— Она умерла очень рано. Болезнь?

— Нет, — улыбка сползла с лица, будто ее никогда и не было. — Ее убили. Красота ее и погубила.

Он был первый, кто услышал эту историю. Агеллар не спрашивал, но открыв правду, я не могла больше молчать. Даже следователи, занимавшиеся расследованием, услышали от меня меньше, чем услышал тренер.

Это был самый обычный день. Утром я ушла в школу, отсидела положенное время, но немного задержалась. Меня попросили помочь со стенгазетой. Вернувшись домой, я не удивилась, что дверь не заперта. Мать периодически оставляла ее открытой к моему приходу. На голос она не отозвалась, и я решила, что она просто занята в саду. Прошла сразу в комнату, бросила сумку, переоделась. Вроде как услышала шум, решила, что мать вернулась.

— Она лежала в проходе между кухней и прихожей, вся в крови. Ей изрезали в клочья все лицо, и, если бы не одежда, мы бы ее не узнали. Даже волосы — и те обрезали. Я сразу бросилась к ней, но она уже была мертва. Мне было всего двенадцать, почему-то я не догадалась никого позвать или позвонить в полицию. Я сидела у ее тела, пока не пришел отец. Он потом сказал, что нашел меня без сознания, я ни на что не реагировала, но я этого уже не помню. Говорил, что мне разжимали руку, чтобы я выпустила ее пальцы. Помню только, что много плакала, рвалась к ней, но меня закрывали в комнате и не выпускали, пока в доме не воцарился порядок.

Потом, уже анализируя ситуацию с холодной головой, я винила себя в том, что не пошла ее искать сразу. Возможно, она осталась бы жива. Следователи сказали, что она ползла из кухни, потому что убили ее именно там, и услышанный мною шум не был плодом моей фантазии. В другой руке у матери была ложка, которой она стучала по двери, чтобы привлечь мое внимание.

— Я могла ей помочь. Если бы я не задержалась… Если бы пошла сразу ее искать…

— Тогда сейчас бы ты не сидела рядом со мной, а лежала рядом с ней, — грубо произнес Агеллар, сжимая мою руку и вынуждая посмотреть на него. — Слышишь меня? Ты ни в чем не виновата. Значит, так было суждено.

— У нее насчитали сорок ножевых ранений, из которых половина пришлась на лицо, — я тяжело вздохнула. — Убийца целенаправленно лишал ее красоты, мучил, заставлял ее страдать.

— Если бы она выжила, вряд ли бы ей понравилась такая жизнь, — заметил Агеллар. — Пример тому — моя мать. Болезнь забрала всю ее красоту, оставив только жалкие крохи, и она не выдержала. Это печально, когда из всех человеческих ценностей важнее лишь внешность. Тогда умирает душа.

— Простите меня, рейн Агеллар, — голос мой звучал жалко. — Вас жизнь потрепала куда больше, но при этом вы не отчаиваетесь, а я сижу и гружу вас еще и своими проблемами. Вы — первый, кому я доверила свое горе, но, видит Бог, за восемь лет я так устала молчать.

— Не стоит извиняться, Ранхил, тебе нужно было выговориться. Отпусти этих демонов, они не дают тебе жить.

— Хотела бы я, но как? Память не убьешь.

Его взгляд изменился. Словно он заново прожил кровопролитную войну и показал ее отголоски мне. Моя боль показалась мне в этом море лишь жалкой крупицей.

— Надо научиться жить, фильтруя воспоминания. Помнить, чтить память мертвых, но не проживать за них оборванную жизнь. У тебя есть своя, еще толком не начатая, потому счастливая. Отпусти маму, ей оттуда тоже не легко видеть твои страдания.

Глаза защипало, и я подняла их к небу, чтобы не разреветься. Губы задрожали, но внутри почему-то стало легче. Уходите, призраки прошлого, я хочу научиться жить настоящим. Я хочу жить.

Горячая рука потянула меня вверх, стаскивая с места, как-то неуклюже прижала меня к телу.

— Она всегда будет рядом с тобой. Матери никогда не оставляют своих детей.

Он ведь тоже это чувствовал, и кто знает, как было больно ему, но своей боли он не показывал. Не потому, что хотел спрятать. Просто иногда так нужно.

