюсь пошутить и с благодарностью принимаю рокочущий смех. И крепкие объятия.

— Нет. Ирина только подает аперитив. Пройдемте же.

Он берет меня за локоть, рядом пристраивается Денис, и мы делаем несколько шагов.

Я все еще волнуюсь, но уже не так сильно — все таки входить в столовую под защитой двух своих мужчин совсем не то, что одной. И незнакомые люди, и Ирина с её противным сынком меня теперь не так напрягают.

Мы появляемся как раз тогда, когда гости рассаживаются на свои места и потягивают разнообразные напитки.

— А вот и Майя с Денисом, — уверенно объявляет мой родитель. — Знакомьтесь…

Он начинает представлять присутствующих, но я будто глохну, когда вижу того, кто сидит по левую руку от пустующего места главы дома.

И снова начинаю слышать, когда отец называет столь знакомое имя:

— … и Илья Каримов, мой новый партнер и хороший приятель. Мне повезло, что он в Москву решил перебраться.

В голове вспыхивает сверхновая и тут же гаснет, оставляя за собой ноющую боль.

До меня доходит одновременно несколько вещей.

Каримов теперь живет в столице — а значит, слишком близко.

О наших отношениях он никому не говорил — и не собирается, похоже.

И он, однозначно, держит себя в руках гораздо лучше, чем я. Потому что пока я готовлюсь упасть в обморок, искра настороженного удивления в его глазах гаснет, и знакомый бесстрастный голос произносит:

— А я и не подозревал, что у тебя такая взрослая и… привлекательная дочь, Саш.

Я силюсь глотнуть воздуха, которого стало вдруг ужасно мало и выдавливаю из себя под звук грохочущего сердца:

— Простите… Я вдруг вспомнила, что мне надо сделать ужасно важный звонок.

Резко разворачиваюсь, задевая плечом ничего не понимающего Дениса, и быстро иду в глубину дома.

Мне нужна минута… а еще лучше час или вообще вся жизнь, чтобы прийти в себя. Перестать трястись и обливаться потом. И принять как факт, что мужчина, который предал меня дважды — первый раз когда соблазнил ради игры, а второй, когда вышвырнул из своей жизни — сидит за столом моего отца и тот называет его другом.

И партнером.

Илья мать его Каримов, которого я в своих мыслях именую не иначе как «ублюдок».

Мой бывший муж, с которым мы были вместе так недолго… но даже эти несколько месяцев изменили меня навсегда.

Я прячусь в туалете на первом этаже и подставляю под теплую воду дрожащие пальцы.

Когда я успела так промерзнуть? Или это расходится от моментально заледеневшего сердца иней?

Мысли мечутся и меня терзают самые разные желания — от порыва позвать отца и рассказать ему, кто такой на самом деле Илья Каримов, до потребности сбежать из этого дома и не возвращаться никогда.

Сколько прошло времени с момента нашей прошлой встречи? Больше трех лет. И эти годы я пытаюсь забыть все, что связано с Каримовым. И, как показывает сегодняшний вечер, безуспешно.

Есть выражение такое: «не отболело». Так вот у меня все еще болит так, что и секунда без этой боли была целой жизнью.

Смотрю на себя в зеркало, щиплю бледные щеки и, вздохнув, надеваю маску спокойствия. Меня застали врасплох, но я больше не слабачка. И к отцу жаловаться не пойду. Я не знаю их отношений, я не знаю, по какому такому указанию из Ада все это происходит, но я точно не хочу сейчас вскрывать собственные раны перед всеми этими людьми.

И ворошить то, что давно должно быть погребено под толстым слоем пепла.

— Еще раз прошу прощения, — спокойно улыбаюсь присутствующим, когда захожу в столовую. И даже не морщусь, когда выясняю, что единственный свободный стул — по правую руку от отца, напротив Каримова.

Оживленный разговор с моим появлением не прекращается, как и подача блюд. Без всякого аппетита я начинаю жевать траву, которую здесь называют закуской, и без всякого интереса пытаюсь вникнуть в суть обсуждения. Не ради того, чтобы участвовать в них — лишь создать видимость присутствия. И я вполне с этим справляюсь — смотрю в тарелку, подношу приборы ко рту, жую, периодически улыбаюсь — пока меня не настигает вопрос-подача:

— Мы все о делах да о делах, наверняка наскучили уже своими рассуждениями, раз дочь у тебя молчит. Или она всегда такая молчаливая, Саш?

Каримов даже не ко мне обращается.

И мне хочется воткнуть в него вилку.

Но я только отрываюсь от блюда и говорю совершенно спокойно, причем, также обращаясь к отцу:

— Молчание женщины всегда считалось её плюсом, разве нет?

Тщательно скрытую насмешку различают не все. Но отец хмыкает, а вот Денис, сидящий рядом со мной, неуместно бросается на мою защиту.

— Майя просто устала, а вообще она с удовольствием обсуждает интересные темы.