— Пойдёмте, — позвала я, разрывая объятия. Но руку не отпустила.

Мама, теперь у меня есть стимул к жизни. Более счастливой, я надеюсь. И я никогда о тебе не забуду, только теплое плечо рядом — это большая опора, чем безликая память. Я хочу жить настоящим, хочу иногда держать его за руку, потому что эта рука вернула меня к жизни.

Он давил педаль газа так, словно боялся, что их кто-то догонит. Ранхил замерла рядом, думая о своем, но демоны как раз пришли по душу Агеллара. За окном проносились машины, уже спустились сумерки, требуя от водителя сосредоточенности и внимания, а он был далек от этого.

Что он знает о ней? Лишь то, что она позволила узнать. Ее история разбередила ему душу, и при желании он мог бы докопаться до истины. Но зачем ей правда? Она лишь принесет ей новых переживаний.

— Когда это случилось, — спросил он, — что-нибудь из вещей пропало?

— Нет, даже деньги на столе лежали — их никто не взял.

Выходит, это не ограбление. Либо ревность, либо месть. Причем первое более вероятно — если испортили лицо. Да и из мести могли бы вырезать всю семью.

— Я не хочу знать, кто это сделал, — словно прочитав его мысли, сказала Ранхил. — Говорят, меньше знаешь — крепче спишь.

И дольше живешь, добавил про себя Агеллар, но вслух, естественно, не произнес.

— Это разумно.

Машина остановилась возле ее дома, когда за окном уже стемнело. Агеллар заглушил мотор и положил руки на руль.

— Сколько я вам должна? — спросила она, роясь в сумке, но он накрыл рукой ее руки. Ранхил подняла голову.

— Оставь это, — подавляя внутреннее возмущение, как можно спокойней произнес он. — Я это делал не ради денег.

— А ради чего? — надтреснутым голосом спросила она.

— Чтобы маленькие девочки не плакали, — отшутился он, и увидел на лице ответную улыбку.

— Если вы увидите меня плачущей, вам придется на мне жениться.

— Какой кошмар! — притворно ужаснулся тренер. — Мне придется выколоть себе глаза.

— Не стоит, — во взгляде промелькнуло нотки укоризны. — Доброй ночи, тренер. Ваша помощь была неоценима.

— Доброй, Ранхил. Завтра я жду тебя на баскетбол.

— Есть! — она шутливо отдала честь.

— К пустой голове не прикладывают, — пожурил он. Она уже была за дверью, поэтому не слышала. — Хотя не такая уж она и пустая, — добавил он задумчиво.

Дождавшись, пока в окнах загорится свет, он вывел "Хайрем" на дорогу.

Ничто так не сплачивает заклятых

врагов, как общая цель.

***

Я едва дождалась окончания занятий. Соблазн сбежать с последней пары был велик, но Агеллар бы меня за это по голове точно не погладил. Разве что утюгом.

Он написал мне, что сегодня команда впервые будет тренироваться в полном составе. Значит, он уже подобрал нужных людей и ввел их в курс дела. Тем лучше, времени у нас все меньше, а от того, как мы выступим, будет зависеть не только престиж колледжа, но и авторитет тренера. После всего сделанного для меня мне очень не хотелось его подвести.

После пар меня из аудитории сдуло ветром. Я так спешила, что чуть не забыла пакет с полотенцем, позаимствованным у Агеллара. Я забрала его домой, выстирала в лучшем кондиционере, который даже специально для этого приобрела, и высушила. В общем, сделала так, как никогда не делала с собственным бельем. Разве что духами не обрызгала и лепестками роз не осыпала, и то только потому, что посчитала это пошлостью.

Увидев меня, Агеллар засиял, как начищенная монета. Я даже отпрянула, настолько мне неожиданно было видеть счастливо улыбающегося тренера.

— Что я уже сделала не так? — буркнула я, отступая, на всякий случай, к двери.

— Тьфу на тебя, Ранхил, с тобой даже не порадуешься, чтобы ты подвох не поискала. Идем, тебе покажу первой.

Он завел меня в санузел, где на натянутой веревочке болталось семь вешалок с одинаковой формой в черно-красных тонах. Я удивленно потрогала ее.

— У нас даже форма будет своя? — восхитилась вслух. Агеллар довольно кивнул. — Вот это да! Как на настоящих соревнованиях.